Этих двоих я заметила сразу, но только со второго взгляда поняла, что ОНИ это ОНИ. Короткие волосы девчонки теперь были окрашены в нежно-розовый цвет и стояли торчком, ее лицо украшали желтые очки и пирсинг в брови, в губе и в носу. Она была одета в обтягивающую кофту со светоотражающими полосами и широченные брюки с кучей карманов, каких-то лямок и шнурков. Казалось, она успеет сделать пару шагов, прежде чем эти штаны сдвинутся с места. Но поскольку на ногах у нее были тяжелые потертые гриндерсы, то при ближайшем рассмотрении становилось непонятно, как она вообще ходит. На плече у девицы висела квадратная диджейская сумка, спускающаяся ниже колен на длинном ремне.

Парень выглядел не менее колоритно. В его левом ухе блестели два серебряных колечка, а одет он был в широкие темно-синие джинсы со свисающей сбоку толстой серебристой цепью и огромную серую кофту с капюшоном и надписью Limp Bizkit.

«Сектанты переоделись в неформалов» — мысленно изумилась я.

Остальные мальчики и девочки в нашей группе оказались совершенно заурядными личностями, поэтому эти двое были для меня словно два живительных озерца среди пустыни смерти. В отличие от прочих скромных первокурсников, боязливо жавшихся к стенам незнакомого учебного заведения, эта парочка, начиная с самой первой минуты, чувствовала себя комфортно и органично. Они заняли предпоследнюю парту на среднем ряду и все время о чем-то задорно хихикали, так что аж завидно становилось. Прежние их строгость и собранность улетучились без следа.

Полдня я придумывала, как бы невзначай подойти к ним и познакомиться. Меня раздирало любопытство, для чего эти ботаны надели клевый прикид?

И когда прозвенел звонок, я не придумала ничего лучше, чем просто подойти и спросить, не знают ли они, сколько минут длится большая перемена. Но высокая девица меня опередила.

— Пойдешь курить с нами? — буднично спросила она, когда я подошла и уже открыла рот, чтобы заговорить.

— Конечно, пойду! — обрадовалась я.

— А ты не знаешь, сколько минут длится большая перемена? — спросил парень.

Я не выдержала и рассмеялась в ответ.

Так мы и познакомились. Оля Никишина и Саня Кощеев оказались бывшими одноклассниками и соседями по лестничной клетке. Их история была схожа с моей. Оля хотела поступить на психолога, но не добрала баллов, Саня не прошел конкурс в высшую школу милиции. Встретившись после испытанных неудач, они посовещались и решили поступить в экономический колледж. Эти двое явно тяготели к постоянству в жизни. Сначала я думала, что они влюбленная пара, но оказалось, что они просто друзья с детства. При этом большая эмоциональная и говорливая Оля удивительным образом сочеталась с маленьким медлительным Саней.

— А чего это у вас за странные метаморфозы с имиджем? — решилась спросить я, когда после перекура мы решили зайти в столовую за пирожками.

— Что ты имеешь в виду? — прищурился Саня.

— Ну, на экзаменах вы такие строгие были, а сейчас вас не узнать.

— Экзамен для меня всегда праздник, профессор! — процитировала Оля фразу из «Шурика».

— То есть, это был маскарад? — уточнила я.

— Да, для Мирры Степановны, философички, которая экзамен принимала, — объяснил Саша.

Оказалось, все было очень просто. Мирра Степановна — хорошая знакомая Сашиной мамы. Оля и Саня были ей расписаны как «очень положительные, умные дети», которым не повезло попасть в престижные заведения из-за «кучи блатных». Выслушав жалостливую историю, преподавательница согласилась посодействовать ребятам в поступлении. Но мама предупредила, что Мирра — учитель старой закалки, обожает строгость, дисциплину и деловой стиль, при этом ей все равно, что ребята будут отвечать, главное, чтобы от зубов отскакивало. Вот они и вызубрили по одному билету и шпарили его без подготовки. Мама еще предупредила, чтобы Саша и Оля шли на экзамен в последней пятерке. Обычно к этому моменту члены комиссии уже уставали и слушали абитуриентов не все вместе, а каждый из экзаменаторов выбирал себе персональную жертву, чтобы побыстрее разделаться с потоком желающих. Поэтому их афера и не была замечена.

— Знакомая тетя в приемной комиссии — просто подарок судьбы, — прокомментировала я его рассказ.

— В том, то и дело, что нет! — воскликнул Саня, — Мы — то ее в жизни не видели!

— А как вы поняли, что именно к ней надо садиться? Там же все трое были старенькие?

— Она должна была нам подать тайный знак — снять и протереть очки платочком в момент, когда мы брали билеты.

— С ума сойти! — сказала я, — А если бы она забыла, или другие преподы начали тоже снимать очки, вы сильно рисковали.

— Тогда бы Кащик у нас в армию пошел, — рассмеялась Оля.

— Как ты его назвала? — удивилась я.

— Кащ, он же Кощеев. Кощей, если коротко, то Кащ.

— Тогда не Кащ, а Кощ? — предположила я.

— К черту условности, даешь спонтанность и разнузданность! — сказала Оля.

— Кстати о разнузданности, что вы там употребили перед экзаменом?

