– Что? Кто? Хуан, правда? Хуан и Ренато…

Моника взволнованно спросила, но не было необходимости в вопросах и ответах: все можно было прочесть в испуганных глазах Колибри, в темных предчувствиях, охвативших душу.

– Да, хозяйка. Словно сам дьявол вселился в сеньора Ренато. Я уже начал задвигать засов на двери, но тот открыл ее пинками. Он явился, как тигр, ища хозяина Хуана, а так как Хуана и сеньора дона Ноэля не было дома, то он схватил эту дурочку Ану, служанку сеньоры Айме, и тряс ее, как спаниеля, и все спрашивал. А она, понятно, рассказала ему все, что знала. Как молния, сеньор Ренато взобрался на коня и поехал туда.

– Куда?

– Туда, куда сказала Ана, где он строит дом. Капитан не хотел, чтобы вы знали, хозяйка, но он строит дом там, где жил маленьким, где иногда останавливался Люцифер, в месте, которое зовут Мыс Дьявола.

– И туда поехал Ренато?

– Туда. Когда он заскочил на коня, я видел раскрытую куртку, а за пояс были заткнуты два пистолета. Уверен, чтобы убить капитана.

– Нет, он не сделает этого! Я должна поехать туда, предотвратить это! Не может пролиться их кровь. Утес Дьявола… Утес Дьявола…

– Внизу на площади есть повозки напрокат. Найдем одну, хозяйка? Вы поедете?

– Да, Колибри, беги и подведи повозку. Я еду немедленно и встану между ними, помешаю ужасной схватке, я должна предотвратить ее любой ценой.


Покорный, истощенный, уже не отвечая на жестокое давление шпор, совершенно уставший конь Ренато остановился там, где расходились пути. Одна дорога опускалась через скалы до деревни жалких хижин из пальм, простиравшихся вдоль маленького рейда. Другая взбиралась на суровые скалы к черной возвышенности, где мартиникская земля бросала вызов морю, голый утес, где возвышался строящийся дом и развалившаяся хижина, место дикой красоты, известное, как Мыс Дьявола. По другому пути Ренато проследовал к запертой двери дома, он угрожал и яростно стучал:

– Откройте быстро, откройте дверь или я вышибу ее! – В пустой дыре окна без створок, пересеченных поперечными деревянными балками, высунулось загорелое лицо Сегундо Дуэлоса, который изменился в цвете, узнав Ренато. А горячий кабальеро снова взбешенно приказал:

– Открой дверь, идиот! Не слышишь, что я зову? Открывай и беги сообщи Хуану Дьяволу, что Ренато Д`Отремон пришел воздать по счетам, что если он в самом деле мужчина, пусть не прячется, пусть выйдет!

– Вы спятили, сеньор? Хозяина нет.

Напрасно Сегундо задвинул засов. Удары Ренато заставили отпрыгнуть самодельный замок, и прокладывая себе дорогу, как смерч, перекосившись от злобы, он спрашивал:

– Где Хуан? Где твой хозяин? Пусть выйдет, пусть выйдет!

– Клянусь вам, сеньор, он не приходил.

– Он приходил, и приходил не один, женщина с ним. Если из-за нее ты молчишь, то побереги свои усилия. Говори, где они находятся, или замолчишь на всю жизнь!

Ренато двинул руку к пистолетам, которые взял с собой, и прицелился в грудь старшего помощника Люцифера, который озадаченно отступал, освобождая путь и решительно подтвердил:

– Клянусь, что ничего не знаю, сеньор. Я не мог бы вам ничего рассказать, пусть вы и убьете меня.

– Хуан, Хуан, не прячься больше! Выгляни, трус! Хуан! – звал взбешенный Ренато, мечась, как метеор по помещениям.

– Сегундо, что происходит? Где Хуан?

– Сеньора Моника, ради Бога! – приятно удивился Сегундо, хотя сразу же задрожал от испуга. – Капитан не знает, где вы; но сеньор Д`Отремон бродит, как безумный. Он сломал дверь, вытащил пистолет, чтобы убить меня. Думаю, он в самом деле помешался! Настаивает, что вы с капитаном прячетесь в доме, ищет вас.

– Оставь меня с ним. Беги и задержи Хуана, сделай что угодно, только чтобы он не вошел, когда выйдет Ренато. Понял? Иди, иди!

Только Моника успела вытолкнуть Сегундо, как Ренато вырос перед ней, а его слова прорвались почти воем:

– Моника, ты с ним, это правда! – он шел к ней, как молния, но холодное спокойствие Моники остановило его. В руке он сжимал оружие, которым готов был убить. – Где Хуан?

– Я не знаю, Ренато.

– Ты лжешь, знаю, что лжешь! Лжешь, как все, чтобы спасти его! Но теперь никто не спасет его! Я убью его по праву. Оставь меня!

– Не оставлю! Если любовь, в которой ты столько раз клялся, правда…

– Ты не можешь сомневаться! Не продолжай, Моника, не останавливай меня этой уловкой. Ты знала все, и молчала. Ты смеялась надо мной сотни раз внутри себя! Каким смешным, ничтожным и жалким я был у этого мерзавца, доставляя ему удовольствие быть осмеянным.

– Это над ним посмеялись, его обманули и предали. Он не знал, что Айме была помолвлена с тобой; ничего не знал, потому что она не рассказывала ему. Айме клялась вам обоим, но предала Хуана Дьявола.

