У меня под сердцем кольнуло, казалось, еще совсем недавно похожий вопрос прозвучал из уст одной мрачной пурпурной леди.

Все-таки иллюзии начинают исполнять странные роли.

Я с улыбкой посмотрела на Мари Энн и уже была готова ответить, как заметила ее быстрый взгляд, брошенный на Томаса, все еще стоящего за моей спиной, взгляд вопросительный и даже немного капризный.

О, ситуация проясняется или скорее запутывается, этой девушке явно нравится хозяин дома, она имеет на него планы, в которые мне невольно пришлось вмешаться.

Я мысленно рассмеялась над иронией судьбы, опять складывается интересная картина, подкупающая своей новизной, я оказываюсь лишней на чужом празднике. Но на этот раз все обойдется малой кровью, я скоро уеду, дорогая Мари Энн и не буду мешать Вашим планам по завоеванию сердца мистера Коллинза, хотя мне чертовски это не нравится.

Вечер продолжался, в центре зала переодетые актеры танцевали старинные полонезы и мазурки, которым я так и не научилась в свое время. Том знакомил меня с приглашенными, своими бывшими однокурсниками, друзьями по университету и их подругами. Атмосфера вокруг была невероятно расслабленная и непринужденная. Кроме облаченных в нежно голубые камзолы лакеев, без конца разносящих напитки и легкие закуски, в углу зала, где ранее располагались карточные столы, стоял импровизированный, сверкавший неоном бар. Напомаженные и стилизованные под старину бармены — фрики, наряженные в вызывающе яркие розовые сюртуки, смешные клоуны с начесанными и изрядно залаченными буклями, смешивали коктейли на любой вкус и цвет. Вечер и наступающая ночь обещали быть жаркими. Диджей рядом с барной стойкой уже готовился начать свою работу, как только замолкнут старинные звуки скрипки и клавесина. Двадцать первый век не сдавал своих позиций и только ждал окончания запланированной торжественной части, чтобы перенести карнавал во времени.

Обойдя по кругу весь зал, познакомившись со всеми, и забыв всех разом, я приподнялась на цыпочки и шепнула Томасу на ухо.

— Простите, может сейчас не время просить Вас, но мне не терпится… увидеть свой портрет, пожалуйста, давайте ненадолго сходим в галерею. Он там?

Томас с улыбкой скосил на меня хитрый взгляд и ответил

— Я думал, что Вы попросите об этом раньше! Конечно, пойдем. Желание гостя — закон…

Мы постарались тихо проскользнуть к выходу и незаметно покинуть зал, но обернувшись, я с удивлением заметила, что голубые фарфоровые глаза неотступно следят за нами. Потерпи немного, девочка, я его скоро верну!

Пока Том вел меня в галерею, я осматривала погруженный в полумрак Дом и как всегда восхищалась им, он был прекрасен, его белые стройные колоны, подпирающие ярус второго этажа, мраморные боги и нимфы в арках холла, таинственно замершие в сумраке, величественная лестница, уходящий в бесконечность, в темноту, высокий расписанный ангелами потолок. Казалось, Время было не властно над Домом. Вот библиотека, мое любимое убежище от всех невзгод, моя спасительница. Вот и зимний сад Фриды, интересно, кто-нибудь продолжает выращивать в нем орхидеи? Надо будет обязательно заглянуть туда утром. Томас свернул в галерею, зажег свет и остановился, ожидая меня. Я немного замедлила шаг и затаив дыхание, вошла. Почти все полотна продолжали висеть на своих местах, я помнила каждую картину после подробной экскурсии, организованной для меня Фридой. Как это было недавно… Но, нет, теперь я замечаю и новые портреты. Томас подошел к одному из них и поманил меня рукой.

— Посмотрите, Элен. Это мой дедушка, сэр Уильям Коллинз, помните, я рассказывал Вам о нем?

Конечно, я помнила его. Если бы не Уильям, вряд ли моя мечта осуществилась, и я сейчас стояла рядом с Томом, вдыхая сладкий воздух Торнбери.

С небольшого овального портрета на меня смотрел мудрый седой старик, весь заросший белыми волосами, пушистые бакенбарды и борода делали его похожим на Санта Клауса, он таким и был — добрым волшебником, подарившем мне возвращение в сказку. Его глаза, спрятанные за маленькими круглыми очками, смотрели прямо в душу и хитро улыбались. Что ты еще задумал, добрый старый чудак? Но старик молчал и продолжал прятать свою загадочную улыбку под пушистой белоснежной бородой.

