Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет

«Все, что случилось с тех пор, как Рауль появился в замке Вальми, все, что он сказал и сделал, может быть истолковано лишь как доказательство полной невиновности», – говорила я себе, припоминая самые незначительные подробности. Отдельное слово, случайный взгляд – ни один адвокат никогда не выносил свое суждение на основании столь ненадежных доказательств. Рауль ничего не знал о намерении нанять гувернантку, не понимающую по-французски; его нисколько не обеспокоило, а только позабавило то, что я могла подслушать разговор Леона де Вальми с женой; он был потрясен, услышав, что в Филиппа стреляли в лесу; его резкие, почти грубые вопросы относительно Уильяма Блейка и странная раздражительность в тот вечер были вызваны ревностью или какими-то неприятностями, а вовсе не тем, что у сироты, которую они считали совершенно одинокой и беспомощной, оказался неподалеку друг – дюжий англичанин; и тот сигнал, из-за которого Филипп выскочил на балкон и едва не погиб, мог быть чистой случайностью. Бернар о нем не упоминал. Что же касается безапелляционного заявления Бернара, что в Филиппа стрелял именно Рауль, то я вообще не считала его заслуживающим какого-либо доверия. Даже мертвецки пьяный и уверенный в своей возлюбленной мужчина сто раз подумал бы, прежде чем высказать подобное обвинение, если бы это было правдой. И потом, на балу…

Но здесь воспоминания сплетались в такой спутанный клубок, что я, словно Алиса среди игральных карт, попыталась отшвырнуть их от себя. Неужели я должна поверить, что мои воспоминания так же мертвы и фальшивы, как эти карты, что я должна сложить их в ящик и через много лет достать их, когда они выцветут и запылятся, и раскладывать в одиночестве, как пасьянс? Да, остается только это. Я не могу рисковать жизнью ребенка. Рауля следует считать виновным, пока он не докажет свою непричастность. Рауль здесь, но мы не можем просить его о помощи.

– Мадемуазель, – шепнул мне на ухо Филипп.

Я открыла глаза. Его лицо было рядом с моим. Он был испуган.

– Там, на вершине за нами, кто-то есть, – выдохнул он. – Он только что вышел из леса. Мне кажется, это Бернар. Как вы думаете, он тоже в этом замешан?

Я кивнула и быстро приложила палец к губам, потом осторожно подняла голову и всмотрелась сквозь завесу ветвей в склон, который находился у нас за спиной. Сначала я различила только деревья и кусты, но потом нашла его. Это был Бернар. Он был над нами, на расстоянии примерно двухсот ярдов, рядом с высокой лиственницей. Мне не надо было говорить Филиппу, чтобы он держался поближе ко мне; оба мы лежали в нашей зеленой норке тихо, как притаившиеся кролики. Бернар стоял неподвижно, обшаривая взглядом лежащий под ним склон. Прошло несколько минут. Он смотрел в нашу сторону. Взгляд его, казалось, остановился на нас, потом, скользнув в сторону, вернулся…

Он быстро спускался по склону туда, где были мы.

Думаю, что кролик лежит неподвижно в норе, когда смерть подползает к нему, только потому, что надеется – хотя у него нет никаких оснований для этого, – что смерть его минует. Мы лежали неподвижно.

Он не спеша прошел половину пути, и вдруг я услышала знакомое урчание мотора возвращающегося «кадиллака».

Я крепко сжала руку Филиппа, лежавшую среди коротких стебельков травы, и, повернув голову, старалась разглядеть, что делается на дороге. Я напряглась, боясь, что не выдержу и помимо своей воли брошусь прямо под машину.

До сих пор не знаю, побежала бы я к нему или нет, но не успела я пошевелиться, как услышала легкий скрип тормозов. Машина затормозила на гравии, но остановилась, только проехав примерно еще пятьдесят ярдов. Сквозь ветки я увидела Рауля. Он посмотрел вверх, туда, где находился Бернар, и дважды нажал на кнопку сигнала. Бернар остановился. Рауль поднял руку. Бернар повернулся и быстро зашагал к машине. Перепрыгнув через канаву, он подошел к дверце машины. Рауль что-то сказал, Бернар покачал головой, потом сделал широкий жест, включающий все окрестности от того места, где мы лежали, до Дьедонне. Рауль подал ему знак, и Бернар, обойдя машину спереди, сел рядом с ним.

«Кадиллак» медленно проехал мимо нас. Рауль, наклонив голову, зажигал сигарету. Бернар что-то серьезно говорил ему.

Я повернулась к Филиппу, и наши глаза встретились.

Через некоторое время я медленно поднялась и протянула мальчику руку.

– Пойдем, – сказала я, – свернем с дороги и найдем где-нибудь местечко, чтобы поесть.

Мы поели и повернули в лес. Там не было ни души. Через некоторое время тропа, по которой мы шли, вывела нас из дикой чащи куманики и жимолости на небольшую зеленую поляну; и там, не очень далеко от нас к северу, мы увидели наконец голубые просторы озера Леман, проглядывающие сквозь стволы покрытых почками деревьев.

– Ну вот, – сказала я, – здесь мы немного посидим.

