Ты съехал на обочину недалеко от еле заметной тропинки, ведущей в лес. Мы вышли из машины, ты взял меня за руку и повел вглубь леса. Тропинка вела в гору. Мы поднимались все дальше и выше. Идти было все труднее, в лесу еще лежал снег, несколько раз я поскальзывалась и чуть не падала, но ты вовремя меня подхватывал.

— Куда идем? — снова спросила я.

— Скоро увидишь! — пообещал ты.

Я и правда скоро увидела. Мы вышли к вершине горы. Там была небольшая площадка, посреди которой возвышался огромный плоский камень, залитый солнцем. С вершины открывался умопомрачительный вид на горы и лес. Вокруг было столько неба и воздуха, что хотелось вопить и прыгать от восторга. Я взобралась на камень, уселась и спросила, беззаботно болтая ногами:

— Это что, языческий алтарь для жертвоприношений?

— А может алтарь любви? — ухмыльнулся ты.

— Да, похоже, — ответила я, проводя ладонью по теплой и шершавой поверхности камня.

Ты подошел ко мне вплотную, развел руками мои колени и встал между ними, обнимая меня и целуя лоб, глаза, щеки, шею. Затем ты расстегнул сначала свою куртку, затем мою, и через мгновение твои руки оказались у меня под свитером. Ты поцеловал мои губы жарко, жадно, так словно ждал этого всю жизнь. Я ответил на поцелуй, но при этом у меня в голове вихрем пронеслись все мысли и разговоры с девчонками о тебе. Я собралась с духом и, слегка оттолкнув тебя, спросила:

— Макс, Макс, подожди… А где ты работаешь?

— В ресторане, барменом, — ответил ты, утыкаясь носом в мою шею.

При этом твои руки у меня на спине уже всю сражались с застежкой бюстгальтера.

— Макс, Макс, а сколько тебе лет? — не унималась я.

— Двадцать три, — простонал ты мне на ухо, плавно опуская меня спиной на камень, и слегка наваливаясь сверху.

Твои руки добрались до моей груди, и теперь горячие ладони каждым касанием, пробуждали в моем теле разряды тока. Ты снова потянулся ко мне, чтобы поцеловать, но я из последних сил прошептала тебе в лицо:

— А какая у тебя фамилия?

— Ерёмин, — выдохнул ты и закрыл мне рот поцелуем.

Было ясно, что если мы не прекратим, то все произойдет прямо там, на странном плоском горном камне. И, несмотря на всю свою страсть к тебе и желание, я не могла позволить этому случиться. Передо мной будто стоял образ Насти, говорящей: «Предаваясь неистовой любви, помни о контрацепции, ни то попадешь в ад!»

Но спрашивать тебя об этом в тот момент, посреди леса было бы странно. Да и сама перспектива была странной. Дикие и свободные на лоне природы? Возможно, но ведь не в глуши уральских гор в середине марта!

Внезапно в моей голове родилась одна грандиозная в своей гениальности мысль:

— Макс, поехали ко мне! Дома ведь никого! — сказала я, отстраняясь от тебя.

— А толпа злых бабушек не нагрянет? — с опаской спросил ты.

— Нет, они будут праздновать до ночи.

— А соседи и сантехники?

— Я отключу звонок.

Не знаю, откуда во мне взялось столько смелости, но я смогла тебя убедить. Мы спустились с горы и помчали обратно в город.

Едва приехав домой и, добравшись до кровати, мы набросились друг на друга, словно дикие звери. Целовались и сжимали друг друга в объятиях до слез, до боли, до хруста костей. Было непонятно, как люди, сказавшие друг другу за время знакомства всего несколько фраз, могут так сильно притягивать друг друга физически. Я горела в твоих руках, растворялась в них и плыла за грань реальности.

Но частица разума напомнила мне, что больше я не должна совершить ни одной ошибки с тобой, чтобы потом не умирать от ужаса, считая дни.

— У тебя есть? — прохрипела я голосом наркомана со стажем.

— Что? — не понял ты, а через секунду тебя озарило, и ты помотал головой, — нет, я забыл…

На это лицо было жалко смотреть, но я спасла ситуацию:

— Погоди, я сейчас.

Я вскочила с кровати и побежала в коридор, там, в потайном кармане моей сумки, с которой я обычно ходила в колледж, лежала маленькая серебристая коробочка с надписью «Durex» — подарок Насти на 8 марта. Она как обычно, была в своем репертуаре. В тот момент я мысленно возносила ей хвалебные речи.

Зажав коробочку в ладони, я уже хотела вернуться, как услышала, что в моем кармане прожужжал пейджер.

Я достала его и прочитала: «Привет, малыш! Может быть, сегодня погуляем по крышам?»

Я чуть не взывала от отчаяния. «Почему именно сейчас?» — вспыхнули огненные буквы в моем мозгу. Я стояла полуголая посреди коридора своей квартиры, сжимая в одной руке коробку с презервативами, а в другой пейджер с сообщением от Д., которого я ждала два месяца, и не могла сдвинуться с места.

В моей комнате на кровати меня ждал разгоряченный парень, которого я хотела, а где-то в нескольких кварталах от меня, мужчина, которого я любила, ждал ответа на предложение погулять.

