Однажды ночью, поцеловав Хюррем, он сказал ей: «Знаешь что? Сегодня в Диване Пири Мехмед-паша мне сказал кое-что такое, что я не знал – сердиться или смеяться».

– Даже если он сам Садразам, кто ему дал право злить моего повелителя? – откликнулась Хюррем. – Наверное, он пошутил.

Ей было очень любопытно, что же такое сказал великий визирь, но она не хотела показывать падишаху своего любопытства. Хюррем уже давно научилась вытягивать из Сулеймана абсолютно все, что ей хотелось узнать.

– Я тоже подумал было, что это шутка. Пири-паша уже стар, и, хотя он иногда позволяет себе говорить слишком многого, он человек опытный. От его глаза ничто не утаится.

Хюррем протянула падишаху еще вина. Тот сделал глоток и поцеловал ее в нежно-розовое плечо.

– Мы говорили в Диване с визирями и пашами о подготовке к походу, и о том, что мы одобряем то, как она идет. Как вдруг Пири-паша поклонился, шагнул вперед и сказал…

Пытаясь вспомнить слова паши, Сулейман помолчал, а затем продолжил: «…О великий падишах! Мы стараемся безупречно служить вам и османскому государству. Но, на наше счастье, по воле Аллаха у вас и нашего государства появилась еще и Хюррем Хасеки». Вот именно так и сказал старый волк.

– Мой султан, как я понимаю, эти дерзкие слова действительно шутка, и она свидетельствует о том, что я делаю вас счастливым.

Сулейман взял Хюррем за руки и покрыл их поцелуями.

– Конечно, так. Все видят, как мы счастливы. Повсюду во дворце говорят только о тебе, и все тебя хвалят. Слава о твоей красоте не сходит с языков.

Хюррем благодарно подставила губы для поцелуя.

– Единственный, кто тебя недолюбливает, – главный сокольничий, – вздохнул султан.

Опять этот человек! Опять этот Ибрагим, с которым Сулейман проводит больше времени, чем с ней! Хотя внутри Хюррем закипели гнев и ревность, она сделала вид, что удивилась и слышит о нем впервые.

– О ком вы говорите, повелитель?

– Об Ибрагиме, главном сокольничем.

Той ночью Хюррем долго не могла заснуть в объятиях Сулеймана. Она думала о главном сокольничем и о том, что их связывает с падишахом. Хюррем слышала, что Ибрагим был некогда греческим пленником. А затем попал от пиратов к Османам и стал служить Сулейману. С Сулейманом они были вместе с самой Манисы, Ибрагим был султану как брат и хорошо знал Гюльбахар Хасеки. Сулейман проводил слишком много времени с Ибрагимом. Ибрагим знал обо всех делах во дворце и в государстве. Ибрагим знал обо всем, что происходило в Диване. Этот человек был опасен. «Кажется, – сказала себе Хюррем, – этот человек очень похож на меня. Кажется, он старается настроить Сулеймана против меня. Мне нужно заставить падишаха отвернуться от него. Сулейман должен слушать только меня, и больше никого».

XXXII

Весна, 1522 год


Теперь любовь султана Сулеймана к русской наложнице Хюррем была у всех на устах. Об этом говорили повсюду: в гареме, в Диване, в Эндеруне, в казармах янычар, в особняках визирей и пашей, в женских банях и в пивных Стамбула. Об их любви говорили, как об истории Керема и Аслы, Юсуфа и Зулейхи, Ферхата и Ширин[45]. Теперь молодой падишах, когда не был занят делами государства, разрывался между двумя страстями: Хюррем и охота.

Хюррем сходила с ума, стоило Сулейману отправиться на охоту, захватив с собой главного сокольничего Ибрагима. На самом деле на охоту с падишахом отправлялись всегда еще несколько пашей, визирей и простых офицеров, но Хюррем начинала злиться уже только оттого, что Сулейман вместе с Ибрагимом.

Призвав однажды главного евнуха, она повыспросила у него об Ибрагиме. Тот оказался греческим девширме. Рассказав все, чернокожий евнух уставился на Хюррем, пытаясь понять, о чем она думает, но не смог совершенно ничего прочесть на ее лице. Хюррем лишь сказала Сюмбюлю-аге: «Хорошо, что ты рассказал мне о нем. Хорошо, что этот человек так верно служит нашему повелителю».

Хюррем улыбнулась про себя, заметив, что начала говорить о себе во множественном числе, совсем как султан Сулейман. Во дворце Османов так говорил о себе каждый, кто обладал хоть каким-нибудь положением при дворе. А раз уж она теперь обзавелась положением, то требовалось следовать этому правилу.

Сюмбюль-ага решил, что она улыбается потому, что не считает Ибрагима важной птицей. Между тем он обманывался. Хюррем всерьез невзлюбила главного сокольничего и решила ждать удобного случая, чтобы избавиться от него. Она настороженно относилась ко всем, кто мог встать между ней и султаном Сулейманом. С того самого дня, когда она узнала, что Ибрагим часами разговаривает с падишахом, она начала пристально следить за ним.

– А что ты еще о нем знаешь?

