Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет

Он опять застенчиво улыбнулся:

– Да, вы правы. Но вы меня не слушайте, мисс Мартин. Я – лежачий камень. А вы отправляйтесь ловить ваших тигров. Во всяком случае, до сих пор охота была успешной. Вы уже обнаружили одного, верно?

– Вы имеете в виду мсье де Вальми?

Он поднял брови:

– Как вы быстро угадали! Значит, он тигр?

– Вы думали именно о нем. Почему?

– Потому только, что у него репутация жестокого и непредсказуемого человека. Как вы с ним уживаетесь? Какой он?

– Я… Он очень вежлив и любезен, можно даже сказать, что в нем есть определенный шарм. Да, конечно есть. Он и мадам очень хотят, чтобы я чувствовала себя в замке как дома. Я не очень-то часто вижу их, но, когда с ними встречаюсь, они ко мне очень добры…

Я отвернулась от него и посмотрела на противоположную сторону площади. Две женщины вышли из булочной, остановились, глядя на нас с любопытством, и двинулись по улице, стуча подошвами сабо по каменной мостовой. Кто-то визгливо крикнул, и дети разбежались, переговариваясь и щебеча, словно воробьи. Двое пробежали мимо нас, топоча босыми ногами по теплым камням. Часы на церковной башне пробили один раз. Прошло всего полчаса.

– А почему вы приехали сюда? Расскажите мне о вашей работе, – попросила я.

– Особенно рассказывать нечего.

Он чертил ручкой ложки по скатерти.

И действительно, как я убедилась из его рассказа, жизнь у него до сих пор текла ровно. Уютный и достаточно зажиточный загородный дом; небольшая частная школа; два года в армии (тогда не приходилось делать ничего заслуживающего упоминания, кроме маневров на равнинах Солсбери); потом университет – четыре года тяжкого труда, с каникулами (большей частью в качестве водителя автобуса) в Скандинавии и Германии; сдача экзаменов на отлично и решение посвятить еще два года изучению болезней хвойных деревьев, о которых он рассказывал мне очень подробно и с энтузиазмом… Я убедилась в том, что жизнь в хвойном лесу (в постоянной борьбе с угрозой гнилостной болезни, трещин коры при засухе, рака древесины, хвойного жучка и вещей, носящих такие названия, как «фомопсис», «мегатизм» и даже «ипс») отнюдь не лишена приключений и может быть в высшей степени захватывающей. Я подозревала, что мистер Блейк серьезно увлечен сосновым долгоносиком… наблюдается великолепный случай заражения этим вредителем (заметьте – вида «хилобиус», а не «писсодес») на посадках к западу от Мерлона…

Но тут он опомнился и немного покраснел, глядя на меня с улыбкой.

– Во всяком случае, – продолжал он, – вот почему я здесь. Я собираю отличный материал благодаря мсье Сен-Виру – это удивительно порядочный человек для француза. – Потом он добавил, считая, очевидно, что наличие такого феномена, как порядочный француз, заслуживает объяснения: – Мой отец познакомился с ним во время войны. Он дал мне место и даже платит за работу, которая так или иначе входит в программу моих научных исследований. Кроме материала, я приобретаю опыт, и мне нравится работать в этой стране. Здесь нет особенных богатств, но эти люди, по крайней мере Сен-Вир и де Вальми, заботятся о своих землях. Но мне еще многому надо научиться, в том числе языку, – со вздохом сказал Блейк. – Он мне никак не дается. Наверное, у меня нет способностей. Но может быть, если я буду жить здесь, это хоть как-то поможет.

– Вряд ли, – возразила я, – если вы будете жить один, окруженный пилюлями и термометрами.

– О, я же не все время в горах. Я работаю большей частью в хижине: она находится недалеко от зараженных посадок, и потом, тишина; там я держу все, что нужно для работы, и сплю, когда у меня нет денег. – Он улыбнулся. – Конечно, это бывает довольно часто. Но иногда я спускаюсь в «Кок Арди». Шумное место, но хозяин знает английский, и готовят прилично… А, вот это ваш мальчик?

С того места, где мы сидели, была видна высокая стена, окружавшая сад при доме священника. Калитка открылась, и появился Филипп, за которым возвышалась объемистая фигура экономки кюре.

– Да, это Филипп, – сказала я. – Мне нужно идти.

Я встала. Филипп, увидев меня, обернулся и что-то сказал экономке, потом побежал к нам через площадь.

– Хорошо, что вы меня подождали. Я сказал мадам Роше, что вы, наверное, пошли погулять. А вы здесь!

– Да, я здесь. Ты что-то очень рано закончил, Филипп. Наверное, ты наскучил господину кюре.

– Я не знаю, что значит «наскучил».

– Он, наверное, устал от тебя.

– Нет, – торжественно ответил мальчик. – Но он не очень хорошо себя чувствует. Он устал, но не наскучил от меня… не устал от меня. Мадам Роше говорит, что мне лучше уйти.

– Очень жаль, что господин кюре нездоров, – сказала я. – Филипп, это мсье Блейк, который работает у господина Сен-Вира. Мсье Блейк, это граф де Вальми.

Они обменялись рукопожатиями. Филипп, как всегда, сделал это с серьезным видом, который придавал ему особую привлекательность.

