Я оставалась с ним и рассказывала ему разные истории, чтобы хоть немного развеселить и отвлечь от случившегося до тех пор, пока он, чистенький и свежий после горячей ванны, расположился в надежном убежище, на ковре перед камином в детской, которая по моему настоянию называлась теперь комнатой для занятий. Мальчик не возражал, когда пришла Берта со своей штопкой, чтобы посидеть с ним, пока я схожу к мсье де Вальми.


Леон де Вальми был один в библиотеке. Раньше мне никогда не приходилось здесь бывать. Она представляла собой помещение с высоким потолком и двумя большими окнами, но в ней было немного душно и темно от книжных шкафов, закрывавших стены от пола до самого верха. Над камином, на темной панели, выделялся ярким пятном портрет мужчины – сначала я приняла его за Рауля де Вальми, – великолепно выглядевшего в костюме для верховой езды. В одной руке он сжимал хлыст, другой держал за повод серую арабскую лошадь с большими ласковыми глазами.

«Странно, почему портрет Рауля висит в кабинете его отца?» В камине горели толстые поленья, рядом стояло единственное кресло. Книг было несколько десятков тысяч, не меньше. В комнате почти не было мебели – только большой письменный стол у окна. Причина этому стала мне понятна, когда я увидела, как кресло Леона де Вальми заскользило от стола, где он изучал какие-то бумаги, и, плавно повернувшись, остановилось рядом с креслом у камина.

– Подите сюда и сядьте, мисс Мартин!

Я повиновалась. Первый порыв гнева давно прошел, но нервное возбуждение еще не спало, в горле пересохло, и я не знала, с чего начать.

Нет, сегодня в нем не было ничего, что могло внушить подобную робость. Мсье Леон повернулся ко мне; вид у него был приветливый, голос звучал дружелюбно. И тут меня потрясла внезапная догадка: я осознала, что портрет над камином изображал не Рауля, а его отца, самого Леона де Вальми.

Он, должно быть, перехватил мой невольный взгляд, потому что тоже посмотрел на портрет. Минуту он сидел молча, хмуро глядя на картину, потом перевел глаза на меня и улыбнулся:

– Без сомнения, члены рода де Вальми рождаются под несчастливой звездой.

Его улыбка и голос, проникнутые каким-то жалобным сарказмом, напомнили нашу первую встречу. И снова неприятно поразила несколько напыщенная театральность его слов и постоянные назойливые намеки на увечье, которое он в остальных случаях явно пытался игнорировать. Неужели этот человек все в жизни рассматривает только с точки зрения собственного несчастья? Ничего не ответив, я отвела взгляд.

– Слышал, что сегодня вы чудом избежали еще одной трагедии, – произнес он.

Я посмотрела на портрет (еще одна трагедия) и спокойно спросила:

– Мадам де Вальми заходила к вам?

– Она пришла ко мне тотчас же. Она была потрясена и расстроена. Едва не заболела. Боюсь, у нее не очень крепкое сердце. – Он замолчал. Темные глаза внимательно изучали меня. Его лицо выражало теперь лишь беспокойство и сочувствие. – И вы тоже, мисс Мартин… Думаю, вам просто необходимо что-нибудь выпить. Шерри? Ну вот, а теперь послушаем, что вы нам расскажете.

Он потянулся к подставке с графинчиками, стоявшей у его локтя.

– Спасибо. – Я с благодарностью взяла бокал. Я больше не нервничала, но чувствовала себя смертельно усталой и опустошенной. Коротко рассказав ему о происшествии, я спросила: – Вам известно, кто сегодня был в лесу с ружьем?

Он поднял бокал с шерри:

– Откровенно говоря, нет. Арман Лесток сказал мне… но нет, это не то. Сегодня днем он ходил в Субиру на лесопилку. Во всяком случае, Арман никогда не допускает неосторожного обращения с оружием.

– Но ведь вы сможете выяснить, правда? Нельзя допускать…

– Сделаю все, что в моих силах. – Быстрый взгляд на меня. – Активность я проявляю главным образом в разговорах по телефону. А когда выясню, кто это был, немедленно уволю его.

Он вертел в своих длинных тонких пальцах бокал, любуясь его блеском, следя за тем, как вспыхивает янтарный ликер, отражая огонь, полыхающий в камине. За его спиной мягко блестели коричневые с золотом переплеты книг в шкафах. За окном быстро опускались сумерки; стекла казались тусклыми, серыми прямоугольниками. Скоро должен был прийти Седдон, чтобы опустить гардины и зажечь лампы. Сейчас, озаренная светом горящих поленьев, комната выглядела богато обставленной, красивой и даже уютной, особенно окаймленный книжными полками угол, где находился камин.

– Кто-нибудь уже отправился на поиски? – спросила я.

Он посмотрел на меня.

– Конечно. Но возможно, увидев, что он наделал – или чуть не наделал, – виновник происшествия немедленно скрылся. Вряд ли ему хотелось, чтобы его застали в лесу с ружьем. – На губах Леона де Вальми мелькнула улыбка. – Вы ведь понимаете, конечно, что тот, кто это сделал, приложит все силы, чтобы скрыть свои следы? В наших местах не так-то легко достать хорошую работу.

– Если он и хотел выйти к нам, то уж, наверное, сбежал, когда услышал мой крик. Я хорошо понимаю, почему он испуган. Может даже встать вопрос о полицейском расследовании.

Темные брови поднялись:

– Полиция? Если бы действительно произошел несчастный случай – тогда понятно. Но сейчас…

– Не думаю, что это была случайность.

