Бонкимчондро Чоттопаддхай - Хрупкое сердце

Если бы на его долю не выпало столько счастья, он никогда не был бы так несчастен. Человек всегда хочет того, чего не имеет.

До того как его жадный взор обратился на Кундонондини, у Ногендро не имелось никаких желаний, ведь он ни в чем не знал недостатка, и, следовательно, у него не было необходимого воспитания или обычной человеческой привычки сдерживать себя. Вот почему он оказался бессилен в борьбе с собой.

Безоблачное счастье — это корень страданий. Настоящее счастье невозможно без испытаний.

Мы не будем утверждать, что Ногендро не виновен. Его вина огромна. Впереди его ждет страшное искупление.

Как только весть о бегстве Шурджомукхи разнеслась по дому, тут же на поиски ее были отправлены люди. Их послали Ногендро, Сришчондро и Комолмони. Старшие служанки оставили работу и тоже бросились искать свою госпожу. В погоню устремились привратники со своими клюшками и дудками, мебельщики в жилетках с торчащими отовсюду клочьями ваты, разносчики с полотенцами. Родственники в пролетках шарили по дорогам, крестьяне искали в поле. Даже важные господа в клубах, на ступеньках храма Шивы, в санскритских правоверных школах и прочих «подходящих» местах только и говорили об исчезновении Шурджомукхи. Женщины в купальнях устроили настоящее судилище. В среде мальчишек поднялся страшный переполох — пронесся слух, что школу распустят на каникулы.

Сначала Сришчондро уверил Ногендро и Комолу, что Шурджомукхи, никогда не покидавшая дом и на один день, не уйдет далеко.

— Пройдет полмили, ну, милю, и остановится где-нибудь; тут-то мы ее и найдем, — говорил он.

Но прошло несколько часов, а о Шурджомукхи не было никаких известий. Тогда Ногендро решил сам отправиться на ее поиски.

Выйдя из дома в полдень, он прошел некоторое расстояние под палящим солнцем, а затем подумал: «Я ищу ее, а она, возможно, уже дома». И вернулся. О Шурджомукхи по-прежнему не было никаких известий. Ногендро опять вышел. Потом опять вернулся. Так прошел день.

На самом же деле Сришчондро оказался прав. Шурджомукхи не привыкла к длительной ходьбе. Могла ли она уйти далеко? Она прошла около мили и прилегла на берегу пруда в манговой роще. Здесь ее и нашел один из слуг.

— Прошу прощения, госпожа, вам надо вернуться, — сказал он, узнав ее.

Шурджомукхи ничего не ответила.

Он опять повторил:

— Надо идти, госпожа! Дома все тревожатся!

— Кто ты такой, чтобы повелевать мною? — разгневалась Шурджомукхи.

Парень испугался, но не двинулся с места.

— Если ты не уйдешь отсюда, я утоплюсь в пруду! — крикнула она.

Слуге ничего не оставалось делать, как скорее бежать и рассказать обо всем Ногендро. Ногендро схватил носилки и быстро двинулся в путь. Однако Шурджомукхи не оказалось ни на этом месте, ни поблизости от него.

Она ушла в лес. В лесу Шурджомукхи встретила какую-то старушку, пришедшую за дровами. Старушка слышала о бегстве Шурджомукхи и тоже была не прочь получить вознаграждение, если бы ей удалось напасть на след беглянки.

— Эй, добрая женщина! — сказала она, увидев Шурджомукхи. — Ты не наша ли госпожа хозяйка?

— Нет, дорогая!

— Нет, ты наша госпожа хозяйка, — настаивала старушка.

— А кто ваша госпожа хозяйка? — спросила Шурджомукхи.

— Жена господина хозяина, — отвечала старушка.

— Разве на мне есть золотые украшения жены хозяина? — спросила Шурджомукхи.

— И то верно, — сказала старушка и удалилась.