– Какая у вас работа, мсье?

– Я лесник.

– Лес… о да, понимаю. В Вальми тоже есть лесники.

– Знаю, я встречался с ними – Пьер Детрюш, Жан Луи Мишо и Арман Лесток, который живет рядом с «Кок Арди».

– Ну, – задумчиво сказал Филипп, – я пока еще их не знаю. Я ведь здесь не очень давно, vous comprenez[4].

– Конечно, не знаете. Я… э… думаю, что этим ведает ваш дядя.

– Да, – вежливо ответил Филипп. – Он мой опекун.

Во взгляде, который мальчик бросил на меня, мелькнула гордость за маленькую победу – ведь он сразу запомнил трудное английское слово, но голос его прозвучал с какой-то чопорной надменностью, которая заставила удивленно поднять брови Блейка, не умевшего скрывать свои чувства.

– Я думаю, нам пора идти, – быстро сказала я. – Мистер Блейк, большое спасибо за кофе. Страшно довольна, что мы с вами познакомились, – и протянула ему руку.

Задержав ее в своей ладони, он быстро сказал:

– Только не исчезайте надолго. Когда мы снова встретимся?

– Я ведь не вольный художник, мистер Блейк. Иногда выдается свободное утро, но тогда я обычно остаюсь дома.

– А вечерами вы работаете?

– Вообще-то, да. Я не занята разве что в пятницу, иногда в воскресенье.

– Да, так не годится. – Блейк был явно разочарован. – В конце недели я договорился встретиться с друзьями. Может быть, после?..

Филипп легонько потянул меня за руку.

– Мне действительно надо идти, – сказала я. – Пока оставим это, ладно? Конечно, мы встретимся когда-нибудь – ведь долина не такая уж большая. Еще раз спасибо…

Когда мы с Филиппом шли по мосту через Мерлон, я оглянулась. Блейк хлопотливо трудился над тем, чтобы собрать свои свертки и пакеты с бинтами, клейким и бактерицидным пластырем и прочими незаменимыми средствами, призванными облегчить ему жизнь на высоте четырех тысяч футов.

Надеюсь, он не забудет купить коньяк.

В этот вечер наше спокойное, размеренное существование было нарушено. В детской уже закончилось традиционное чаепитие. Ранние апрельские сумерки заглядывали в закрытые занавесями окна, в стеклах которых весело отражался свет электрических ламп и огонь камина. Филипп лежал на ковре перед камином и рассеянно играл со своими солдатиками, а я, как обычно, сидела рядом и читала ему вслух. Вдруг мы услышали звук мотора. Какая-то машина преодолевала один за другим зигзаги дороги, ведущей к замку. Стояла теплая погода, и одно из окон, выходящих на балкон, было открыто. Поднимающаяся машина взревела, затихла и снова набрала скорость, поднявшись на новый уровень высоты. Я замолчала и посмотрела в окно. Филипп поднял голову:

– Une auto! Quelqu’un vient![6]

– Пожалуйста, по-английски, – машинально поправила я его. – Филипп, что ты делаешь?

Мальчик не обратил на меня никакого внимания. Он вскочил с ковра, его игрушки полетели во все стороны. Вылетев из балконной двери, словно ракета, он побежал по балкону.

Я бросила книгу и поспешила за ним. Мальчик добежал до конца балкона, под которым лежала мощенная гравием подъездная дорожка, и свесился наружу, жадно вглядываясь в даль. Я с трудом поборола желание схватить его сзади за штаны и сказала так мягко, как только могла:

– Ты упадешь, если будешь свешиваться… Посмотри, перила расшатаны, балюстрада покачнулась, я сама видела. Наверное, именно об этой части балкона говорили, что ее нужно починить, Филипп…

Казалось, мальчик ничего не слышит. Он еще стоял, навалившись всем телом на каменную балюстраду. Я была уверена, что она действительно пошатнулась, и твердо сказала:

– А теперь, Филипп, вернись и веди себя разумно. И вообще, почему ты так волнуешься?

Машина преодолела последний подъем и, завизжав тормозами по гравию, сделала широкий полукруг. Свет фар пробежал по кустам роз в саду, блестящим остриям железной ограды под балконом, кадкам с ухоженными цветами на террасе и остановился возле ворот, ведущих во двор. Затем фары потухли.

Хлопнула дверца машины. Я услышала приятный бас. Ему ответил другой голос, очевидно шофера. Потом машина медленно двинулась во двор, мужская фигура пересекла дорожку и поднялась по лестнице, ведущей в замок Вальми.

Интересно, как выглядит человек, голос которого я слышала? Я несколько минут постояла на балконе, ожидая, пока откроют дверь и на гостя упадет свет из холла. Но тут Филипп, оторвавшись от перил, проскользнул за моей спиной в комнату. Я повернулась – в его немного сгорбленной спине и опущенных плечах чувствовалось такое горькое разочарование, что я, безмолвно последовав за ним, снова опустилась на стул у камина и взяла в руки книгу. Но Филипп не стал больше играть. Он неподвижно стоял на ковре, глядя в огонь. Кажется, он совершенно забыл о моем присутствии.

Просмотрев несколько страниц, я спросила небрежным тоном: