Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет

Потом она закрыла лицо руками и зарыдала.

Зрелище стало невыносимым. И мне до всего этого не было никакого дела. Я вскочила с места.

Именно в этот момент дверь распахнулась, ударившись о стену, обитую шелком, и в комнату ввалился Уильям Блейк, похожий на рассерженного медведя.

– Какого черта! Кто вы такой? – спросил Рауль.

Поскольку он сказал это по-французски, Уильям Блейк не обратил на него ни малейшего внимания. Он остановился в дверях, тяжело дыша. Он казался очень большим – англичанин до мозга костей, с растрепанными светлыми волосами, спокойный и надежный. Он посмотрел в глубь комнаты на меня, игнорируя остальных присутствующих:

– Линда? Что здесь происходит? У вас все в порядке?

– А, Уильям! – сказала я с истерическим смешком и побежала к нему через всю комнату, держа в руках чашку с бульоном.

Он не сжал меня в объятиях, а взял за плечи и с редким присутствием духа удержал на таком расстоянии, что бульон вылился не на его истрепанную куртку, а на бесценный савойский ковер.

– Спокойно, – сказал он. – Вы уверены, что у вас все в порядке?

– Да-да, все хорошо.

Ипполит повернулся к нему и привстал, удивленный неожиданным вторжением, но Элоиза была в таком состоянии, что ее нисколько не смутило присутствие постороннего. Она громко рыдала – эти звуки отнюдь не гармонировали с утонченной атмосферой элегантной гостиной. Ипполит молча беспомощно переводил глаза с Уильяма на нее и обратно.

– А, это тот самый англичанин. Я вам о нем рассказывал, – заметил Рауль, не двигаясь с места.

Я увидела, что Уильям вздрогнул, услышав рыдания Элоизы, но не покинул своего поста в дверях, угрожающе выпятив челюсть.

– Вас не обидели?

– Нет-нет, Уильям. Все уже кончено, честное слово.

– Я могу что-нибудь сделать?

– Ничего. Только… увезите меня отсюда.

У себя за спиной я услышала, как Ипполит говорит с едва сдерживаемым отчаянием:

– Пожалуйста, Элоиза. Сделайте усилие, возьмите себя в руки. Это не поможет, нисколько не поможет. Вы только заболеете. Элоиза!

– Ну ладно, – сказал Уильям. – Давайте уберемся отсюда. И поскорее. – Он обхватил меня за плечи и повернул к двери. – Пошли.

Ипполит шагнул ко мне.

– Мисс Мартин…

Но тут Элоиза прорыдала что-то неразборчивое и ухватила его за рукав – отчаянный жест, который даже тронул меня.

– Я не могу этого вынести, Уильям, – обратилась я к Блейку. – Погодите.

Вручив ему полупустую чашку бульона, я подошла к мадам де Вальми. Ипполит немного отступил, и я опустилась на колени перед маленьким золоченым стулом. Я стояла на коленях у ног Рауля. Я не смотрела на него, и он не двигался. Элоиза все еще закрывала лицо руками. Рыдания уже не так сильно сотрясали ее тело. Я мягко взяла ее руки за запястья и отвела их от лица.

– Мадам, не надо. Перестаньте плакать. Мы сможем поговорить обо всем, когда вы будете чувствовать себя лучше. Не будет ничего хорошего, если вы заболеете. – Я обернулась к Ипполиту. – Разве вы не видите, в каком она состоянии? Нет никакого смысла продолжать этот разговор. Она не знает сама, что говорит. Ее надо уложить… мадам, можно будет все уладить, вот увидите. Перестаньте плакать. Пожалуйста.

Рыдания словно застыли у нее в груди. Она посмотрела на меня прозрачными, влажными от слез глазами. Куда девалась ее красота! Искусно подкрашенные щеки повисли вялыми серыми складками, рот был полуоткрыт, губы распухли от рыданий.

– Достаточно слез, мадам, – сказала я. – Не терзайте себя больше. С вами ничего не случится. Все уже кончено. Вот, возьмите мой платок… Но вы же замерзли! Не знаю, почему вы сидите здесь, ведь в кабинете топится печка; и не так давно вы болели. Может быть, пойдем в кабинет и попросим Гастона принести туда кофе? Вы можете встать? Давайте я вам помогу…

Она встала медленно, словно застывшая, и я повела ее к двери в кабинет. Она шла послушно, как будто во сне. Остальные пошли за нами. Никто не сказал ни слова. Она все еще всхлипывала, правда гораздо тише, прикрыв рот моим носовым платком. Я усадила ее в кресло возле печки и снова встала на колени на ковер рядом с ней.

Не помню, что я ей говорила, но рыдания замерли, и наконец она тихо откинулась на спинку кресла и посмотрела на меня. Она выглядела изможденной, словно вот-вот потеряет сознание. Вдруг она сказала неясно, невыразительным тоном, как говорят во сне:

– Вы всегда мне нравились, мисс Мартин. Вы понравились мне с первого взгляда.

– Я знаю, – успокаивающим тоном сказала я. – Все хорошо. Мы отвезем вас домой, и…

– Знаете, вас бы никто не упрекнул, если бы что-нибудь случилось. Мы не хотели вам зла. Мы с самого начала не хотели, чтобы вас в чем-то обвинили.

– Ну конечно.