Сюмбюль-ага склонился к ее уху: «Говорят, что он сын итальянского рыбака и гречанки из деревни. Раб из города Парга. В юном возрасте был обращен в ислам. Никто не знает его настоящего имени. По всей вероятности, парня привезли в Манису к нашему повелителю, когда тот еще был шехзаде и санджак-беем. В Манисе он некоторое время прислуживал богатой вдове. Говорят, что та прозвала его Ибрагимом Прекрасным за то, что он был хорош собой. Он следил за садом, за домом вдовы, и все в руках у этого Ибрагима спорилось. Он выполнял ее самые разные желания, – огромные губы евнуха растянулись в ухмылку. Затем Сюмбюль продолжил: – Вот и все, что я знаю. Парень молодой, красивый, а вдова – она и есть вдова. Наверняка что-то было, но мне нет дела до чужих грехов».

Хюррем лишь кивнула. В это время она думала, что когда-нибудь все это ей пригодится.

«Ибрагим быстро прославился. В Манисе вдову стали одолевать всякие богатеи, паши, чтобы она отдала парня. Но женщина ни за что не соглашалась отпустить его. Молва об Ибрагиме достигла ушей нашего повелителя. Однажды он самолично приехал, чтобы посмотреть, как тот работает в саду. Они с Ибрагимом познакомились. Шехзаде очень понравился этот сообразительный работящий парень, понравилось, как он работает. К тому же оба оказались сверстниками. Оба с первого взгляда понравились друг другу, так что когда шехзаде изъявил волю забрать Ибрагима себе, вдова лишь немного поворчала, но делать было нечего – не могла же она отказать самому наследнику престола. В конце концов, она даровала Ибрагима повелителю. И вот с того самого дня Ибрагим стал близким другом нашего Сулейман Хана. То есть, как бы это сказать, они близки, как два брата. И пьют, и едят вместе, – Сюмбюль перевел дыхание и продолжил: – Когда пришел день и султан Селим Хан покинул этот мир, наш повелитель примчался в Стамбул верхом из Манисы, чтобы огромное государство, повелевающее миром, не осталось без повелителя, и сопровождал его лишь один человек. Когда в Стамбуле султана Сулеймана вышли встретить визири и паши, они растерялись, увидев лишь двух всадников: один – султан Сулейман, а другой – сокольничий Ибрагим».

Сюмбюль внимательно смотрел на Хюррем, пытаясь понять, какое впечатление производят его слова. Заметив, что лицо ее совершенно не меняется, он вновь склонился к ее уху. «Говорят, что повелитель не начинает ни одного дела, не посоветовавшись с Ибрагимом, – прошептал он и огляделся. Убедившись, что их никто не слышит, добавил: – Но об этом никто не должен знать. Лично меня это совершенно не интересует. Я лишь рассказываю, что слышал сам».

Сказанное было очень важным. Ведь наверняка многие были недовольны тем, что падишах не делает ничего, не посоветовавшись с Ибрагимом. Значит, у Хюррем во дворце были неизвестные союзники. Интересно, кто это? Она непременно должна узнать. «Но сейчас, – подумала она, – не стоит говорить на эту тему с Сюмбюлем. Евнух вновь осмотрелся. «Ты знаешь, – сказал он, – что говорят визири про главного сокольничего?»

Хюррем отрицательно покачала головой. Вытаращив черные глаза, Сюмбюль прошептал: «Любимчик Ибрагим. Так его называют. Любимчик Ибрагим».


У султана Сулеймана теперь, помимо любимчика Ибрагима, был еще один закадычный друг – Хюррем.

Все сложилось само собой и очень быстро. Хюррем тщательно готовилась к разговору с падишахом, с того дня, как решила не оставлять его одного на охоте вместе с Ибрагимом. Выбрав удобный случай, она добилась своего. Повелитель сам предложил ей поехать на охоту.

Иногда долгими ночами Хюррем рассказывала повелителю о приключениях, которые пережила с того дня, как ее похитил ногайский воин. Эти рассказы были столь удивительными, что казались Сулейману сказками. Она рассказывала ему, как они с Нойоном вели дикую кочевую жизнь, иногда целыми днями не слезая с коня, ночуя под открытым небом, добывая пропитание охотой. Султан смеялся. «Ну-ка покажи, как ты натягивала лук? Расскажи подробно», – как-то попросил он. Хюррем вскочила и принялась рассказывать и показывать, как нужно натягивать лук. Падишах с улыбкой нежно смотрел на нее и внезапно произнес: «Ты должна поехать с нами на охоту».

– Как, я? – изумилась она.

– Конечно, ты. Покажешь нам, как умеешь ездить на коне и добывать пропитание.

– Но там же столько мужчин!

– Ничего, все получится прекрасно. Ты наденешь мужское платье, чтобы тебя никто не узнал.

Так она и поступила, надела мужскую одежду, лицо закрыла. И уже на первой охоте поразила своим мастерством и султана Сулеймана, и главного сокольничего Ибрагима, и пашей, и беев. То, как она держалась в седле, то, как мастерски умела стрелять из лука, то, как могла мчаться за зверем быстрее ветра, прижавшись к коню, впечатлило даже бывалых охотников. Сулейман не поверил глазам, когда Хюррем на полном скаку подстрелила косулю. «Смотри, главный сокольничий, – прокричал он Ибрагиму, – такой молоденький парень, а уже тебе соперник».

Ибрагим прекрасно знал, что этот всадник на самом деле Хюррем Хасеки, впрочем, об этом знали все, кто был на охоте, но каждый делал вид, что ни о чем не догадывается. Ибрагим отозвался: «Я всегда об этом говорю, повелитель. Наш господин не имеет себе равных в умении выбирать. Простите меня, но я даже не мог себе представить, что вы примете настолько мудрое решение, выбирая себе товарища для охоты».