— Ну, ты даешь, мать! Какого черта, у тебя такое хлипкое здоровье? — разочарованно вскричала она, — Может, закинешься таблами и поедешь? Тебя там подлечат, по гранжерски, — она заговорщически подмигнула.

— Извини, — прохрипела, — но если я поеду, то до квартирника точно не доживу. Мне надо лечиться по-настоящему.

— Ладно, выздоравливай, я выпью за тебя, двойную норму, — грустно сказала Настя и ушла.

А я осталась дома. Встала у окна и глядела на ее высокую стройную фигурку с рюкзаком, исколотым значками и клепками, бодро идущую в сторону клуба, пока та не скрылась из виду.

Кто бы мог подумать, что эта светловолосая нимфа с ангельским личиком способна пить водку, как истинные гранжеры?! Из горла! Без всего, как воду, передавая бутылку по кругу. А потом хохотать раскатистым пиратским басом и орать: «Три тысячи чертей!», да так, что присутствующие умирали со смеху. Она целый кладезь талантов, моя Настя.

Теперь ее ждала веселая вечеринка, а меня лишь таблетки, ватные компрессы и фильм «День сурка» по каналу «Кабельное ТВ».

Зато к понедельнику я была уже почти здорова, и не пришлось прогуливать школу.

Настя была весь день какая-то хмурая и отстраненная. На мой вопрос про турбазу, ответила, что было весело. И все! Ни подробностей, ни приколов, типа, как кто-нибудь напился, уснул и ему склеили глаза суперклеем, или как кто-нибудь скатывался по лестнице в банном тазу, или на худой конец, кто-нибудь наблевал в сахарницу. Ничего подобного.

Но я была не намерена отступать. После уроков я затащила ее к себе, налила чаю, достала «Баунти» из маминых запасов и учинила допрос.

Было видно, что у нее что-то неладно, и она не прочь поделиться, но никак не решается начать.

— Ну, Настя, хватит, я уже сгораю от любопытства, расскажи, что там было? — не выдержала я.

— Пара куриц гриль, десять бутылок водки… — начала было Настя.

Я угрожающе скрючила пальцы и потянулась к ее шее.

— Хорошо, только обещай, что не проклянешь меня и не пошлешь, — проговорила Настя, отмахиваясь.

— Обещаю, — сказала я, изнывая от нетерпения.

— Я переспала с Дымом, — ответила она.

— Что? — я выплюнула обратно в кружку глоток чая, чтоб не подавиться.

— Ты обещала, — предупредила Настя.

Я кивнула, ненадолго онемев от Настиной новости, а она продолжала.

— Я даже не знаю, как объяснить. Все получилось так естественно. Мы пили, потом играли в «Крокодил», а потом танцевали, устроили рубилово под «Нирвану». А потом мы пошли с ним в его комнату, он хотел мне спеть свою новую песню. А потом… Понимаешь, мы были пьяные. Мне так стыдно. В общем, я сама его попросила.

— А он?

— Сказал, что я с ума его свожу, и что он любит меня давно, и хочет, чтобы я…

— Чтобы ты что?

— Чтобы я больше никогда не приходила в «Амальгаму».

— Нееет! — заорала я не своим голосом.

— Да, — горько сказала Настя, — я обещала ему. Мы так договорились. Больше мы никогда не должны видеться. Но ты-то можешь ходить туда и заниматься у него.

Меня словно громом поразило. Глаза защипало от слез. Ходить к нему без Насти и знать о том, что было? Как это можно вообще?!

А в следующую секунду я поняла, что я виновата во всем. Расскажи я ей правду про Ромку, она бы испугалась и не решилась бы на этот шаг. А если бы я еще и на турбазу поехала, то вообще ничего не случилось бы. Мне захотелось биться головой об стену и скрежетать зубами от бессильной злобы.

— И каждый раз, общаясь со мной, он теперь будет вспоминать о тебе. И мне будет неловко с ним, ведь я все знаю про вас. Все пропало! — вскричала я.

— Он и так будет вспоминать. Мои декорации, он не решится их выбросить.

— Ты его любишь? — спросила я зачем-то.

— Теперь нет! — ответила Настя, — После всего я почему-то утратила к нему интерес. Будем считать, он просто выполнил свою миссию.

— Ну, классно! — выкрикнула я, — Только вот я свою миссию теперь не выполню…

***

На квартирник я все-таки пошла. Дым обрадовался, спросил, где это меня носило целую неделю, я сказала, что болела, но к выступлению готова. Было видно, что он старается общаться со мной, как ни в чем не бывало, но я чувствовала напряженность между нами. В его взгляде я читала попытку угадать: знаю я или нет? И если знаю, то что думаю?

Все спрашивали меня, где Настя, а я отвечала расплывчато, мол, ей надо готовиться к экзаменам и поступлению и ее захватили в плен репетиторы.

Начался концерт, и когда настала моя очередь, я взяла гитару и решительно прошла на сцену.

— Дорогие друзья, — официальным тоном сказал Дым, — сейчас для вас споет моя ученица — Ника. Эту песню все знают и любят. Итак, «Князь Тишины», поаплодируем!