— Употребили? — удивился Саня.

— Бумажки какие-то. Что это было? «Марки»?

— Скажешь тоже, «марки»! Счастливый билет это был из трамвая, чтоб желание сбылось — поступить! — ответила Оля.

В общем, ребята оказались те еще приколисты. Они не очень-то тяготели к учебе, зато постоянно что-то затевали. Правда основной темой их затей были прогулы пар и распитие пива, а так же посещение сомнительных подпольных игровых клубов и баров. Но их чувство юмора, доброта и обаяние сделали свое дело, я полюбила их всей душой и нередко тусовалась с ними вместо пар, давала списывать или вообще делала за них домашнее задание. Ибо, чего не сделаешь ради друзей.

***

Учебный год незаметно пролетал, и я не успела опомниться, как в город снова пришла весна, а с ней огромная доза безумия в головы моих дорогих чуваков. И благодаря этому безумию для меня началась череда судьбоносных событий и встреч.

В один из последних мартовских дней наша методистка — англичанка решила вместо пар сводить группу на фильм «Сибирский цирюльник» на английском языке. Конечно, на самый ранний сеанс — аж в 8.30, в кинотеатр находящийся в центре города. Накануне наступило сильное похолодание, и, несмотря на то, что на дворе был уже конец марта, на улице с утра было снежно и -14 с ветром. В наших широтах такие вещи не редкость, и никаким катаклизмом не являются. Хотя лично я бы в такую погоду отменяла любые мероприятия и спала бы дома под тремя одеялами.

Чтобы добраться до кинотеатра вовремя, я с нечеловеческим усилием заставила себя встать в шесть утра, доехала из своего спального района в промерзшем трамвае до метро, а потом еще от метро пришлось идти минут пятнадцать. В общем, к тому моменту как я дошла до кинотеатра, моим желанием было только поскорее сесть на свое место, дождаться, когда в зале погаснет свет, согреться и погрузиться в сладкий здоровый сон. Но не тут-то было.

Еще издали у входа я увидела Каща, он без шапки и с красными от холода ушами, трясся, но все равно курил, выдыхая обветренными губами огромные клубы дыма.

— Ничего, — ободрила я его, — сейчас поспим в тепле. Кофе еще в буфете выпьем, если он конечно работает.

— Не выйдет, — прохрипел Саня.

— Это почему? — удивилась я.

В этот момент из дверей кинотеатра выскочила Оля в полосатой шапке как у Буратино и ядовито-желтом пуховике и возбужденно затараторила:

— Йоу, чуваки, валим отсюда. Я сдала билеты, у нас на троих 120 рублей. Погнали в «Ракету», выпьем чего-нибудь горячительного, пусть эти заучки смотрят свою английскую муру!

Учитывая, что до «Ракеты» надо было еще ехать три остановки на автобусе, которого еще надо было дождаться на пронизывающем ветру, а проездные у нас были только на трамвай, Ольгиного восторга мы с Саней никак не могли разделить. Но делать было нечего, пришлось ехать в «Ракету» и тратиться на проезд.

«Ракета» — одно из тех милых заведений — пристанищ бедных студентов и брошенных мужей, оазис покоя и толерантности, где за символические деньги подавали кофе, хот-доги и шаурму, а еще наливали в любое время дня и ночи напитки разной крепости. Нашим фаворитом среди них был дынный коктейль «Казанова». И еще там можно было курить.

Мы не учли одного: «Ракета» в 9.00 не работала, хотя и являлась круглосуточным кафе. С 9 до 10 там как раз была пересменка. В общем, к тому моменту, когда у нас, наконец, появилась возможность пропить и проесть наши капиталы, мы уже были не люди, а бледные бестелесные сущности, сотканные из ледяного ветра и сигаретного дыма.

Денег нам хватило на три коктейля, три кофе, три сочащихся жиром беляша. Получив у стойки бара свою добычу, мы расселись за столиком в углу. Саня закурил, и, кажется, впал в нирвану, а Оля достала из сумки конспект, ручку, карандаш и деловито осведомилась у меня: «Ты мне дашь списать ОЭТ?»

И тут меня осенило, что вся эта эпопея со сдачей билетов и походом в «Ракету» была лишь частью ее коварного плана по списыванию домашней работы по основам экономической теории, пары по которой должны были начаться как раз после пар по английскому.

— Я практикум не доделала, — сообщила я.

— Ну, так доделывай сейчас и потом дашь списать, — не унималась Оля, — меня экономичка сегодня полюбому спросит, если не будет задач, мне кранты!

Не в силах противиться ее напору, я достала учебник, тетрадь, ручку и принялась решать задачи про издержки и Парето-эффективность, продираясь сквозь недосып и наверняка начинающуюся простуду, а так же неожиданное утреннее опьянение, замешанное на крепком растворимом кофе. С большим трудом мне удавалось вникать в смысл экономических формул и уравнений, все казалось ненастоящим, неуместным и каким-то трансцендентным. Особенно меня напрягало пыхтение Каща под ухом.

— Сань, перестань пыхтеть, из-за тебя я не понимаю как самолет фирмы «Американ» укладывается в план, — проворчала я, спустя несколько минут напряженных вычислений.