Хюррем стал являться образ Мустафы. В тот момент, когда она впервые увидела его во дворце. В тот момент, когда он, еще совсем маленький, носился по розовому саду в сопровождении служанок и кормилиц. А вот они играют с Джихангиром. Джихангир все никак не мог произнести «старший брат» и все время тянулся к нему ручонками, приговаривая: «Старший, старший…»

«Господи, ну почему все это произошло», – простонала про себя Хюррем.

Из глаз ее хлынули слезы. «Что со мной произошло?» – вновь спросила она служанок, всхлипывая. Мерзука осторожно сказала ей, что она упала в обморок.

Служанка рассказала, что семеро немых палачей задушили Мустафу. Разъяренные воины разгромили и сожгли шатер Садразама Рустема-паши, но султанского зятя не нашли. Что касается падишаха, то первое, что он сделал, когда пришел в себя и осознал, что произошло, то вместо сбежавшего Садразама назначил второго визиря Кара Ахмеда-пашу, который, как было известно, очень любил Мустафу и которого воины очень уважали. А еще один человек по имени Соколлу Мехмед тоже стал визирем. А вот шехзаде Джихангир…

Хюррем, услышав имя младшего сына, вздрогнула:

– Что с моим сыном?

– Джихангир Хан случайно увидел все произошедшее. Он долго бегал по лагерю, крича, что брата убили. Потом много дней ничего не ел.

Хюррем вскрикнула: «Ах, мой бедненький малыш, ах, мой милый Джихангир!»

– А еще повелитель объявил наследником престола шехзаде Селима Хана.

Хюррем молча сидела, уставившись в одну точку, и служанка, решившая, что госпожа не слышит, повторила:

– Повелитель объявил шехзаде Селима Хана наследником престола.

Теперь сын Хюррем по праву стал наследником. Но она не хотела, чтобы это был Селим, она боролась за Баязида. По праву возраста трон, конечно, принадлежал Селиму, но Османская империя нуждалась в Баязиде.

Внезапно Хюррем поняла, что все было тщетно. Какая странная штука эта власть. Стоит поймать ее, как она снова от тебя далеко, и нужно постоянно стараться поспеть следом. Стоило тебе решить, что ты настила ее, как вновь она ускользала.


Два месяца спустя дворец вновь был разбужен ночью криками:

– Бегите, сообщите горестную весть госпоже!

– Над нами и нашим дворцом нависло проклятие!

Когда Хюррем открыла дверь, Мерзука упала перед ней на колени.

– Что случилось, Мерзука? Что-то с повелителем?

Она не договорила. Ее подруга-татарка простонала:

– Соболезнования, Хюррем Султан, Джихангир Хан умер в Алеппо!

LXIII

Пять лет спустя

Осень, 1558 год


Черный Джафер вытер об себя нож, которым только что убил возницу, затем спрыгнул с повозки и пошел в заброшенный дом. В этом тайном месте ему предстояло встретиться с человеком, которому он перепоручит принесенную с собой смерть.

Прошло пять лет после двойного несчастья, обрушившегося на семью султана. Пять долгих лет. Но долгожданная победа так и не принесла радости. Теперь ничто не приносило радости, после того как шехзаде Джихангир, который стал свидетелем казни шехзаде Мустафы, от горя заболел и спустя несколько дней отошел к Аллаху на руках у отца. Теперь все изменилось. Ни падишах не был прежним султаном Сулейманом, ни госпожа не была прежней Хюррем Султан.

Счастье и радость покинули дворец. Смех Хюррем Султан, который когда-то колокольчиком звенел в длинных переходах дворца, смолк. Не было слышно и песен.

Единственное, что теперь бывало часто слышно, – это постоянные ссоры двоих сыновей Хюррем из-за трона, а еще сплетни визирей, сражавшихся за то, чтобы выбрать и поддержать именно того шехзаде, который займет трон, а вместе с ним добиться и высокой должности.

Правда, хотя султан снял с должности Рустема-пашу для того, чтобы успокоить своих янычар, Хюррем Султан спустя два года вновь уговорила падишаха вернуть его. Но интриги, которые устраивал Рустем, бледнели на фоне интриг визирей вместе с шехзаде ради власти.

А сейчас еще и неприятность с Лала Мустафа-пашой! Рустем-паша подослал его на службу к шехзаде Селиму и выпустил на какое-то время его из виду. Однако Лала Мустафа, который получил от Селима слово, что станет Садразамом вместо Рустема, когда Селим займет престол, устраивал такие дела, что даже Рустем только разводил руками. Соколлу Мехмед-паша, чья звезда взошла вместе с Лала Мустафой, соперничал с ним, помогая Селиму занять престол. Оба теперь были врагами Хюррем, Баязида и Рустема. И вот сейчас как раз настал такой момент, когда нужно все наконец закончить.

Джафер с опаской снова проверил бутылочку с ядом в своем похожем на бездонный колодец кармане шаровар. Смерть была на месте. А если бутылочка разобьется и хотя бы капля яда попадет на кожу, то через минуту или две наступит смерть, словно от укуса сорока змей.

В дрожащем пламени факела, прижимаясь спиной к стене, Джафер продвигался беззвучно и медленно. Он решил, что успокоится, только когда отдаст яд ожидавшему его человеку. Сейчас бутылочка отправится в смертельное путешествие.

