Наконец я решилась:

– Я так растерялась, что, боюсь, выдала себя.

– Когда заговорили со мной по-французски.

Это был не вопрос, а констатация факта.

– Да.

Его рука потянулась к ключу, и мотор заглох. Он выключил передние фары – машина теперь стояла в небольшом островке света задних ламп. Рауль обернулся ко мне: одно его плечо упиралось в дверцу. Я не видела его лица, но голос был бесстрастным.

– Это интересно, – сказал он. – Значит, я был прав?

– Что они не знали о том, что я наполовину француженка, когда нанимали? Да.

– Вы знаете, ведь это не я нанимал вас, – сказал он. – Вы не должны ничего мне объяснять. Но просто из чистого любопытства хотелось бы узнать: вы нарочно обманули моего отца и мадам де Вальми?

– Я… боюсь, что да.

– Зачем?

– Потому что мне очень хотелось получить эту работу.

– Но я не понимаю, почему…

Я крепко сжала руки и медленно произнесла:

– Мне нужна была работа. Постараюсь объяснить вам почему, хотя, думаю, вы не поймете… – Он хотел что-то сказать, но я продолжала, быстро и не очень связно: – Я наполовину француженка и выросла в Париже. Когда мне было четырнадцать, отец и мать погибли в авиакатастрофе. Отец писал сценарий фильма, который должен был сниматься в Венеции, и мама поехала с ним, чтобы отдохнуть. Подробности… подробности не имеют никакого значения, но в конце концов я оказалась в лондонском приюте… Не знаю, вы были когда-нибудь в приюте?

– Нет.

– Ну ладно, эти подробности тоже не имеют значения. Ко мне были очень добры. Но я хотела… хотела жить, найти какое-нибудь место в мире, которое могла бы назвать своим, и мне это никак не удавалось. Я не смогла получить хорошее образование – война и все такое, – поэтому не могла надеяться на что-нибудь действительно хорошее, но все-таки нашла работу в небольшой частной школе. Но и там… там не была счастлива. Когда одна из наших попечительниц сказала мне, что мадам де Вальми ищет английскую гувернантку, это было для меня как небесный дар. Хотя у меня нет специального образования, но я умею обращаться с детьми. Зная, что смогу научить Филиппа хорошо говорить по-английски, я подумала, как чудесно было бы вернуться во Францию и жить в настоящем доме.

– И вы приехали в Вальми, – очень сухо произнес Рауль.

– Да. Это все.

Наступило молчание.

– Думаю, что понимаю вас, – наконец сказал он. – Но, вы знаете, не стоило так подробно все объяснять. Я не имею права вас допрашивать.

– Я посчитала себя обязанной. И вы ведь спросили, почему мне так захотелось получить это место, – неловко ответила я.

– Нет. Вы меня не поняли. Я спросил, почему вы обманули отца и мадам де Вальми, сказав, что не говорите по-французски.

– Но я же вам… – довольно глупо начала я.

– Надо было спросить по-другому: почему вы должны были это сделать? Мне совершенно безразлично, почему вы их обманули. – Он слегка улыбнулся. – Просто интересно, для чего это было нужно. Хотите сказать, что скрыли тот факт, что вы наполовину француженка, потому что иначе не получили бы эту работу?

– Я… да, мне так показалась.

Снова короткое молчание.

– Ну и ну…

– Об этом не говорилось прямо, – быстро объяснила я, – и вообще было сказано очень немного. Но… честное слово, у меня сложилось впечатление, что для мадам это было очень важно. Когда мы обо всем договорились, было бы нелепо вдруг ни с того ни с сего заявить, что знаю французский, – ведь я ей сразу этого не сказала. Она могла бы подумать, что у меня с головой не все в порядке, и потом даже не посмотрела бы на меня. Она очень подчеркивала, что я не должна произносить ни слова по-французски, когда говорю с Филиппом; понимаете, с ним я должна беседовать только по-английски. По-моему, это совершенно не важно, потому что я бы все равно постаралась говорить с мальчиком только по-английски, но… видите ли, она так настаивала на этом, что я… я ничего ей не сказала. Знаю, что вела себя глупо… конечно, глупо, но так уж получилось, – смущенно прибавила я.

– И вы хотите мне сказать, – так же сухо заметил он, – что они все еще не знают.

– Да.

– Понятно.

Я облегченно вздохнула. Голос его снова звучал удивленно и немного насмешливо.

– А вам не кажется, что такой обман – простите за столь грубое слово – может иметь свои неудобства для обеих сторон?

– Вы имеете в виду, что я могу услышать то, что мне не полагается слышать? Нет: у мсье и мадам де Вальми слишком хорошие манеры.

Рауль откровенно расхохотался, а я смущенно произнесла:

– Я хочу сказать, что, когда встречаюсь с ними в отсутствие Филиппа, они всегда говорят только по-английски, а когда привожу мальчика к ним, речь идет о его уроках, о чем я и так знаю, да и не слушаю.

– Ну, значит, можно не беспокоиться, – сказал он. – Я вижу, что в обоих случаях это не имеет никакого значения.

Отвернувшись от меня, Рауль завел машину. Передние фары вспыхнули. Я увидела, что он улыбается.

– И я, конечно, не собирался оскорблять вас после того, как едва не сшиб, да еще устраивать допрос! Простите, это все не мое дело.