Так прошел еще день. Ночь тоже не принесла утешения. Не принес утешения и следующий день, хотя поиски не прекращались ни на минуту. Почти никто из мужчин, посланных на поиски Шурджомукхи, никогда не видел ее в лицо. Время от времени к Ногендро приводили нищенок, но среди них Шурджомукхи не оказалось.

Дело дошло до того, что ни одна порядочная женщина не решалась пойти купаться одна: стоило слугам-индусам увидеть какую-нибудь купающуюся женщину, как они с воплями «госпожа хозяйка!» бросались к ней, хватая на ходу носилки и увлекая за собой носильщиков. Многие из них никогда не поднимали носилок, но здесь, не раздумывая, брались за них.

Сришчондро не мог больше оставаться в Гобиндопуре. Он уехал в Калькутту, чтобы оттуда продолжать поиски. Комолмони осталась.

На долю Кундонондини выпало такое счастье, о котором она никогда не мечтала. Она стала женой Ногендро. В день свадьбы Кундонондини думала, что это счастье безмерно и безгранично. Но вдруг бежала Шурджомукхи, и в сердце Кундонондини закралась печаль.

«Что бы со мной стало, если бы Шурджомукхи не помогла мне в трудную минуту, — думала она. — А теперь из-за меня ей пришлось покинуть свой дом».

У счастья оказались довольно узкие границы.

Рано утром, когда Ногендро еще лежал в постели, Кундонондини сидела у его изголовья и помахивала веером. Оба молчали.

Нехороший симптом — молчание. Когда супруги молчат без посторонних, значит, полного счастья уже нет. И действительно, куда девалось их счастье с тех пор, как бежала Шурджомукхи?

Кундонондини часто говорила:

— Что ни делай, а все должно быть так, как было.

Вот и сейчас, сидя рядом с Ногендро, она спросила:

— Как сделать так, чтобы все стало как прежде?

— Как «так»? — нахмурился Ногендро. — Ты что, жалеешь, что вышла за меня замуж?

Слова Ногендро задели Кундонондини.

— Я никогда даже не надеялась, что ты будешь счастлив со мной, — ответила она. — Но ты меня не так понял. Я хотела сказать: что надо сделать, чтобы Шурджомукхи вернулась?

— Никогда не говори об этом, — сказал Ногендро. — Мне неприятно слышать имя Шурджомукхи из твоих уст. Шурджомукхи бросила меня из-за тебя.

Кундонондини знала это, но из уст Ногендро эти слова прозвучали упреком и причинили ей острую боль.

«За что этот упрек? — подумала она. — Мне всегда не везло, но я ничем не виновата. Шурджомукхи сама устроила эту свадьбу». И, не сказав ни слова, она продолжала махать веером.

— Почему ты молчишь? — спросил Ногендро через некоторое время. — Обиделась?

— Нет.

— Сказала «нет», и опять молчишь. Ты что, не любишь меня больше?

— Как не любить?

— «Как не любить?» Что за слова! Кундо, может, ты никогда меня не любила?

— Всегда любила.

Ногендро не мог понять, что Кундонондини не Шурджомукхи. Не потому, что Шурджомукхи любила его иначе, а потому, что она умела говорить об этом. Кундонондини — девочка, робкая, неопытная, что она могла сказать? Но Ногендро не понимал этого.

— Шурджомукхи всегда любила меня, — сказал он. — Зачем же обезьяне понадобилось жемчужное ожерелье, пусть бы она продолжала носить железный ошейник.

На сей раз Кундонондини уже не могла сдержать рыданий. Она медленно поднялась и вышла. Теперь у нее не было никого, перед кем она могла бы выплакаться. С тех пор как приехала Комолмони, Кундо не решалась подойти к ней — она считала себя главной виновницей возникших неприятностей, и стыд мешал ей показаться на глаза Комоле. Сейчас, измученная, она искала пути к ее доброму и нежному сердцу. Кундо вспомнила тот день, муки отчаяния неразделенной любви, когда Комолмони поняла ее горе, привлекла ее к себе и осушила ее слезы. Вспомнила и пошла к Комоле.

