- Да… - я смотрела на профиль Лешки почти со страхом.

Дотрагиваться до него мне не хотелось. Сашка с матюками поторопила меня. Я протянула дрожащую руку к кисти Лешки. Тот скрипнул зубами, пока я окровавленными пальцами пыталась нащупать артерию. Удалось далеко не сразу. Я начала считать, глядя на его наручные часы. Сбилась. Посчитала еще. Не поверила. Снова пересчитала.

- Сто сорок, - дрогнувшим голосом выдохнула я.

- Настя, езжайте сюда быстрее. – После нехорошей паузы деланно спокойно сказала Сашка. -  И не давай ему потерять сознание. Ты поняла меня?

Я глупо покивала, вглядываясь в мертвенно-бледного Лешку испуганными глазами.  Антон, тем временем, включив аварийки тупо херачил под сотку по встречной полосе, объезжая колонну попутных машин.

- Лешка! – Позвала его я, но он не ответил.

Более того, его правая рука, удерживающая плечо левой, слабо свесилась вниз, и кровь из плеча стала выходить упругими толчками.

Всхлипнув от ужаса, я протиснулась между сидениями вперед, сев на подлокотник. Антон вел машину как сумасшедший, поправ все правила вождения и приличия и меня мотало из стороны в сторону. С трудом уперевшись спиной в боковую часть сидения Антона, я посмотрела на Лешку. Его лицо было почти белым, под закрытыми глазами залегли тёмные круги, а губы были и вовсе цвета ясного июльского неба. Я, дрожащей рукой сжала его плечо, стараясь удержать ослабевший поток крови, а второй ладонью с силой, от всей души влепила ему пощечину. Его голова безвольно мотнулась как у тряпичной куклы, и он, открыв глаза бессмысленно смотрел перед собой.

- Богданов! Сатанинское отродье! Посмотри на меня! – Заорала я, не чувствуя как слезы страха и эмоционального перенапряжения бегут по щекам. Протянув горящую от удара ладонь к его лицу, я сжала пальцами его подбородок поворачивая голову к себе. – Посмотри на меня! Посмотри, сукин сын!

Его блуждающий, расфокусированный взгляд наконец остановился на моем лице. Медленно стал осмысленным.

Антон, едва не врезавшись во встречную машину, уже свернул к шлагбауму первой горбольницы.

- Открывай! – Заорала он мужику в будке на въезде.

 Тот начал мотать головой и кивать на рядом расположенную стоянку для посетителей. Антон взревел бешенным медведем:

- Открывай,  блядь! У меня человек в машине умирает!

Умирает. Я тупо повторила про себя это слово, но смысл дошел не сразу. Глядя на мертвенно бледное лицо Лешки, моргающего замедленно, бессмысленно смотрящего мне в лицо, я повторила это слово. Умирает.

И только тут до е распаленного ужасом сознания дошло на какой тонкой грани сейчас балансировал Лешка.

Я повернулась к открытому окну со стороны Антона и просто поймала взгляд охранника. Он вздрогнул, и нажал на кнопку.  Шлагбаум наконец поднялся, и Антон, взревев двигателем помчался к приемному покою.

А там уже ждали. Пара крепких мужиков вытащили Лешку из машины, и уложив на каталку, бегом помчались в здание. С ними побежал и Антон, на ходу отвечая на их вопросы.

Я осталась одна в открытой окровавленной машине. В крови было все. Дверь, сидение, на полу лужа, мои руки. На кистях слабые разводы уже превратились в багровую корочку, ложе ногтей напиталось кровью и мой красный гель-лак смотрелся как-то жутко. Словно бы ногти кровоточили. Живот запоздало скрутил спазм, напоминая мне, что я с трудом переношу вид крови,  к горлу подкатило. Я торопливо выбралась из машины и подбежав к урне, поделилась с ней завтраком. Вытирая рот тыльной стороной ладони, я поздно сообразила, что пальцы в Лешкиной крови и я только размазываю ее по лицу.

Вышла женщина в белом халате и вежливо попросила меня отогнать машину от приемного покоя на стоянку. Кивнув, я подчинилась. Припарковав машину сразу на два места, ибо сообразить как сделать парковку на одно я не могла, вышла из автомобиля. Рядом, выпучив на меня глаза, сидел дедок в волге и дымил сигаретой. Я попросила у него. Он мне подкурил, изумленно рассматривая меня, но благо спрашивать ничего не стал и закрыл окно.

Пальцы дрожали так сильно, что я не могла сделать затяжку.

 Присев на корточки, и держа двумя руками крепкую сигарету, я зажала коленями свои локти, и, придав рукам более-менее устойчивое положение, затянулась.  Докурив, я пошатываясь вернулась к приемному покою. Зайдя внутрь, я обнаружила идущего мне навстречу Антона. При виде мрачного выражения его лица, меня мелко затрясло. Из-за его плеча внезапно вынырнула Сашка. По ее лицу вообще ничего нельзя было прочесть. Профессионал.

Она взяла меня под руку и отвела в туалет для сотрудников. Помогла умыться, отмыть руки и где возможно оттереть куртку. Протянула пару таблеток, сказав, что это успокоительные.

- Что… там?.. – Наконец спросила я, приваливаясь спиной к стене и закрывая глаза.