Очнувшись от ступора я положила и пейджер и коробку в карман своей куртки. Вернулась в комнату. Встретилась с тобой взглядом и сказала:

— Не смогла найти, наверно Настя взяла.

— Вы что тоже друг у друга стреляете? — усмехнулся ты.

— Не так часто, как ты думаешь, — ответила я.

— Может быть, и так сойдет? Я осторожно, — с надеждой предложил ты.

Я помотала головой.

— Я тогда пожалуй пойду, — сказал ты.

— А ты приходил только за этим?

— Я не думал, что до такого дойдет, честно. А теперь мне предстоит пережить несколько неприятных минут. Извини.

Я не стала тебя удерживать. Только вышла с тобой из подъезда, проводила до машины, где мы еще немного поцеловались на прощание. И когда твоя машина скрылась из вида, я бросилась пулей к спасительному автомату. Сунула в отверстие наверху желтый жетон, набрала номер и, дождавшись ответа, сказала:

— Привет, Карлсон, это малыш! На какую крышу мне залезать?!

В тот момент я все еще хотела тебя, безумно любила Д., а себя ненавидела.

[1] Это то, что ты получишь, когда замутишь с нами…

Март 2002 г. — Теория соблазна, страсти и ошибки

It's not like you to say sorry

I was waiting on a different story

This time I'm mistaken

For handing you

A heart worth breaking

And I've been wrong

I've been down

Into the bottom of every bottle

These five words in my head

Scream Are we having fun yet?[1]

(с) Nickelback — «How You Remind Me»

Как и намеревалась, Настя приступила к разработке плана по соблазнению Семы, едва он вернулся из отпуска, соскучившийся, загорелый и еще более безумно одетый.

— Ты должна устроить нам двойное свидание! — объявила она мне, когда однажды вечером мы вышли подышать свежим воздухом и покурить, — Только ты, я, Даня и Семен.

— Это не «только», это целых четыре человека, — заметила я.

— Я имею в виду, без Кати. Она что-то начинает меня утомлять, — сказала Настя.

Я не ответила, ожидая пояснения.

— Мы же постоянно с ней в месте, и на парах и в свободное время. А еще она всегда такая веселая и оптимистичная, что иногда это просто бесит. И все-то у нее друзья и приятели. И Семен родной и дорогой дружище. А то, что у нас с ним явно что-то намечается, она, будто не хочет видеть и что, между людьми существуют более сложные отношения и тонкие связи, ей неведомо.

— Тонкие связи? — переспросила я.

— Да, как у тебя с Маусом, — сказала она, — Это не объяснить, это надо чувствовать. Я не говорю, что встретить единственную любовь на всю жизнь — это плохо. Я говорю о том, что иногда судьба посылает нам короткие, но, тем не менее, важные встречи, чтобы преподать жизненный урок, чтобы научить нас чувствовать.

— Тема интересная для размышления, но причем тут Семен?

— Я считаю, что он послан мне небесами, чтобы я пересмотрела свое отношение к себе, к мужчинам, к любви. Он как параллельный мир, и я хочу понять, что там, за гранью.

— Настя, да ты философ! — протянула я удивленно.

— Просто я сейчас читаю Анжелику. Там есть эпизод про ее встречу с уличным поэтом Клодом ле Пти, про их нежные ласки на сеновале. Он не был равным ей, не был ее любовью, но в ее сердце оставил теплый след на всю жизнь!

Я рассмеялась. Представила, как Семен, сверкая глазами, читает Насте пылкие стихи, тело утопает в куче сена, а наружу торчит голова, и волосы забиты соломой.

— Настя, Семен никакой не поэт и не романтик, он совсем иной, неужели ты не видишь?

— А мне кажется, в нем есть нечто глубокое, то, что не напоказ.

— А как же Илья?

— Я устала, не могу больше страдать, вечно контролировать каждый шаг, подозревать, боятся потерять его. Я стала настоящим параноиком, так не долго и ведьмой стать, как Маргарита — от горя и бедствий. Мы взяли тайм-аут в наших отношениях, так что, я свободна и могу делать, что хочу!

Было ясно, что Настя переживала становление собственной личности полное внутренних конфликтов, чувствуя себя кем-то средним между Маркизой Ангелов, булгаковской Маргаритой и Анной Карениной.

Что касается моих отношений с Д., то там тоже было все непросто. В тот вечер, когда он позвал меня погулять по крышам, я осталась у него. Конечно, ни по каким крышам мы не гуляли. Просто встретились в небольшой кафешке около его дома, пили молочные коктейли, разговаривали, а потом, побродив по вечерним улицам около часа, пришли в его квартиру, где провели жаркую бессонную ночь.

Утром, идя домой, я чувствовала себя падшим ангелом и кающимся грешником в одном флаконе. Меня поразило то, с какой легкостью я смогла за один день побывать в объятиях двух разных мужчин. Да, что это вообще значит «в объятиях»? К черту условности и возвышенные слова. Хотелось бы мне еще добавить, что после я пошла к священнику, и в темной исповедальной келье проговорила: «Я согрешила, Святой Отец», но я не была героиней романов в мягких обложках, любимых Настей и бабой Людой. Поэтому, да, к черту! Я перепорхнула из одной постели в другую так, словно это было совершенно обычным и естественным делом.