Появление Кундонондини вызвало неудовольствие на лице Комолы, удивило ее, но она ничего не сказала. Кундо села с ней рядом и расплакалась. Комола хранила молчание. Она не спрашивала, что случилось, и Кундо постепенно успокоилась. Тогда Комола поднялась.

— У меня дела, — сказала она и вышла из комнаты.

В эту минуту Кундонондини поняла, что у счастья тоже бывает конец.

Ногендро написал письмо своему другу Хородебу Гошалу.

«Ты пишешь, что женитьба на Кундонондини — самое большее из всех моих заблуждений. Я согласен с тобой, ибо благодаря этой женитьбе я потерял Шурджомукхи. Иметь такую жену, как Шурджомукхи, — большое счастье. Все ищут Кохинур[41], и только кому-то одному выпадает счастье найти его. Шурджомукхи — это Кохинур. Сможет ли Кундонондини заменить ее?

Тогда зачем же я отдал Кундонондини место Шурджомукхи? Заблуждение, только заблуждение! Теперь я очнулся. Я разбужен так же, как Кумбхакарна[42] был разбужен для того, чтобы погибнуть.

Где мне найти Шурджомукхи? Зачем я женился на Кундонондини? Разве я любил ее? Вероятно, любил — ведь я не находил покоя без нее, умирал от тоски. А теперь понимаю, что это было лишь мимолетное увлечение. Иначе как бы я мог через пятнадцать дней после женитьбы задавать себе вопрос: «Любил ли я ее?» Может, люблю ее и сейчас... Но где моя Шурджомукхи?

Я хотел о многом написать тебе, но сейчас не могу. Трудно. Прощай».

Хородеб Гошал быстро ответил на письмо друга.

«Я понимаю твое состояние. Неправильно думать, что ты не любишь Кундонондини, ты любишь ее еще и сейчас, но ты правильно назвал эту любовь увлечением. К Шурджомукхи же твоя привязанность глубже — тень Кундонондини лишь на короткое время скрыла ее от тебя: теперь, когда ты потерял Шурджомукхи, ты осознал это. Пока тучи не закрыли солнца, мы мечтаем о том, чтобы они поскорее появились, но как только солнце скрывается, мы понимаем, что оно — око вселенной. Без него весь мир погрузился бы во тьму.

Ты совершил ужасную ошибку, потому что впал в заблуждение. Я не буду больше упрекать тебя за это, так как упреками дело не поправишь. Нам свойственны разнообразные переживания, многие люди принимают их за любовь. Однако настоящая любовь — это такое состояние души, когда ты сам готов пожертвовать собственным счастьем ради счастья любимого человека. Но это не значит стать добродетельным аскетом. Я только хочу сказать, что чувственная страсть, вызванная красотой, еще не любовь. Как нельзя назвать любовью жадность голодного, так нельзя назвать любовью и физическое волнение, вызванное красивым телом. Древние поэты считали, что такое волнение вызывает стрела Маданы. Сила, создающая воображаемого спутника Весну, выводящая Шиву из состояния самосозерцания, сила, в царстве которой, по описанию поэта, олени испытывают трепет при виде своих самок, слоны вырывают лианы для слоних, — эта сила и есть колдовство формы. Она ниспослана нам богом. Она заложила первый камень вселенной, она обладает для всех живых существ неотразимой силой. Ее воспели Калидаса, Байрон, Джайдева, ее пародировал Видьясундар. Но это — не любовь. Любовь — это сознательное влечение, при котором все существо любимого человека, вся его внутренняя жизнь оказывается близкой и понятной для человека любящего, волнует и влечет его, вызывает в нем желание верности и преданности, устанавливает духовное родство двух любящих существ. Отсюда та необыкновенная теплота и сердечность, которые ведут к самозабвению и самопожертвованию. Это — настоящая любовь. Ее воспели великие поэты мира. Она не имеет ничего общего с формой.