- Геморрагический шок второй стадии и … - в ответ на мое перекосившееся лицо, Сашка, вздохнув,  пояснила. – Он крови много потерял. Крупная артерия порвана. Кость нехорошо задета. Пуля навылет прошла. Прогноз пока сомнительный. Его еще оперируют.

Его оперировали еще два часа. За это время приехали полицейские и опросили меня. Антон велел молчать о том, что нас привез он и я молчала. Рассказала, как было и соврала, что привезла Лешку сама. Полицейские скучающе на меня посмотрели, взяли мои контакты и удалились.

Мне казалось, что во всей этой истории я упускаю что-то очень важное. Но что именно, я сообразить никак не могла, уж слишком хорошие таблетки мне дала Сашка. Эмоций не было вообще. Как и мыслей.

Лешку перевели в реанимацию. Саша сказала, что его состояние для такой ситуации достаточно хорошее, и я наконец поняла, что смертельно устала. Антон вызвался отвезти меня домой. Когда мы вышли из больницы и направились к Лешкиному Тахо, у меня началась истерика, несмотря на таблетки. Я наотрез отказывалась даже смотреть на его машину, не то чтобы в ней ехать. Антон вызвал такси и мы поехали к моему офису за машиной Антона.

Как только я упала в салон бмв меня вырубило. Как будто сознание потеряла. Хорошо, что снов не было.

Очнулась я далеко за полдень. Долгие минуты до меня доходило положение вещей.

Квартира не моя. Спальня в темных тонах с дизайнерским ремонтом. Я лежу на двуспальной кровати в блузке и джинсах, заботливо укрытая пледом. На прикроватной тумбочке моя сумка и телефон. Наручные часы показывали половину второго. Я подошла к окну, закрытому тяжелыми портьерами, и выглянув, район тоже не узнала.

- Привет. – Усталый голос Антона, я обернулась и увидела его облокотившегося спиной о косяк двери. – Я вчера не смог тебя разбудить. Твою квартиру не знаю, поэтому отвез к себе.

Я тупо кивнула и вопросительно на него посмотрела.

- Нормально. Сегодня уже пришел в себя. Из реанимации пока не перевели. – Верно расценив мой взгляд тихо сказал Антон.

Мы молча пили кофе на кухне. Я, плюнув на все приличия, забравшись с ногами на высокий стул, бессмысленно пялилась в одну точку, желая чтобы все это оказалось сном. Гул в ушах нарастал, вместе с тревогой, тяжелым набатом отдающимся в сердце. Я болезненно поморщившись, потерла виски.

- Дать анальгин? – Сочувственно глядя на меня спросил Антон.

- Есть что посильнее? – помедлив, спросила я. – Что-нибудь типа Сашкиных успокоительных. Чтобы вообще эмоциональный фон вырубило к чертовой матери.

- Таких нет. – Грустно улыбнулся Антон.

Я с нажимом на него посмотрела, намекая на то, что я имею в виду. Мне сейчас остро нужно что-то типа транквилизатора, иначе башку разорвет к чертям. Настолько нужно, что я даже согласна прибегнуть к запрещенному препарату. С одного раза ничего не будет.

Антон чуть скривил губы, прекрасно понимая, что я имею в виду.

- Кто растрепал? Сашка?

Я, помедлив кивнула, непонятно зачем покрывая Богданова. Не удивительно, соображала я туговато.

- Нет, Насть. А если и было, я бы не дал. Я этим не горжусь. И уж тем более никому не советую.

Я горестно покачала головой и согласилась на анальгин. Антон отвез меня домой, где я снова вырубилась. На следующий день позвонила Сашке, она сказала, что все с Богдановым нормально и к понедельнику его переведут в общую палату.

Новостные паблики города и программы по телевизору молчали о произошедшем. Хотя я рылась довольно тщательно. В понедельник мне позвонили из центрального отдела полиции и вызвали на дачу свидетельских показаний на завтра.

Под ложечкой нехорошо засосало. Телефон Антона оказался выключен.

Офис был пуст. На моем столе лежала идеальная бухгалтерия, где теперь все сходилось. Даже в чистой. На заявлении об увольнении по собственному желанию от Толика, внизу карандашем было приписано, что всю сумму он вернет к среде.

Звонить Виктору не хотелось. Работать не хотелось. И я молилась, чтобы никто не пришел сегодня. Небеса впервые за долгое время меня услышали и клиентов сегодня не было.

После работы поехала в больницу, спросив у Сашки, что Лешке можно купить. Есть он мог все, и заехав в магазин, я собрала нехитрую передачку.

Часы приема пациентов давно закончились. Но Сашка, выдав мне белый халат, провела в отделение и наказав долго не задерживаться, удалилась в ординаторскую.

Лешка лежал в одноместной палате с нехилыми для городской больницы удобствами. Тут тебе и телевизор, и холодильник, и добротный стол, и отдельный туалет с душем. Да и ремонт в целом не плохой.

Богданов аж банан уронил при моем появлении. И тут же ехидно оскалился, утвердив меня во мнении, что зря я проявила человеческое сочувствие к этому бесу. Выглядел он не плохо. Был по прежнему бледен, но уже не походил на живой труп. Лицо осунувшееся, с темными кругами под глазами. Рука с плечом туго фиксированы медицинским бандажом.

В джинсовых шортах и простой черной футболке он выглядел как-то неожиданно моложе и… по домашнему, что ли. Непривычно.