Все захлопали, я воткнула гитару в комбик, встала у микрофона и начала. Эмоции переполняли меня, я злилась. На Настю. На Дыма. На себя. Я заиграла вступление из «Князя». Сбилась. Начала снова и опять сбилась. А потом в меня словно бес вселился.

Я ударила со всей силы по струнам и заиграла другую песню. Приблизив губы к микрофону, и перебирая струны, я проникновенно спела:

«Rape me…»

И продолжила уже бодрее:

«rape me my friend

Rape me, rape me again

I'm not the only one

I'm not the only one

I'm not the only one

I'm not the only one…»

Народ оживился и начал подпевать всем знакомый хит «Нирваны», и я видела, как Дым смотрит на меня со смесью недоумения, страха и неприязни.

Думаю, на этот раз у меня получилось все как надо, и надрыв и хрипотца, потому что, когда я закончила петь, зал взорвался аплодисментами. Я спустилась со сцены, убрала свою гитару в кофр, и прямо из зала прошла в раздевалку, там наспех надела пальто и вышла из клуба. Больше я там никогда не была.

Март 2000 — Люди в черном, «Ракета» и «Субмарина»

Рваные кеды

По первому снегу

В грязных носках

Да по талому льду

Голой ступней

По живому асфальту

И восемь километров по дороге в Сибирь

(с) Смысловые Галлюцинации «Сибирь»

Через год после окончания школы, я почти не вспоминаю прошлое. И зачем его ворошить? Оно мрачно, полно боли и разбитых надежд. После истории с Дымом наши отношения с Настей разладились. Мы стали мало общаться, погрузившись в учебу.

Сдали выпускные экзамены и начали готовиться к вступительным. Для Насти все было решено, она уже два года собиралась поступать в Индустриальный университет на факультет дизайна верхней одежды, и хотя ее родителям пришлось сильно раскошелиться ради такого дела, ее зачислили на платный курс.

А я вдруг решила, что хочу поступить в театральный. Подала документы. Но провалилась на первом же этапе, так как сильно разволновалась. Бабушка сказала, что это к лучшему и, что мне нужно учиться на бухгалтера, так как, цитирую: «Имея такую профессию, можно в будущем быть занятым в любой сфере, при этом обладать финансовой грамотностью, необходимой для жизни в целом», конец цитаты.

Она предложила мне поступить в экономический колледж в нескольких остановках от нашего дома, потому, что там были бюджетные места, и туда можно было ездить на трамвае без пересадок. При отсутствии других альтернатив, я согласилась. Все лучше, чем год болтаться, занимаясь непонятно чем.

Но на бухгалтера был бешеный конкурс, а я не добрала всего один балл. Я уже почти отчаялась, но потом оказалось, что остались свободные места на «менеджмент в общественном питании», и мне предложили зачисление.

В колледже мне понравилось. В нем царила легкая веселая атмосфера студенчества. Преподаватели оказались приветливыми и увлеченными своим делом людьми, новые предметы заинтересовали, и главное — я нашла друзей.

Эту парочку я заметила еще на вступительном экзамене по обществознанию. Коренастый темноволосый парень и крупная высокая девушка блондинка с короткой стрижкой, оба в черных костюмах, серьезные сосредоточенные и строгие. Судя по их виду, можно было подумать, что они или служат в секретной организации «люди в черном», или являются адептами тоталитарной секты. Пока все ждали очереди в коридоре, они держались особняком и разговаривали только друг с другом. Наблюдая за ними, я заметила, как девушка достала из кармана пиджака какую-то маленькую бумажку, разорвала ее на две части, одну дала парню, другую оставила себе, и они, переглянувшись, положили их себе в рот! И я вспомнила, как Дым рассказывал о наркотиках на бумажках, которыми увлекался Курт Кобейн. Я решила, что, возможно, они тоже наркоманы и прямо перед экзаменом приняли какой-нибудь стимулятор мозговой деятельности, потому что отвечали они, тараторя, словно Скэтмэн Джон, при этом без всякой подготовки, быстро, четко, точно и по делу. Правда, парень все же говорил несколько медленнее. Экзаменатор — пожилая преподавательница в квадратных очках в черепаховой оправе долго их не мучила, похвалила за обширные знания и отпустила, поставив отлично.

«Чертовы гении, — с завистью подумала я, — что они делают здесь, интересно, а не в какой-нибудь Академии ФСБ?»

Ответ на свой вопрос я получила в первый учебный день, когда пришла на пары в голубых джинсах с дырой на колене, расстегнутой ковбойке в бело-синюю клетку поверх белой футболки и в белых кроссовках на толстой подошве, немного похожих на огромные куски жевательной резинки. Чтобы еще как-то обозначить свой неформальный стиль, я повязала на шею красную бандану с черепами, а на руку надела металлический напульсник в форме бритвенного лезвия на широкой цепочке, который я случайно нашла у мамы, и существование которого в нашем доме, впрочем, никак не было объяснено. Значок анархии на рюкзаке дополнял образ. Все вместе смотрелось задорно, этакая скромная ниферка — пионерка.