– Не сочтя нужным поговорить со мной?

Безразлично пожав плечами, Ален возразил:

– Мы с тобой мало общаемся… Твой сын совершеннолетний. Если бы он захотел ввести тебя в курс дела, это должен был сделать он.

– Ты сознаешь, что он скоро потеряет год своей жизни?

Ален поднялся, пытаясь, казалось, подыскать слова. И, наконец, спросил, на этот раз более сухо:

– Потеряет? Ты уверен?

– Он мог бы учиться, он не глупый, жаль! Вместо того чтобы шляться здесь…

Резко прервавшись, Винсен оставил фразу недоговоренной. Его суждения по поводу сына могли так же относиться и к Алену, и он не должен был высказывать их таким недостойным образом.

– Ты все больше походишь на Шарля, – сказал его кузен вполголоса, – твои дети не должны смеяться каждый день.

Сначала Винсен не прореагировал, потом подошел ближе и остановился у стола. Они были на грани ссоры, они это хорошо знали, и помолчали минуту, прежде чем Винсен смог произнести:

– Не делай меня хуже, чем я есть, я никогда не презирал твою работу. Но я не понимаю, что здесь делает Виржиль. Ему, правда, нравится? Если это так, скажи мне, потому что ты его знаешь лучше, чем я!

Винсен казался, скорее, грустным, чем угрожающим, и Ален дрогнул, опустил голову и ответил:

– Я думаю, ему нравится в Валлонге, и он начинает понимать, как работает хозяйство. Это, конечно, еще не страсть, но это может стать ею…

Говоря, он, казалось, сам размышлял об этом. Судьба Виржиля его на самом деле интересовала, каким бы ложным ни было мнение Винсена по этому поводу.

– Он нуждается, прежде всего, в независимости, – продолжил он, – я его хорошо понимаю. Так как он не хочет питаться из воздуха и не хочет ни о чем тебя просить, я решил, что проще будет платить ему зарплату за работу. Его контракт истекает в конце августа. После этого ему решать, хочет ли он получить настоящее рабочее место, которое я могу ему предложить. Если это будет не он, то кто-то другой… Я уже не справляюсь один. В основном я живу дома, чтобы он не чувствовал себя слишком одиноким. Почти все воскресения он проводит у своей матери в Сен-Реми. Позвони ему туда, но не сваливайся как снег на голову. Вот… Это все, что ты хотел знать?

Растерявшись, Винсен выслушал речь не прерывая. Он отошел немного от стола, молча покачал головой. Он одновременно злился на Алена и в глубине души был ему благодарен. По крайней мере, Виржиль нашел, где укрыться, нашел крыло. Он сделал еще несколько шагов, подошел к окну, взглянул на улицу. Синеющие холмы Альпин вдали были ему так знакомы, что он испытал наплыв ностальгии. На этих вершинах, и в долинах он провел годы своего детства, бегая с Аленом, Даниэлем и Готье. Что бы он ни делал, частичка его самого была навсегда закреплена здесь.

– Я снова женюсь, – произнес он через мгновение.

– Да. Я знаю…

Резко повернувшись, он внимательно посмотрел на кузена с растерянным видом.

– Откуда ты знаешь?

– Семейные сплетни… Тифани предупредила Виржиля.

– И что?

– Он воспринял это очень плохо, ты можешь себе это представить…

Голос Алена снова стал порывистым, и взгляд ожесточился.

– Я здесь и для этого тоже, – вздохнул Винсен. – Чтобы поговорить с ним об этом. Я не знаю ни того, что он тебе рассказал, ни того, что он сам себе представляет… Короче, это он представил мне Беатрис. Ее зовут Беатрис.

– Мне плевать. Ее могли звать Бекасин, это бы меня одинаково не интересовало.

– Ошеломленный такой агрессией, Винсен нахмурил брови и повернулся к Алену.

– Для тебя это проблема?

– Для меня – никакой! Напротив. Если ты искал способ досадить Виржилю, ты его нашел. Девушка двадцати пяти лет! Это, правда, на тебя не похоже.

– Но между ними ничего не было! В противном случае я бы никогда… В конце концов, Ален, черт! За кого ты меня принимаешь?

– Откровенно говоря, уже не знаю.

Они снова смерили друг друга взглядом, находясь по разные стороны стола.

– Ты становишься занудой, господин судья. Моралист, умалишенный. У тебя только карьера на линии прицела, это уже развело тебя с одной поразительной женщиной, и это поссорило тебя с твоим старшим сыном, когда ты остановишься? Неужели молодая жена составляет часть рыцарских доспехов?

Все их разговоры перерастали в ссору, и Винсен испытал внезапное желание его ударить, чтобы заставить замолчать. Как они могли дойти до этого, они были уже почти на грани ненависти?

Звонок телефона удивил их обоих. Ален машинально снял трубку, и стал односложно отвечать, потом взял ручку, чтобы записать цифры в свой ежедневник. Винсен глубоко дышал, чтобы успокоиться. Он смотрел вокруг, пока Ален продолжал говорить о датах поставок. Он спросил себя, приедет ли Виржиль работать сюда, посвятит ли он себя бухгалтерии или руководству делом. И будет ли он по-прежнему расценивать Алена как человека намного более интересного, чем он сам.