– Леону вы тоже понравились. Он сказал, что вы храбрая. Он употребил именно это слово. Он произнес однажды: «Это храбрый чертенок, и будет очень жаль, если придется с ней покончить».

– И что он хотел этим сказать? – очень тихо спросил Рауль, стоявший за мной.

Мадам де Вальми не обратила на него никакого внимания. Она вела себя так, словно в комнате были только мы двое. Она держала меня за руки, смотрела на меня своими прозрачными глазами и говорила усталым монотонным голосом, словно была не в силах остановиться:

– Он сказал это два дня назад. Конечно, после второго случая с перилами мы должны были уволить вас, понимаете? Он сказал, что вы слишком бдительная и, если что-нибудь случится, станете нас подозревать. Мы были очень довольны, когда вы сами дали нам повод отослать вас. Вы, наверное, думали, что я на вас сержусь, правда?

– Да, мадам.

– А потом мы получили телеграмму. Мы должны были что-то сделать как можно скорее. В селении ходили слухи относительно вас и Рауля: говорили, что вас собираются уволить, но Леон сказал, что, если пойдут слухи о вашей связи с Раулем, это может нам потом пригодиться.

Я услышала, как Рауль переводит дыхание, будто собираясь заговорить. Я быстро сказала, чтобы отвлечь ее:

– Да, мадам, я знаю. Альбертина первая стала распускать слухи, не так ли? Не думайте об этом сейчас.

– Она не знала, что мы собираемся делать, – сказала мадам де Вальми, – но она не любит вас. Никогда не любила. Это она сказала о шуме, который вы подняли тогда из-за рецептов. Альбертина сказала это мне только для того, чтобы причинить вам неприятность. Она думала, что я стану считать вас неряшливой дурочкой. Это было просто от зависти. Но именно ее слова навели нас на мысль об отравлении, понимаете? Только поэтому мы и заказали эти таблетки. Мы не хотели свалить это на вас, мисс Мартин. Все должно было выглядеть как несчастный случай. Яд был в глюкозе, понимаете? Яд был в глюкозе, которую вы каждый вечер клали в его какао.

– Мадам…

– В пузырьке осталось мало пилюль, поэтому мы смыли голубую оболочку с таблеток, растолкли их и сделали очень сильный раствор. Может быть, слишком сильный. От них какао должно было показаться горьким. Он ведь не выпил его, правда?

– Нет. Но дело совсем не в этом. – Я с отчаянием обратилась к Ипполиту, который молча стоял у стола. – Можно мне позвонить и попросить принести немного кофе, мсье де Вальми? Я действительно думаю…

– У нас не было времени придумать что-нибудь лучшее, – продолжала Элоиза, – это должно было выглядеть как несчастный случай. Если бы он выпил это и умер, никто бы не подумал об убийстве. Эти антигистаминные таблетки голубого цвета. Доктор мог бы подумать, что мальчик принял их за конфеты. Это часто бывает с детьми. Мы хотели выбросить остаток глюкозы и положить пару таблеток возле его кровати. Несколько таких таблеток мы положили в баночку, которая стояла у вас на камине, где он мог бы найти их и проглотить. Никто бы вас не обвинил. Подумали бы, что вы забыли их отдать миссис Седдон. Леон сказал, что тогда вас бы не стали обвинять.

За моей спиной Рауль спросил:

– О чем вы, собственно, говорите, Элоиза?

Она посмотрела на него снизу вверх мертвым, застывшим взглядом лунатика. Казалось, она забыла о том, что только что плакала.

– О яде, – как-то механически ответила она. – Может быть, план был не очень хороший, но мы должны были действовать наверняка, и это единственное, что мы смогли придумать, – ведь все должно было выглядеть как несчастный случай. Но он не проглотил эти таблетки. Все хорошо. Это она так сказала. Я просто объясняла ей, что мы совсем не желали ей зла. Она мне нравится. Всегда нравилась.

– Мадам, вы расстроены, – быстро сказала я. – Вы сами не знаете, что говорите. Теперь нам надо выпить немного кофе и отвезти вас домой.

За моей спиной Рауль спросил:

– А если бы обвинили мисс Мартин? Если бы стали подозревать, что совершено убийство? Вы ведь дали всем понять, что мы с ней… могли бы иметь причину желать Филиппу смерти?

Элоиза ничего не ответила. Только смотрела на него.

– Наверное, именно это имел в виду мой отец, когда сказал, что сплетни «могут позже пригодиться»?

Ипполит хотел что-то сказать, но Рауль прервал его:

– Ночью во вторник кто увидел первый, что они ушли, скажи мне, Элоиза?

– Леон. Он не спал. Мы должны были высыпать остаток глюкозы и…

– Так. Он увидел, что Филиппа нет в комнате. А потом?

– Он подумал, что мальчик почувствовал себя плохо и пошел к мисс Мартин. Но у нее было темно. Она тоже ушла.

– А когда он не нашел их, что было потом?

– Мы послали за ними Бернара.

– С какими инструкциями? – спросил Рауль.

Элоиза ничего не ответила. От безжалостных вопросов Рауля она, казалось, снова ожила. Глаза ее стали осмысленными, и она смотрела на него со страхом.

– С какими инструкциями, Элоиза?

Она все еще не отвечала. Ей не надо было отвечать. Черты ее лица стали какими-то плоскими и сгладились, как тающая свеча.