– Я очень расстроилась, узнав о смерти шехзаде. Да дарует Аллах повелителю долгих лет жизни. И все-таки у вас есть еще один сын.

– Благодарение Аллаху, мой шехзаде Мустафа с каждым днем растет и становится все сильнее. Храни его Аллах, да продлятся дни его долго.

– Я молюсь, чтобы все было так, как желает повелитель.

Хюррем пыталась не очень много говорить, но ей это очень плохо удавалось. Ей давно хотелось задать один вопрос, и она даже знала на него ответ, но сдержаться она не могла. Падишах довольно скоро заметил ее нетерпение.

– Наша хохотушка хочет что-то нам сказать?

– Да простит мой султан мне мое невежество. Пусть он помнит, что перед ним простая деревенская девушка. Да простит мне Аллах мою дерзость, но после вас… как сказать… шехзаде?

Сулейман все понял.

– Ты хочешь спросить о том, кто возглавит Османскую империю после меня? Но ответ на этот вопрос заранее известен. Наш наследник – шехзаде Мустафа Хан. Правда, ему еще только шесть лет.

Он помолчал и засмеялся:

– Неужели мы так быстро надоели Хюррем Ханым, что она уже ищет нам наследника престола?

Говоря это, Сулейман вдруг понял, что он впервые шутит после смерти шехзаде Махмуда. У Хюррем отлегло от сердца – она не разгневала султана Сулеймана неподобающим вопросом. Но падишах все равно заметил испуганное выражение в ее глазах.

– Успокойся. Падишах остался там, – и он указал на тюрбан с кафтаном, перед которыми недавно почтительно склонилась Хюррем. – У тебя еще есть вопросы?

– Да.

– Тогда спрашивай.

– Почему вы изменили мне имя?

– Как тебя звали, Руслана, и еще… Как-то на А…

– Александра, – перебила его Хюррем. – Александра-Анастасия Лисовская.

В ее голосе слышалась легкая обида.

– Да, именно так. Оба имени тебе не подходили.

– А что значит – Хюррем? Я ведь не знаю.

– А почему ты тогда не спросила?

Девушка, смутившись, опустила голову:

– Ну мне было неловко. Увидев вас, я так заволновалась, что обо всем забыла.

– Ты такая красивая… У тебя такие красивые глаза… У тебя такая красивая улыбка, что, когда ты улыбаешься, кажется, что восходит солнце. Мне захотелось, чтобы у тебя было именно такое имя. Чтобы оно рассказывало обо всей твоей красоте. Чтобы завидовало даже солнце.

Неужели она не ослышалась? Неужели все это говорит ей сам султан Сулейман?

– Наш повелитель оказывает большую милость своей покорной рабыне, но он так и не сказал, что все-таки значит Хюррем.

– Вот эта улыбка, – продолжал Сулейман. – Вот улыбка, от которой я теряю голову. Хюррем означает именно это. Хюррем означает – красивая, улыбчивая, с прекрасными глазами. Это имя означает и все вместе, и каждое по отдельности.

Падишах склонился над столиком. Из бутылки с узким горлышком он налил какую-то красную жидкость в хрустальный стаканчик, сверкавший, как тысячи звезд, когда на него падал свет. Затем поднял стаканчик и посмотрел через него на огонь. А Хюррем наблюдала за тем, как в свете пламени соединяется блеск хрусталя с красным цветом жидкости. «Родос, – произнес Сулейман, протягивая стаканчик Хюррем. – Вино, которое производят на Родосе, считается лучшим в мире».

Хюррем взволнованно вскочила. Сам великий падишах прислуживает ей, а она сидит себе на диване и мечтательно смотрит на него! Разве такое возможно!

Сулейман, увидев, как заволновалась девушка, спросил: «Ты что, боишься вина, моя красавица?»

– Я ничего не боюсь!

– В самом деле? И меня тоже?

– А зачем мне вас бояться? Вы даже не рассердились на мой вопрос.

– А тогда чего ты так разволновалась?

Хюррем смущенно и виновато посмотрела на Сулеймана.

– Пока я здесь сижу, мой повелитель наливает мне. Если мой повелитель позволит, то пусть его покорная раба прислуживает.

Султан Сулейман был очень доволен ответом. Он сел на седир, поджав одну ногу. Хюррем, наливая вино во второй стаканчик, чувствовала на себе взгляд падишаха. Она изо всех сил старалась не разлить от волнения вино, но руки все равно дрожали. Затем она подошла к седиру и с поклоном протянула стаканчик Сулейману. Вновь Сулейман, не удержавшись, посмотрел на ее прекрасную грудь, видневшуюся в разрезе сорочки, Хюррем поймала его взгляд, и лицо ее вспыхнуло, ему стало неловко. Улыбнувшись, он взял стаканчик.

– А ты что не пьешь?

– Я никогда раньше не пила.

– А попробовать не хочешь?

– Неужели мой господин желает видеть свою рабу Хюррем опьяненной?

Падишах предпочел сделать вид, что не понял ее намека.

– Я только хотел, чтобы ты попробовала родосское вино. Очень редкое, очень хорошее. Лучшее вино в мире.

– Даже если мой падишах своими собственными руками нальет в этот стаканчик яд, то Хюррем все равно выпьет.

Она с трудом сделала маленький глоток и тут же ощутила, как жидкость теплой волной согрела ее горло, оставляя во рту терпкий вкус.

Не отрывая взгляд от Хюррем, Сулейман тоже сделал глоток.

