— Так, все. Построились снова. Оделись. Анастасия Ивановна ждет вас, и водитель, да и в приюте уже заждались. Наверняка, нервничают, что вас задержало.

На окрик тренера парни отреагировали моментально. Впрочем, он их понимал. Сам так же всегда реагировал на своих тренеров.

— Спасибо! — разрозненным хором проорали парни, заставив Александра улыбнуться.

Действительно быстро выстроились. Настя как-то резко отвернулась, кивнув тренеру, который помог ей накинуть пальто на плечи. И, больше не посмотрев в его сторону даже, быстро увела детей. Он не успел ни сказать ничего, ни остановить ее. Да и не будешь же хватать за руки при детях?

Валерий же стоял и смотрел на него. Тяжело смотрел. Даже, пожалуй, с предупреждением. В воздухе между ними просто так и повисло “не лезь”, не сказанное, но “прозвучавшее” так, что Верещагин услышал. И прав был, возможно.

Только, почему-то, никакие логические доводы для него сейчас не работали. Даже тот, что сама Настя, когда-то, вероятно, выбрала именно этого мужчину. Незнакомое и почти неконтролируемое. То, что заставило Верещагина зло вскинуть голову, дав понять, что он плевать хотел на любые предупреждения. Развернулся и пошел к выходу. За ней.

Но никого на улице не увидел. Только тут вспомнил, что слышал про водителя. Наверное, детей забрали транспортом. И Настю вместе с ними, похоже.


Она очень надеялась, что достаточно держит себя в руках и дети ничего не замечают. Не хотелось их волновать. К тому же, мальчишки и сами были настолько взбудоражены встречей с известным хоккеистом, что на ее мандраж, вроде бы, никто внимания не обращал. А у Насти все внутри дрожало и в голове как-то странно шумело. Хотя, может это и от голода? Она ведь так и не успела пообедать сегодня со своими первоклашками, успокаивала детей, разыгравшихся в столовой. А Валере не призналась, знала, что будет опять беспокоиться чрезмерно и журить ее. Волноваться лишний раз. Зачем?

Вот, возможно в этом причина, а не в неожиданной встрече с Верещагиным? Хотелось в это верить.

Настя не думала, что когда-то снова увидит Сашу. Вообще мысли такой не допускала даже. И не мечтала об этом. Она мечтала о том, чтобы у него все вышло, как можно лучше. Чтобы Сашка достиг всего, чего заслуживал. Следила за его карьерой, да. Игры смотрела. Да и Валера никогда против не был, с ней смотрел, записывал даже, если очень поздно трансляция шла и Настя, измотанная сначала институтом, а потом и работой в школе, засыпала. И за жизнью его следила, но так, как за кумиром, больше, за кем-то знаменитым, а не близким и знакомым ей до малейшей привычки парнем. Да и не был он тем мальчишкой, который “отбил” когда-то Настю у хулиганов. И не тем парнем, ради которого Настя всем готова была пожертвовать. Ее первой и такой умопомрачительной любовью.

Те пару месяцев странно вспоминались Насте. Будто сон какой-то, или сказка. Не реальная, выдуманная ею самой история. И не потому, что Настя не помнила ничего, наоборот, очень хорошо все помнила. Просто чем больше проходило времени, тем вернее ей казалось свое решение. И сами их отношения… Как тот самый сон и сказка. Как самый последний месяц весны — обжигающе сладкий и быстротечный, расцветающий, но завершающий какой-то цикл жизни. Вот и вспоминала о Саше с этой сладостью и своей нежной любовью, стараясь не думать и не вспоминать, как тяжело ей дался этот переход и осознание, в какую депрессию она тогда впала, пугая и огорчая и бабушку Аню, и Валерия Федоровича…

Да, тогда еще просто наставника и тренера. И сколько же он провозился с ней! Возможно, пожалев тогда Настю, будучи свидетелем зарождения этой истерики и депрессии, а может, баба Аня его тогда попросила занять ее. Именно Валерий таскал ее на тренировки ежедневно, в качестве помощника, и “чтоб дома не сидела”, хоть и на катке от нее толку тогда было мало. И на вступительные экзамены в пединститут с ней Валерий Федорович ходил, когда Настя вяло сообщила на их расспросы с бабой Аней, куда, вообще, хочет поступать. Ведь время уже поджимало. Чуть не опоздала она тогда, в последний день документы принесла. И, хоть Валера никогда и не признавался, возможно и опоздала, только он, как ей казалось, как-то уломал приемную комиссию. Возможно, даже, деньги кому-то из них заплатил. Настя тогда, как сомнамбул ходила, не ориентировалась в реальности, вообще. Как экзамены сдала — и то, толком сейчас бы не рассказала. Полный сумбур в голове.

Но Валерий Федорович и тогда не давал ей спуску, заставлял ходить на каток. И именно благодаря этому, его упорству, его настойчивости, и этому упрямому желанию затянуть Настю на каток, она и пришла в себя как-то.