– Она любила его, он нравился ей! – Ренато был до бешенства оскорблен. – До того, как выйти за меня замуж, она была его любовницей. Я знаю правду! Мне крикнул об этом кое-кто достаточно тупой, чтобы скрывать ее. Я сорвал ее с тех губ, которые меня боятся, чтобы скрывать, утаивать. Айме была любовницей Хуана!

– Это случилось до того, как она стала твоей женой, я же сказала, до вашей женитьбы. Она обманула его, он отправился в долгое путешествие, чтобы стать богатым, а когда вернулся счастливцем и победителем, то обнаружил, что та, кому он верил, стала твоей женой.

– Откуда ты узнала эту историю?

– К сожалению, она прошла перед моими глазами. Поздно я поняла всю правду. Из-за родственных отношений и слез матери, я хотела защитить Айме, молчала, когда хотела кричать. Поэтому пожертвовала всем, чтобы спасти ее, стала жертвой, чтобы унизиться, возможно, умереть в руках Хуана. Поэтому покорилась всему! Я заплатила, Ренато, заплатила за преступление молчанием. Ты думаешь, я буду зря клясться на ее остывшем теле? Думаешь, буду богохульствовать, давать ложную клятву в память о своем отце? Всем этим клянусь тебе, Ренато. Он не виновен, на нем нет ответственности за это.

– Но она любила его! Любила всегда, постоянно искала его! Как ясно теперь я все вижу, как будто разом спало сто завес из-за одного только слова! Жесты, взгляды, шампанское моей свадебной ночи!

Рука Ренато судорожно вцепилась в оружие, голубые глаза налились кровью. Словно угадывая ужасную мысль, Моника вцепились в его плечи и сильно встряхнула:

– Ренато, Ренато, приди в себя! Видя тебе таким, я должна думать, что только ее ты и любил.

– Я любил ее в проклятый час, но это – не любовь. Неужели ты не понимаешь? Неужели не понимаешь всю насмешку, которая меня ранит и позорит? Я был порядочным человеком. Как могу я продолжать чувствовать это, если взгляд злодея – насмешка для такого простодушного мужа, как я? Как могу я позволить жить Хуану Дьяволу, думая, что в этой улыбке, которая корчила его губы, когда он знал, что я вел к алтарю запятнанную жену? Я не могу сдержаться, Моника, даже ради тебя, потому что ты презираешь меня в глубине души.

– Нет… нет! Как могу я презирать, если ты… если откажешься от этой глупой и запоздалой несправедливой мести?

– Несправедливой? Неужели ты не понимаешь, даже без того, что я знаю, мне необходимо дойти до конца? Кто тебя вырвал у меня? Кто привез сюда, насмехаясь над моей любовью и достоинством? И как не посмеяться? Он имеет полное право. И это право я могу вырвать, лишив его жизни. Смыть бесчестье кровью!

Оторвав от себя руки Моники, Ренато подбежал к окну, закрытому поперечными балками, затем подошел к расшатанной двери и принялся алчно высматривать вероятное появление Хуана. Поскольку Моника была здесь, он решил, что тот где-то неподалеку; но никто не появился перед его жаждущим взором. Резко он повернулся к Монике и заметил:

– Я буду ждать Хуана столько, сколько придется! Он не будет слишком медлить, он ведь хочет прийти к тебе.

– А когда ты осуществишь месть, если у тебя получится, то не подойдешь ко мне, не будешь говорить и смотреть на меня, Ренато. Думаешь, ты мало сделал? Ты хочешь пролить кровь, чтобы силой разлучить нас?

– Не говори, будто ждешь мою любовь, Моника! Это всего лишь уловка, чтобы мной помыкать. Не отрицай, ты говоришь это, чтобы заставить меня отказаться от мести – залога моего достоинства.

– Даже моей ценой? – бросила вызов отчаянная Моника.

– О чем ты говоришь, Моника? Ты дашь обещание? – спросил Ренато, дрожащий, бледный, с разгоревшейся мечтой в голубых глазах.

– Что могу я обещать? Неужели ты не думаешь, что кровь Хуана прольется и это еще больше сблизит нас?

– Моника, больно слышать твою угрозу, когда я вздрагиваю даже от малейшей надежды на любовь. Да, Моника, только такой ценой, я мог бы…

– Что ты себе вообразил! Я хочу сказать о том, что ты убьешь сначала меня, а потом Хуана.

– Не говори этого, не защищай его так. Слушая, как ты говоришь о своей любви к нему, я схожу с ума. Нет, я крикну еще сильнее: ты никогда не будешь принадлежать ему, я не отдам тебя в руки Хуана, буду драться, как зверь, и пусть этот ублюдок придет, если хочет.

– Не кричи, не говори так!

– Ты знаешь, какой ценой этого избежать, клянусь, я предпочел бы, чтобы ты просила меня до последнего. Если не пообещаешь и не поклянешься…

– Я не могу ничего обещать. Я еще жена Хуана!

– Поклянись, что как сейчас, ты спрячешься и будешь ждать в монастыре постановления папства, чтобы к тебе вернулась свобода, поклянись, что когда станешь свободна, то позволишь быть с тобой, и восполнить силой любви и нежности весь ужас, хотя ты мне не простишь. Поклянись, Моника…

– Только одно обещаю, и это равно клятве, Ренато, укроюсь в монастыре. Это не трудно. Ты получил мое обещание. Уходи же. Выйди с другой стороны!

Она тревожно подтолкнула его и заставила выйти, наклонив голову, чтобы пройти под помостами. Затем подбежала и распахнула настежь дверь, позвав:

– Колибри, Колибри!

– Уже идет капитан, хозяйка! – сообщил Колибри, приближаясь к Монике. – Вы хотите, чтобы я…?