– И как, тебе понравилось?

– Мне показалось, что меня обожгло огнем, – ответила Хюррем, пытаясь сдержать кашель. Но потом все-таки закашлялась.

Сулейман довольно засмеялся: «Вся тайна вина в этом тепле. Оно и согревает, и дразнит».

Хюррем не могла понять, почему у нее внезапно закружилась голова. Конечно, она пила вино впервые в жизни, но невозможно же потерять голову от маленького стаканчика? А может быть, голова у нее закружилась от волнения, от радости, от страсти? Почему у нее так пересохли губы?

Сулейман взял из чаши огромное красное яблоко и протянул его Хюррем. Когда девушка потянулась было за яблоком, падишах убрал ее руку и поднес плод к алым полным губам Хюррем. Когда яблоко коснулось ее губ, Хюррем охватила сладкая дрожь. Тело ее пылало. Она смущенно откусила маленький кусочек. Их глаза встретились. Они долго смотрели друг на друга. Сулейман, глядя на эти прекрасные глаза, пытался про себя сложить слова в рифму и составить стихотворный бейт. А Хюррем искала в глазах человека, которому предстояло стать ее первым мужчиной, свет любви. И в самом деле, когда же все произойдет? Кто сделает первый шаг? Может быть, падишах ждет, что она? Может быть, таков обычай? Екатерина об этом ничего не говорила. Вовсе не трудно быть недавно знакомыми, но вот неопытность в любовных делах очень мешала. Хюррем не любила это ощущение беспомощности, а неопытность не оставляла ей выхода.

Она сделала еще глоток вина. На этот раз довольно большой. А за ним, не отрывая взгляда от глаз Сулеймана, еще глоток…

– Постой, постой. Не надо так торопиться.

– Почему? Разве господин не хочет видеть меня опьяненной?

Падишах расхохотался.

– Нет, не хочет. Потому что он хочет услышать тот прекрасный голос, которому завидуют все соловьи мира.

– Но мне не на чем играть, – улыбнулась Хюррем.

Сулейман встал, ненадолго исчез за перламутровой ширмой и через несколько мгновений вернулся с маленьким сазом.

Хюррем обрадовалась, как ребенок, совсем забыв о том, что находится перед падишахом.

– Я очень рад, что тебе понравилось. Теперь это твое.

Хюррем осторожно взяла саз, который протягивал ей падишах, словно боясь сломать его тонкий гриф, и тихонько сказала: «Благодарю вас, повелитель».

– Ну теперь Хюррем есть на чем играть, так что мы ждем песню.

Она была так благодарна за подарок, что хотела поклониться ему в ноги, но Сулейман удержал ее и прижал хрупкое тело девушки к своей груди.

– Как ты думаешь, Хюррем Ханым, почему ты нам понравилась? Только тем, что ты веселая? Только своей красотой?

Девушка, не ответив, лишь сильнее прижалась к Сулейману и положила голову ему на грудь, а молодой падишах наслаждался ароматом ее волос.

– Есть еще одна такая же важная причина, из-за которой ты нам понравилась. У тебя гордый и непокорный нрав, ты всегда высоко держишь голову.

– С того дня, как я здесь, я давно забыла, что такое высоко держать голову. Когда мы встретились в первый раз, я видела только ваши туфли, а не ваше лицо, из-за того что стояла в поклоне, – прошептала Хюррем.

– Ты, как далекие неприступные вершины заснеженных гор. Ведь неприступные вершины никогда не склоняют голов, – тихо сказал он, взял девушку указательным пальцем за подбородок, поднял ее голову и посмотрел ей в глаза: – Ну что, Хюррем Ханым, сыграй и спой мне, пусть весь дворец тебя слушает.

– Какую мой повелитель хотел бы песню?

– Ну… пусть будет какая-нибудь про любовь.

Голос Хюррем полился по дворцу. Все раскрыли окна, приоткрыли двери, чтобы слышать ее. Наглухо закрыты были окна у одной лишь Гюльбахар. Будь в ее силах, черкешенка возвела бы высокие стены, лишь бы никогда не слышать этого голоса и не видеть ту, кому он принадлежал. Этот голос обжигал ее. Она пыталась заткнуть уши руками, но ничего не помогало. Голос проклятой московитки, которая украла ее мужчину, отца ее сына, не замолкал ни на мгновение.

Хюррем пела очень долго, Сулейман слушал ее очень внимательно, изредка глотая вино. Через некоторое время он встал, погасил светильники во всей комнате. Сейчас комнату освещало только пламя островерхого камина, от которого вместе с треском дров разносился вокруг приятный аромат.

Он медленно подошел к Хюррем, нежно взял из ее рук саз, отложил в сторону и притянул девушку к себе.

– Благодарю тебя, моя красавица… Я знаю, что заставил тебя вспомнить прошлое и страдать, но, когда ты поешь, я обретаю покой.

Он не дал ей ничего сказать. Взял девушку на руки… у обоих участилось дыхание. Губы их встретились. Долгие жаркие поцелуи заставляли обоих задыхаться. А потом снова и снова… Когда волна страсти захватила их, падишах, заключив свою наложницу в объятия, увлек ее на постель. «О мой господин! О мой господин!» – лепетала девушка, пока он покрывал ее губы поцелуями.

XXVI

Хюррем порхала, как на крыльях. Ей казалось, что перед ней раскрылась какая-то дверь и она вошла в новый сияющий мир.