Филипп оглядел уютную поляну. Она была залита солнцем и защищена со всех сторон. Вокруг нас теснились высокие деревья, густой кустарник словно взбирался по горным склонам. Темные падубы и белые, словно кость, стволы ясеня проглядывали сквозь туман молодых березовых листков, ярко-зеленых, как гроздья незрелого винограда. Внизу путаница ветвей круто спускалась к Тонону. Мне казалось, что его яркие кровли и стены домов были от нас не дальше мили. Я видела блестящие шпили, улицы, площадь с пестрыми газонами и белый парапет набережной. В самом городке тоже было множество деревьев: плакучие ивы, словно сошедшие с китайского рисунка тушью; кипарисы, возвышавшиеся над синим простором озера и придававшие пейзажу что-то итальянское; кое-где на фоне яркой стены целые тучи каких-то белых соцветий.

У моих ног протекал ручеек, а немного подальше, укрывшись под тенью ствола упавшей березы, расцветали примулы.

Филипп взял меня за руку:

– Я знаю это место.

– Правда? Откуда?

– Мы были здесь на пикнике. Тут росли колокольчики, и мы ели пирожные.

– Ты помнишь дорогу в Тонон? Как туда спуститься?

Он указал налево:

– Дорога здесь идет вниз уступами, как лестница. В самом низу забор и узкая тропинка. Она ведет к шоссе, и по ней можно выйти к гаражу и магазину, где живет бесхвостый рыжий кот.

– Она выходит на главную улицу?

Он нахмурился, глядя на меня.

– Ну…

– Там много народу, разные магазины и оживленное движение?

– Да нет. Там много деревьев и дома. На ней люди просто живут.

– Жилой район. Что ж, неплохо. А ты сможешь найти дорогу отсюда к вилле Мирей? – спросила я.

– Конечно. Между двумя заборами есть дорожка, по которой можно пройти почти к самому озеру, потом вы спускаетесь все ниже и ниже, там нижняя дорога и ворота. Мы туда всегда ездили на фуникулере.

– Боюсь, что на этот раз нам придется идти пешком. Ну что же, это чудесно, Филипп. Мы почти у цели. А с таким проводником, как ты, – я улыбнулась мальчику, – мы никогда не заблудимся, верно? Немножко позже я попрошу тебя снова рассказать мне о дороге к вилле Мирей, а сейчас, думаю, нам надо остановиться и отдохнуть.

– Здесь?

– Прямо здесь.

Он с облегчением уселся на березовый ствол.

– У меня болят ноги.

– Неудивительно.

– А у вас?

– Нет, ноги не болят, но я не спала прошлой ночью, и если я не отдохну немного, то засну на ходу.

– Как лошадка, – сказал Филипп и захихикал, может быть, чуть-чуть визгливо.

Я погладила его по щеке.

– Конечно, как лошадка. Ну а теперь я приготовлю постель, а ты сделай нам чай.

– Английский чай?

– Конечно.

Трава была сухая, солнце стояло высоко, воздух веял теплом. Встав на колени у мертвого березового ствола, я тщательно разровняла землю, убрала сухие ветки, куски коры и несколько острых камней с нашей «постели» и разостлала свое пальто. Филипп торжественно делил остатки бисквита Уильяма на равные части. Он отдал мне мою долю вместе с половиной шоколадки. Мы ели молча и не торопясь.

– Филипп, – сказала я.

– Да, мадемуазель?

– Скоро мы будем в Тононе. Нам надо идти прямо в полицию.

Он молча смотрел на меня большими глазами.

– Я не знаю, где находится ближайший британский консул, – продолжала я, – а то мы бы могли пойти к нему. Не думаю, чтобы в Эвиане был консул, а в Женеву мы не попадем, потому что у тебя нет с собой документов. Поэтому остается только полиция.

Он все еще молчал. Я ожидала. Думаю, он знал так же хорошо, как и я, что в полиции прежде всего свяжутся с Леоном де Вальми. Через некоторое время он спросил:

– Когда вернется домой дядя Ипполит?

– Понятия не имею. Может быть, он уже приехал, но думаю, нам надо подождать еще немного… пока не стемнеет.

Пауза.

– А где этот ваш мсье Блейк?

– Не знаю. Может быть, где-нибудь в Дьедонне или вернулся в хижину. Но мы… мы не можем ждать его здесь. – Филипп быстро посмотрел на меня, и я поспешно добавила: – Мы можем позвонить из Тонона в «Кок Арди». Они ему передадут. Да, это хорошая мысль. Мы можем попытаться.

Филипп все еще ничего не отвечал. Я с беспокойством посмотрела на него:

– Ты хочешь сразу пойти к дяде? Правда?

Он кивнул.

– Филипп, знаешь, с тобой ничего не сделают, если ты пойдешь в полицию. Мы… мы должны туда пойти. Они будут очень добры к тебе и присмотрят за тобой, пока не приедет твой дядя Ипполит… лучше, чем я. Мы правда должны пойти туда.

– Нет, пожалуйста, не надо, мисс Мартин!

Я знала, что должна настоять на своем. Но меня переубедило не только красноречивое молчание Филиппа, не прикосновение его маленькой холодной руки. И я не очень-то боялась встретиться лицом к лицу с Леоном де Вальми… Но моя злость как-то растворилась, превратившись в усталость, так что мне тяжело было думать, что придется говорить с Леоном де Вальми в присутствии полицейских.