– Ради бога, на что вы намекаете, мисс Мартин? – Казалось, он сильно удивился. И когда я не ответила ему сразу, сказал: – Что же тогда, мисс Мартин? Что это было? Заранее обдуманное убийство?

В его голосе гнев мешался с недоверием и откровенной насмешкой. Издевка, но сквозь нее прорвалась с трудом сдерживаемая ярость, которая буквально ударила по мне, словно порыв горячего ветра. Слова прозвучали как пули, просвистевшие в разделявшем нас пространстве. Пораженная таким тоном, я молча смотрела на него.

Я отшатнулась, но Леон де Вальми произнес своим обычным холодным бархатным голосом:

– Мне кажется, вы поддались панике. Легкая истерика, не правда ли? Кому вдруг понадобилось убивать ребенка? У Филиппа нет врагов.

«Врагов нет, – подумала я, – но и друзей тоже. Кроме меня». Выпрямившись, я смело встретила тяжелый взгляд Леона:

– Вы слишком поспешно сделали вывод из моих слов, мсье де Вальми. Я совсем не имела в виду такой глупости. И я вовсе не истеричка.

Линии его рта немного смягчились.

– Приношу свои извинения. Но ваши слова вызвали у меня шок. Продолжайте, объясните, что вы имели в виду.

Я отпила шерри, глядя ему в глаза:

– Просто не могу себе представить, что происшедшее может быть всего лишь случайностью. Мы шли по открытому месту, и он мог нас прекрасно слышать. Думаю, это какая-то глупая шутка, нас только хотели напугать. Вероятно, шутник подошел к нам ближе, чем планировал, и, когда увидел, что случилось, так испугался, что сразу же удрал.

– Понятно. – Он немного помолчал. – Лучше расскажите мне все подробности. Где точно вы находились?

– Мы шли вниз по тропинке, которая пересекает шоссе, к мосту Вальми и были почти на полпути, там, где высокий обрыв и поворот направо в долину.

– Я знаю это место. Там небольшой водопад и ручей, в котором водится форель.

Мое лицо, наверное, выразило невольное удивление, потому что он спокойно сказал:

– Я всю свою жизнь прожил в Вальми, мисс Мартин.

От меня потребовалось почти физическое усилие, чтобы не смотреть на портрет над камином.

– Конечно, – быстро сказала я. – Значит, вы знаете, что тропинка идет вдоль склона горы, вниз в долину. Если пройти примерно полмили, то она становится шире и ровнее, слева склон, который спускается к реке, он густо зарос деревьями, но справа, над тропинкой, деревья стоят далеко друг от друга.

– Знаю. Травянистая поляна, немного березок, а сверху нагромождение камней. Над ними лесные посадки.

Я кивнула:

– Сосны там высотой не меньше двадцати футов и с очень толстыми стволами. Мы шли по тропинке, Филипп пел и бежал передо мной и почти не смотрел себе под ноги.

– Кажется, это пошло ему на пользу, – сухо заметил Леон де Вальми.

– Да. Ну вот, он споткнулся и упал; в тот же момент в дерево, за корень которого он зацепился, попала пуля и я услышала звук выстрела, который раздался откуда-то справа и сверху.

– С гребня холма?

– Мне кажется, да. Там самое лучшее укрытие, а когда это произошло, между нами и кучей камней, за которой он, наверное, скрывался, были кусты и старые пни.

– Вы ничего не видели?

– Ничего. Я крикнула ему, а потом, конечно, побежала к Филиппу. По-моему, тот, кто выстрелил, должен был тут же прибежать, чтобы посмотреть, не ранен ли кто-нибудь из нас. Но он не спустился. Я бы пошла за ним, но прежде всего должна была отвести Филиппа домой.

Он с любопытством оглядел меня:

– Вы бы подвергли себя такой опасности?

– Конечно. Почему бы нет?

– Похоже, вы храбрая девушка, – медленно произнес он.

– Неужели такая уж храбрая? Мы с вами знаем, что он сделал это не нарочно. Почему я должна бояться какого-нибудь дурака?

Небольшая пауза, потом лицо Леона осветилось его необычной, чарующей улыбкой:

– Молодой девушке есть чего бояться, когда она встречается в лесу с дураком, у которого в руке ружье. Не сердитесь на меня, мадемуазель. Я только хотел сделать вам комплимент.

– Простите. – Я с трудом глотнула и, немного подумав, запоздало сказала: – Благодарю вас.

Он снова улыбнулся:

– Скажите мне, что вы знаете о ружьях.

– Вообще-то, ничего.

– Так я и думал. Когда вы говорите о «случайности», мне кажется, вы представляете себе совершенно невероятную случайность. Вы думаете, что этот дурак с ружьем выстрелил более или менее наудачу сквозь деревья по еле различимой цели или даже по звуку?

– Да. И не понимаю, как он мог не знать…

– Именно. Там открытое место, и вы говорите, что Филипп кричал или, как вы выразились, пел.

– Да. Поэтому я подумала, что все это задумано как шутка.

– Какой-нибудь глупый подросток в поисках сильных ощущений? Вряд ли. Нет, объяснение гораздо проще. «Несчастный случай» с ружьем может означать только одно: человек держит ружье не так, как полагается, задевает ногой о корень дерева или о камень – Филипп ведь тоже споткнулся, – и ружье стреляет само собой… Я полагаю, что этот человек видел, как Филипп упал, подумал, что попал в него… и в панике удрал.