— Передай тогда Люде, что пенсия в пятницу будет не в 10–00, как обычно, а в 12–30! У Зинаиды добавился второй участок, — прогремела она.

Я кивнула.

— Повтори, — потребовала тетка, с любопытством косясь на твои ботинки у входа.

— У Зинаиды второй участок, — покорно отозвалась я.

— Пятница, 12–30! — не отставала она, принюхиваясь к запахам квартиры, — Что печем?

— Испекли уже. Пиццу. Пенсия. Пятница, 12–30. Спасибо! До свидания! — отчетливо проговорила я, давая ей понять, что разговор окончен.

— Не забудь, передай! — снова повторила старшая по подъезду и, наконец, удалилась.

Я вернулась в комнату. Ты чинно сидел в моем любимом кресле наигрывал что-то на гитаре и смотрел в окно. Я отметила, что ты тоже надел футболку и аккуратно расправил плед на кровати, так словно ничего не было.

— Может, чаю попьем? — предложила я.

Потом мы пили чай, ели пиццу. Ты хвалил мое кулинарное искусство. Я опять смущалась. Не знала, что говорить.

За те несколько минут, пока мы были на кухне, в дверь звонили еще ТРИ раза!

Сначала соседская девочка. Спросила, не оставляла ли ее мама у нас ключи от их квартиры. Потом, сантехник, пришедший к другим соседям, ошибся дверью. Потом принесли телеграмму от слегка выжевшей из ума бабушкиной старшей сестры бабы Нади, с приглашением на день рождения. Будто бы мы и так не знали. Я была в бешенстве, ты смеялся:

— Не дом, а музыкальная шкатулка!

— Обычно такого не бывает, — попыталась я оправдаться.

Ты встал с места, привлек меня к себе и нежно поцеловал, но уже без той страсти, что была ранее.

— Я пожалуй пойду, — сказал ты, — надо еще по делам заскочить. Встретимся в субботу?

— В субботу день рождения бабушки Нади, — сказала я, потрясая зловещей телеграммой.

— Не ходи, а то вдруг она опять захочет подстричь тебя под мальчика! — предостерег ты.

— Это не та. Та скальп снимет, если не приду.

Я проводила тебя в прихожую, и когда ты уже надевал куртку, в дверь снова позвонили. Это была Катька.

Я открыла, и она залетела, тараторя на ходу:

— Ника, выручай, горю! Мне надо колористику сделать, у Насти тоже завал!

Увидев тебя, она пискнула:

— Макс!? Какими судьбами?!

И тут же смутилась и игриво заулыбалась:

— Ой, я не вовремя?

— Сегодня все не вовремя, — пробурчала я.

И когда ты ушел, она с утроенной силой набросилась на меня:

— Рассказывай! Как он тут отказался? Что вы делали? Ты узнала его фамилию?

Последующие три дня я, то терзалась сомнениями и муками совести, то предавалась сладостным мечтам. Было давно уже ясно, что Д. не считал меня своей девушкой, и наши отношения с ним последнее время были больше дружескими. Да, он изредка звонил, мы болтали о всякой фигне, смеялись и все. Ни свиданий, ни разговоров о чувствах у нас не было. Но, ведь я после нового года убедила себя, что люблю его и только его, и буду ждать взаимности сколько угодно. Но стоило тебе появиться на горизонте, как я тут же потеряла голову. Могу ли я любить сразу двоих? А может, в таком случае никого?

И все равно, я мечтала о тебе, прокручивая в голове воспоминания.

— Однозначно, Макс! — твердо сказала Катя, когда я поделилась своими сомнениями, во время второго вечера каторжной работы над колористикой. Мы уже отрисовали полный альбом цветовых растяжек для Кати. И приступили к Настиному.

— Во-первых, Д. все-таки староват и бедноват, во-вторых, Макс и красивее и веселее, и на тачке к тому же.

— Но мне трудно дается общение с ним, и я про него ничего не знаю. А с Д. всегда есть о чем поговорить.

— Так вы не разговаривайте, а трахайтесь, — предложила Настя.

— С этим тоже проблема, словно какое-то проклятье над нами, — ответила я.

— А вообще, встречайся с ними параллельно, постепенно кто-то один самоустранится, — сказала Настя.

— Но как же?! Это ведь неправильно! — воскликнула Катя.

— А вы, что реально думаете, что они все тусуются только с одной? Посмотрите на Илью, он как волочился за каждой юбкой, так и продолжает. Скоро ему снимут гипс и вообще, я чувствую, пойдет в разнос. Так что, я решила больше не париться по этому поводу. Приедет из отпуска Семен, я его соблазню! — объявила Настя.

Мы с Катей рты пооткрывали от изумления.

Насладившись созданным эффектом, Настя улыбнулась:

— Да бросьте, дело-то житейское. Все гораздо проще, чем вы думаете!

Вот и Оля так же говорила, припомнила я. Может быть, действительно стоило последовать Настиному совету?

В субботу я, как и ожидалось, была в кругу семьи, в гостях у бабы Нади, за пышным столом с рыбным пирогом, салатами, холодцом и фирменной клюквенной наливочкой. Надежда Николаевна старшая из трех сестер Мухиных отмечала свой шестьдесят девятый день рождения и собрала вокруг себя, как она говорила «свой любимый мушиный рой». Судьба нашей семьи сложилась странно, и в этом даже можно было отследить какой-то злой рок.

Две из трех сестер, баба Надя и баба Нюра рано овдовели, а моя баба Люда развелась со своим мужем еще до перестройки. У всех трех сестер были дочери, по две у Нюры и Нади и одна — моя мама, у бабы Люды. Все эти дочери были либо не замужем, либо в разводе. И у каждой из них было по одной дочери. И так мы образовывали целый клан, состоящий из трех поколений женщин, не включающий ни одной особи мужского пола. С четырьмя своими троюродными сестрами я никогда не была особо дружна, они все были сильно старше меня. В детстве их заставляли нянчиться со мной, а им хотелось бегать, играть, шушукаться о своих девичьих секретиках. Поэтому у них всегда было ко мне слегка пренебрежительное отношение.

В тот день за нашим большим столом все разговоры были о грядущем грандиозном событии. Старшая внучка бабы Нади — Алена собиралась этим летом выйти замуж. Ей уже было 30 лет, и все тетки наперебой твердили, не утруждая себя особым тактом:

— Аленушка, молодец, дождалась наконец-то!

— В тридцать-то лет поздновато, а детей когда рожать?!

— Хорошо, что он тебя до 35 не промариновал, видать совесть проснулась!

Алена то бледнела, то краснела, и ей явно хотелось поскорей сбежать с этого банкета. Так же как и мне.

— А ты, малая, не завела еще жениха? — спросила баба Надя, обращаясь ко мне, видимо решив пожалеть свою внучку.

— Рано ей замуж, — вступилась баба Люда, — пусть сначала профессию получит!

— А кто говорит «про замуж», так для тела, для души, — не унималась подвыпившая баба Надя.

Я была уже близка к нервному срыву, но тут у меня на поясе завибрировал пейджер: «Хочу тебя украсть! Маус».

Сорвавшись с места, я бросилась к телефону и надиктовала оператору сообщение с адресом бабушки и добавила: «Пожалуйста, скорее!»

Затем я прокралась к маме и на ухо объяснила ей ситуацию. Баба Надя среагировала мгновенно:

— Больше двух — говорят вслух! О чем шепчетесь?

— Ни о чем. Просто за Никой мальчик должен заехать, — голосом виноватой школьницы проговорила мама.

— Мужчина! Я же говорила! Для души-то нужно! — проревела баба Надя.

Все остальные засуетились и заохали.

— Надо чайник снова вскипятить!

— Надо чистую тарелку ему!

— Надо холодца еще достать!

— Да как ты выглядишь-то? Ника, причешись, губы подкрась!

— Принесите кто-нибудь еще наливки из кладовки!

— Он не пьет, он за рулем, и вообще он сюда не будет подниматься, мы спешим, — попыталась я сдержать их натиск.

— Как это?! Неуважение! Пусть заходит, мы его не съедим! — вопила в экстазе баба Надя, но блеск в ее глазах говорил скорее об обратном.

Встретив тебя у подъезда, я наклонилась к окну машины и взмолилась:

— Макс, пойдем, пожалуйста, на минутку, поднимемся? А то они меня не отпустят!

— Кто?

— Бабки, тетки и злые сестры!

Ты усмехнулся. Вышел из машины, держа в руках симпатичную коробочку конфет. Взял ты ее специально для бабки или она все-таки предназначалась для меня, я так и не узнала, но баба Надя была в восторге.

— Хорош, хорош! — твердила она, заливаясь пунцовым румянцем.

— Простите, Бога ради, не могу пройти, у моей мамы тоже сегодня день рождения, я вот только от стола. Верно говорят, что все прекрасные женщины рождаются весной! — говорил ты, и представительницы моей семьи смотрели на тебя влюбленными глазами.

— И не беспокойтесь, привезу Нику домой во время! — заверил ты их самым галантным тоном.

— Идите, гуляйте, молодежь! — милостиво разрешила баба Надя, и мы пулей вылетели из ее гостеприимного дома.

— Не смотри наверх, — сказала я тебе, когда мы вышли из подъезда.

— А что? — спросил ты и, обернувшись, поднял глаза.

На лоджии третьего этажа стояли женщины нашего клана и только что платками вслед не махали.

— Крутая у тебя семья, — сказал ты, когда мы уже сели в машину.

— Извини, родню не выбирают, — смутилась я.

— Да, я серьезно, как в сказке: принцесса и ее бабки и сестры!

— Куда мы едем? — спросила я.

— Туда, откуда им нас не достать! — ответил ты.

Мы выехали за город и мчали по трассе на максимально допустимой скорости. Ты включил магнитолу, зазвучала кассета, которая играла, когда мы ездили в аэропорт.

— Это же наша кассета! — спохватилась я.

— Да, и я ее слушаю!

Ты слушал нашу любимую кассету, не вынимая из магнитолы всю неделю?! Со мной такое случалось, если музыка напоминала о чем-то важном, приятном или щемящее грустном, о неразделенной любви, например. Может быть, и с тобой было то же самое, и ты слушал песни «Lacrimas Profundere», вспоминая обо мне…

Мне хотелось так думать, очень хотелось не снимать эти розовые очки подольше, ведь все происходило, как в горячо любимых Настей «Жестоких играх». Мы летели в машине по пустой дороге, шальное весеннее солнце било в глаза, вокруг был только лес и горы. Ты то и дело поглядывал на меня поверх солнечных очков. Ты выглядел круто. Я робела и млела, когда ты иногда поглаживал кончиками пальцев мою руку. Нам снова было не о чем говорить, но нам и не хотелось, все было ясно без слов.