Послышался шорох. Он прислушался, но ничего не услышал, хотя мог поклясться, что кто-то шевельнулся. Он прислушался снова, но все было тихо. Наверное, пробежала крыса.

Он двигался вперед, стараясь не шуметь.

Тот же самый звук послышался вновь, и он решил потушить факел, прижав его к земле. Джафер тут же растворился во тьме. «Неужели меня кто-то выдал», – подумал он. Такое могло случиться – во дворце полным полно ушей. Прежде во дворце на каждом шагу были шпионы Ибрагима-паши, а сейчас шпионы Рустема. Наверняка люди Селима, Лала Мустафы и Соколлу тоже дежурили за каждой дверью.

Было совсем тихо, нужно было идти дальше в кромешной тьме. До комнаты, в которой им предстояло встретиться с доверенным лицом, оставалось десять шагов. Он уже собирался сделать шаг, как вдруг к его шее прикоснулась острая сталь. Джафер вздрогнул. В темноте его обдало зловонием.

– Что ты любишь, жасмины или гиацинты?

Услышав этот вопрос, Джафер успокоился. От напряжения пот лил с него градом. Именно с этим человеком он должен был встретиться. «Это ты?» – прошептал он в темноте.

Его вновь обдало зловонием, а острая сталь сильнее прижалась к коже.

– Отвечай, иначе умрешь.

– Я люблю жасмины, гиацинты ненавижу.

Рука со стальным клинком должна была отодвинуться, но она даже не шевельнулась.

– Ты пришел умереть или убивать?

Евнуха вновь обдало жаркой волной страха. Неужели нужного человека поймали, пытали и под пыткой он выдал все?

– Ни умирать, ни убивать, а увидеть друга, – отозвался Джафер дрожащим голосом, выдававшим его страх и нетерпение.

Это был второй пароль. Рука, прижимавшая нож к его горлу, сейчас либо отодвинется, либо вонзит нож. Произошло первое.

– Ты чуть было не перерезал мне горло.

В ответ раздался смех:

– Ты все принес?

Джафер сунул руку в шаровары, вытащил бутылочку и протянул ее. Человек схватил ее, а Джафер сказал: «Осторожно, если она разобьется, то и ты умрешь». Но человек ничего не ответил и растворился во тьме. А Джафер, подождав какое-то время, успокоил колотившееся сердце и вышел из дома.

Он выполнил задание, смерть отправилась в путь.


Прошло четыре месяца с тех пор, как Хюррем Султан вернулась из Эдирне.

В комнате султана Сулеймана было совсем темно. Сулейман сидел и наблюдал из окна танец факельных огней, освещавших двор. На противоположной стороне двора огни соединились в алое пламя. В пляшущем пламени факелов было видно, как янычары в высоких войлочных колпаках, стоящие в карауле, вышагивают по двору, и их тени, отражаясь на стенах, напоминали огромных сказочных дэвов.

Хюррем приветствовала падишаха, низко поклонившись, шурша платьем из тафты. С того дня, как она узнала о смерти Джихангира, она больше никогда не распускала волосы.

Султан Сулейман, услышав шорох ткани, медленно повернулся к Хюррем. Знаменитый кафтан с тюрбаном были небрежно брошены на кровати.

Теперь Сулейману было шестьдесят три года. Борода его давно поседела, и красный свет факелов, светивший со двора, играл на ней отблесками пламени. На нем были черная, расшитая серебром, рубашка и черные шаровары.

Хюррем прошептала: «Повелитель…» – и замерла в поклоне.

Увидев, что жена не двигается, ожидая его, он направился к ней и обнял ее за плечи. Пламя факелов со двора отразилось и в глазах Хюррем.

– Почему ты такая бледная? – спросил он ее.

Хюррем и вправду была очень бледна. Он поднес руку ей ко лбу.

– У тебя жар. Нужно немедленно позвать лекаря.

– Для вашей покорной рабы Хюррем ваши внимание и нежность – лучшее лекарство. Не беспокойтесь, наверное, мы простудились.

Падишах подошел к окну и сел на длинный широкий диван. «Иди сюда», – позвал он ее. Хюррем подошла и села рядом с мужем. За прошедшие годы ее прекрасное тело пополнело.

– Твой Сулейман Хан стареет, Хюррем.

Хюррем тут же прикрыла рукой губы мужа: «Совершенно нет. Вы несправедливы к себе. Пусть жизнь моего повелителя будет очень долгой, а правление – бесконечным. А тот, кто злословит, пусть будет наказан. Вы прекрасны и сильны, как лев, повелитель».

Падишах засмеялся. Точнее сказать, это был не смех. После всех пережитых ими несчастий она больше никогда не слышала прежнего заливистого смеха Сулеймана.

– Ты неправа. Я устаю, сидя на лошади. У меня болит спина, ноют плечи. Ноги подводят меня. Главный лекарь только и твердит, что их нужно мазать мазью. А мне на коня не влезть, не слезть с него. И ты меня еще львом называешь?»

– Сегодня мы увидели вас на белом скакуне, и вы были так прекрасны, что нам показалось, что мы ослеплены вашим сиянием. Вы так величественно восседали на коне в соболином кафтане, что мы растерялись.

Сулейман поцеловал свежую, несмотря на возраст, щеку жены: «Хюррем, это просто соболиный кафтан и огромный тюрбан. Кафтан скроет холод моего сердца, а тюрбан спрячет снег, выбеливший мне волосы. Вот и все величие».