На внутренней стене, в другом конце комнаты, находилась единственная картина, хорошо освещенная лампой. Даже издалека Винсен узнал стиль Жана-Реми. Холст, безусловно, стоил очень дорого сегодня. Он подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть зимний пейзаж, искаженные деревья, затянутое небо. Клара не ошибалась много лет назад, крича о таланте художника. Человек, которого ценила Магали, другом которого она стала. Но кроме нее никто не стремился узнать его лучше. Запретная тема, извращенная связь, которую старательно игнорировали; все, что касалось Алена, оставалось недосказанным, хотя уже некого было щадить после смерти Клары.

Винсен обернулся, увидел, что Ален повесил трубку и смотрит на него. Он выдержал мгновение его взгляд и услышал, как тот пробормотал:

– Извини, что так на тебя накинулся, Винсен.

Ярость ушла и оставила их обоих в растерянности. В этот момент им ничего не стоило снова примириться, так же как пять минут назад они были на грани драки. Винсен попытался найти слова, но беспомощно отказался. Вместо того чтобы заговорить, он смягченно улыбнулся и пересек комнату.

– Ты останешься ненадолго в Валлонге?

– Я не знаю, я… Мне надо в любом случае поговорить с Виржилем.

– Да.

Винсен подошел к двери, взялся за ручку.

– Спасибо, что занимаешься им, – сказал он тихо перед тем, как выйти.

Оказавшись на улице, он не спеша направился к тропинке, и несколько раз чуть было не вернулся назад. Он вспоминал фразу Алена: «Извини, что так на тебя накинулся». Его интонация была печальной, почти ласковой. Ох, если бы только они могли снова вернуться в прошлое! Почему у них не получалось помириться, у обоих? Ален, тем не менее, был единственным, с кем он мог поделиться своими сомнениями, своими опасениями с уверенностью, что его поймут.

Он доехал до Валлонга, оттуда позвонил Магали, потом вызвал такси, чтобы ехать в Сен-Реми. У него было лишь несколько часов. Беатрис должна была приехать за ним в аэропорт Орли в тот же вечер, и он не хотел опаздывать, но встречи с Виржилем было не избежать.

Когда он позвонил в дверь Магали, то испытал странное чувство. Он не знал ее дома, как она жила и была ли она одна. На самом деле он не знал ничего об ее настоящем. Тифани и Лукас регулярно ездили к ней, но рассказывали только некоторые подробности, а он ни о чем их не спрашивал.

– А, вот и ты! – крикнула Магали, широко распахивая дверь.

Она оглядела его с любопытством, потом уступила ему дорогу.

– Заходи, я приготовила тебе кофе… Ты обедал?

Ее поющий акцент казался более явным, чем раньше. В остальном она была такой же, какой осталась в его памяти. Она прошла перед ним в гостиную, жалюзи были открыты. Он увидел новомодную мебель, поставленную на коврики с геометрическим рисунком.

– Здесь или на кухне? – спросила она, обаятельно улыбнувшись.

– Где хочешь…

Она пошла в следующую комнату, которая была сильно освещена. Он увидел раковину из нержавейки, обшитую белым стойку бара с высокими табуретами из черного дерева. Было очевидно, что она поставила крест на своем прошлом, будь это ее молодость или жизнь с Винсеном. И она точно оформляла дом не сама.

– Хочешь, я сделаю тебе омлет? – предложила она.

– С удовольствием, спасибо.

Он думал, что найдет своего сына в Валлонге. Он и не рассчитывал встретиться с Магали у нее дома. Здесь он был как посторонний, слишком смущенный, чтобы о чем-то говорить.

– Виржиль сейчас придет, он пошел за сигаретами.

Она стала разбивать яйца в миску, пока грелась сковородка.

– Будь терпелив, он настроен, скорее, против твоей свадьбы.

Она заговорила об этом первой, без явных эмоций. Но вместо того чтобы успокоиться, он почувствовал растущую грусть, которая поставила его в еще более неловкое положение. Она, должно быть, это поняла, так как повернулась к нему, и при этом движении ее волосы красного дерева заблестели на солнце.

– Не стесняйся, Винсен, у тебя есть право начать жизнь заново…

– А у тебя? – быстро ответил он.

– Что у меня? – Нахмурив брови, она смотрела на него и не понимала. – У меня хорошая работа, которая мне очень нравится. Дети тебе не говорили об этом?

– Немного. Это Жан-Реми устроил?

– Да, но он мне очень хорошо платит, и я заинтересована в продажах.

– Как ты справляешься с управлением галереей? Живопись, это область скорее…

– Я импровизирую, пускаю пыль в глаза! И в то же время учусь. Я слушаю, что говорят люди, я наблюдаю за их реакцией. Это очень забавно, очень поучительно, я пирую.

Выражение с юга, которое она свободно использовала и которое он забыл. Она положила недожаренный омлет в глубокую тарелку, потом добавила несколько веточек лука, прежде чем взобраться на табурет рядом с ним. Когда она скрестила свои загорелые ноги, он отвел глаза.

– Я счастлив, что у тебя получается, – сказал он вполголоса.

– Так. Ты пришел говорить не обо мне, – ответила она весело.

– Да, но мы так долго не виделись… Ты в форме… очень красивая. Правда.