Словно посветлело в голове, хоть и не падала, вроде, не ударялась. Просто замерла при движении, вздрогнув от резкого свистка Валерия Федоровича, осмотрелась, будто впервые за много месяцев в себя пришла, вдохнула воздух холодный и поняла, где она. И что жизнь вокруг. И она, Настя, часть этой жизни. И чем-то даже занимается. Тогда-то, во время одной из тренировок секции, которой руководил тренер, ей пришло в голову, как здорово бы было, если бы на этот каток могли приходить другие дети, как она. Из приюта. Того самого, в котором Настю воспитывали. Глядишь, кому-то просто веселее стало бы, а кто-то, может, и призвание свое нашел бы…

То ли судьба, то ли горькая ирония, но в этом самом приюте создали группы для старших детей спустя всего год после того, как Настю увезли. Что-то наладилось с финансированием или, наоборот, ухудшилось, и учреждения объединили. Отдали им еще одно здание, ранее принадлежавшее уже не функционирующему садику. Добавили воспитателей, какие-то спонсоры подключились. Нельзя сказать, что жизнь для воспитанников стала сказкой. Нет. Но все же, изменения происходили, и не в худшую сторону.

Вот и показалось Насте, что было бы здорово предложить такую идею заведующей. Та все еще оставалась той же, что саму Настю воспитывала. И про обман бабы Ани знала, но никому не говорила никогда. Зато иногда приходила к ним в гости, радуясь, что воспитаннице повезло найти свой дом. К ней и пошла тогда Настя, первоначально заручившись поддержкой и одобрением Валерия Федоровича, конечно.

Вообще, у них тогда странные отношения были с тренером. Точнее, никаких “таких”.

Насте и в голову ничего подобного не приходило, вот вообще. Да и со стороны Валерия Федоровича не было никаких намеков. Скорее, он относился к ней, как старший брат. Ну, или, как дядя, возможно. Как какой-то родственник. И идею тогда ее поддержал. Даже готов был работать бесплатно с этими детьми, если им дадут добро. А возможно, даже, был просто рад, что Настя чем-то увлеклась и загорелась, вот и “подставил свое плечо”.

Вот и пошли они тогда с этой идеей…

Безусловно, ничего не получилось в мгновение ока, как бы Настя ни хотела. Да и кем она тогда была? Вчерашней школьницей? Будущей студенткой пединститута? Кто бы ей детей доверил? Валерий Федорович и заведующая приюта были более весомыми фигурами и для райотдела, и для вероятных спонсоров. Хотя и Настя старалась, помогала, ходила с ними и сама по инстанциям, оббивала пороги компаний и фирм, которые могли бы стать спонсорами. Как-то в тот момент ничего не стеснялась для достижения своей цели, и просить не брезговала, и умолять.

Потом начались занятия, привыкание к институту, учеба. Честно говоря, направление для себя Настя выбрала наугад, больше для того, чтоб от нее отцепились бабушка и тренер. Да и неудобно было перед Валерием Федоровичем, который так старался, чтобы ее документы приняли, думая, что Настя и правда хочет тут учиться. А потом неожиданно поняла, что не в тягость ей это, и интересно даже. Начала учиться с рвением, да и бабушка радовалась этому. И Валерий Федорович ее поддерживал.

В общем, столько забот и проблем было, столько суматохи, что Настя отвлеклась, отстранилась. Не забыла Сашу, но как-то сумела начать дальше жить. И жить с целью, интересом.

А секцию для сирот им все же разрешили открыть. Правда, только через полтора года. Ну да ничего, главное, ведь, что разрешили. И несколько парней из тех, с кем Валерий Федорович занимался еще тогда, сейчас уже даже играли в командах, участвующих в национальной хоккейной лиге их страны. А один уже и за сборную выступал! И сама Настя, которая продолжала курировать секцию, несмотря на то, что давно работала в школе учителем младших классов, и Валера — очень гордились своими воспитанниками.

И все это время не было между ними ничего, так и общались они с тренером, дружили, помогали, ободряли и поддерживали друг друга. И хоть Настя у него в гостях часто бывала, в чем-то даже переживая, что у такого замечательного человека нет никого. И хотелось ей о нем позаботиться. В ответ на поддержку, дать хоть немного уюта и заботы. Она могла прийти и просто приготовить ему ужин, про учебу свою рассказать. А он ей про тренировки говорил, на которые Настя из-за своей учебы не всегда могла приходить. И хоккей они смотрели. И Сашкины игры тоже. Вместе.

А потом, после третьего курса, умерла баба Аня. Не неожиданно, но хоть без мучений. Давно страдала сердцем. И тут заснула, и просто не проснулась уже. Мир Насти тогда в очередной раз пошатнулся. И снова рядом был Валерий. Помогал, поддерживал, организовывал, снова на каток тянул, не позволяя замыкаться. И в институт по утрам приходил провожать, наверное, чтобы Настя не поддалась опустошению и не опустила руки.

Но однажды, может, через месяц после похорон, он ее поцеловал. Случайно все вышло, вроде бы. Валерий Федорович уже давно мог ее в щеку чмокнуть, или в макушку, ободряя, вроде бы. А тут она как-то неловко повернулась, когда он наклонился. И не щека… Губы встретились. Настя даже испугалась, сначала, что он рассердится. Ничего не думала. И замерла вся. А Валера…

Он не хотел и не планировал так сделать, она его спрашивала потом, просто остановиться уже не смог. И напугать не хотел, хотя сам, к тому времени, уже с полгода как понял, что Настя для него невероятно много значит. Но не навязывался никогда, просто рядом был, поддерживал. А в тот момент — поцелуй у них вышел настоящий.