– Мсье, – быстро сказала я тем же тонким голоском.

– Да?

– Хочу спросить вас, вы не… то есть…

Я смутилась и замолчала. Он бросил на меня быстрый взгляд.

– Вы хотите спросить, не выдам ли я вас?

– Да, пожалуйста, – сказала я, чувствуя себя еще более ничтожной.

Он промолчал.

– Ну ладно, – медленно произнес он наконец, – не выдам. А теперь надо ехать…

Машина рванулась с места и преодолела первый подъем с головокружительной скоростью.

Он вел машину молча, и у меня было время подумать о том, что шок приводит к странным эффектам. Какого черта я бормотала перед Раулем де Вальми, без сомнения опытным и циничным, все эти наивные глупости, болтала о своих ничтожных делах, о папочке и мамочке… «В приюте были ко мне очень добры…» Какое ему дело до всего этого? Полная идиотка – только так он и может обо мне подумать. «И будет прав», – решила я, вспомнив тоску, которая одолела меня незадолго перед столкновением. Я закусила губы. Какая разница? Он, наверное, даже не слушал, думая о гораздо более важных вещах, чем гувернантка Филиппа. Бельвинь, например, или какое-нибудь другое дело, которое привело его в замок Вальми, несмотря на то что его ждет обычный «любезный» прием со стороны отца.

Я с облегчением подумала, что Флоримон еще не уехал, но потом осознала, что Рауль де Вальми не нуждался в защите – он ведь не Филипп!

– Сегодня приехал мсье Флоримон, – сказала я.

– Да? И долго он пробудет здесь?

– Думаю, он приехал только к обеду, но, если туман сохранится, наверное, останется.

– А! – сказал Рауль. – В этом они тоже будут обвинять туман. И скверный ветер, как они его называют.

Я все еще не могла понять, что он хочет сказать, когда «кадиллак», мягко шурша по гравию, преодолел последний подъем и остановился у подножия лестницы.


Когда мы вошли, по холлу проходил Седдон. Увидев Рауля, он повернулся и поспешил ему навстречу, потом заметил меня, и беспокойство пробежало по его обычно бесстрастному лицу.

– Мистер Рауль! Мисс Мартин! Что-нибудь случилось?

– Я чуть не сбил мисс Мартин на мосту Вальми. Мне кажется, ей надо принести немного бренди и послать кого-нибудь наверх…

– Нет-нет, пожалуйста, – быстро вмешалась я. – Мне не нужно никакого бренди. Все в порядке, Седдон. Мистер Рауль даже не задел меня; я поскользнулась и упала, когда пыталась убраться с дороги. Это моя вина. Пойду приму ванну, а потом выпью чаю у себя.

Седдон стоял в нерешительности, глядя на Рауля, но я твердо сказала:

– Все в порядке, честное слово. Мне ничего не нужно.

– Ну, мисс, если вы уверены… – Он снова посмотрел на Рауля. – Я прикажу занести ваши вещи наверх, сэр. В вашу комнату.

– Спасибо. Как дела, Седдон? А миссис Седдон? Астма полегче?

– Да, благодарю вас, сэр, у нас все хорошо.

– Прекрасно. Я поднимусь наверх через минуту. Где все? В маленьком салоне?

– Да, сэр. Мсье Флоримон тоже там, сэр, он останется на ночь. Сообщить мадам о том, что вы приехали?

– Пожалуйста. Скажите им, что я приду через несколько минут.

– Очень хорошо, сэр.

И, еще раз взглянув на меня, он удалился.

Когда я повернулась, чтобы последовать за ним, Рауль сказал:

– Вы порвали платье.

Смутившись, я посмотрела на свой подол. Пальто было не застегнуто, низ юбки порван.

– Ну да, припоминаю. Я почувствовала, что платье за что-то зацепилось. Это пустяки. Зашью.

Рауль нахмурился.

– Вас ударило бампером. Мне действительно очень…

Голос раздался откуда-то сзади. Я вздрогнула и обернулась. Рауль, должно быть, привык к странным появлениям своего отца, потому что просто повернулся и со словами: «Как поживаете, сэр?» – протянул руку. Леон де Вальми обменялся с ним рукопожатиями, не отрывая от меня мрачно сверкающего взгляда:

– В чем дело? Я слышал что-то о бампере, который вас ударил?

– О, ничего не случилось, – быстро сказала я.

– Мы с мисс Мартин встретились довольно неожиданно внизу, на мосту Вальми, – сказал Рауль, улыбаясь.

Глаза Леона де Вальми остановились на порванном подоле моего платья, спустились ниже, на изодранный чулок и грязное пятно на ноге.

– Ты хочешь сказать, что сбил ее?

– О нет, ничего подобного! Я упала и расшибла колено. Мсье Рауль даже не задел меня. Это… – сразу вмешалась я.

– Такая прореха не получится от падения. Платье было порвано. Работа твоей проклятой большой машины, Рауль?

Тон, которым Леон де Вальми произнес эти слова, был резким, словно удар хлыста. На минуту мне показалось, что я снова слышу, как он обращается к Филиппу, сгорбившемуся рядом со стулом с желтым шелковым сиденьем, но Раулю уже исполнилось – сколько? Тридцать? Я почувствовала, что краснею от смущения, глядя на него.