'Время покажет'…услышала я тихий голос, прошелестевший под высоким потолком галереи и прозвучавший одновременно у меня в голове. Я с удивлением обернулась по сторонам, в поисках его источника, но кроме улыбающегося Томаса никого рядом не было. Ну что же — это все шутки старого дома или моего разыгравшегося воображения.

Спасибо Вам, дорогой сэр Уильям, прошептала я про себя, спасибо Вам за Чудо. Старик продолжал смотреть на меня и улыбаться, как будто все знал наперед.

Томас тронул меня за руку и повел дальше. Теперь мы остановились перед портретом молодой женщины, удивительно красивой испанки или итальянки с необыкновенными теплыми карими глазами. Ее темные как смоль волосы были убраны наверх и украшены изысканным гребнем из слоновой кости. Томас посмотрел на меня очень внимательно и прошептал

— А это моя мама, я не рассказывал Вам о ней, просто не успел. Он умерла, когда мне было всего пять лет, у нее случился инфаркт… (только сейчас я вспомнила, что Томас действительно ни разу ранее не упомянул о своей матери, я сама не спрашивала, а ему видно до сих пор больно вспоминать о ней)

Я внимательно посмотрела на портрет, и неуловимое ощущение проскользнуло у меня в голове. Эту женщина была мне знакома, но я не могла вспомнить, где я ее видела… возможна ее красивое лицо напоминало мне кого-то из известных актрис или моделей… но нет, мы встречались при других обстоятельствах…

— Отец познакомился с ней в Малаге (в Малаге?? Значит испанка…Как все странно, подумала я), во время студенческих каникул. И более они не расставались… Он до сих пор не оправился после ее смерти и не смог жениться вновь. Он не нашел ей достойную замену, и я его понимаю. Саймон родился очень похожим на маму, думаю, поэтому он его любимчик, — грустно усмехнулся Томас.

— А ты помнишь ее? (от волнения я неожиданно перешла на ты)

— Да, но очень плохо. Помню, когда был совсем маленьким, мама повезла меня к бабушке в Малагу, и пока она была в лавке с ювелирными украшениями, я решил спрятаться, и вышел на улицу. Там стоял ослик, маленький, украшенный разноцветными лентами, мне показалось — он ничей, я решил его покормить и пригласить с собой, сорвал пучок травы и подошел к нему, но ослик испугался и с громким ревом бросился прочь, а я за ним. Короче, я потерялся. Помню лишь, что страшно напугался, дома и люди вокруг были совсем незнакомые, мамы нигде не видно, я сел на ступеньки чужого дома и горько заплакал, потому что решил, что больше никогда не увижу ее, она меня не найдет, и я погибну от голода и жажды, не помню, сколько я просидел один и плакал, но потом подошла незнакомая женщина с длинными светлыми волосами и стала меня успокаивать, спросила, как меня зовут и где мои родители. Я плакал и не говорил, потому что не должен отвечать незнакомым людям. Потом она взяла меня на руки и понесла, и несла долго, прямо к маме. До сих пор помню, как мне было страшно одному в совсем незнакомом месте, как ругали меня за то, что я любопытный маленький ослик увязался за своим еще более глупым собратом. Вот это последнее воспоминание об Изабелле, так ее звали. Потому что очень скоро ее не стало… Элен, да что с Вами?? Вам нехорошо?

(Да. Мне нехорошо, Томас, потому что сейчас ты рассказал мне мой собственный сон. Как странно — значит я видела тогда маленького Томаса в прошлом, и его матерью в моем сне была Фрида, я не могла ошибаться, но его настоящая мать другая… о чем я думаю? Ну конечно, та неуловимая черта, что показалась мне знакомой на портрете, глаза, большие, теплые, карие вишни, добрые глаза Фриды. Боже милостивый, она до сих пор с ними…или точнее с Ним…неисповедимы пути твои, Господи. Нет ничего более вечного и преданного, чем материнская любовь!!!)

Я стояла неподвижно, и слезы одна за другой скатывались по моим щекам. Томас дотронулся до моего плеча и тихо встряхнул

— Что случилось, Элен?

Но я не готова была рассказывать ему о своих снах и откровениях, может быть потом, позже, но не сейчас. Поспешно вытерев слезы, я улыбнулась, и ничего не ответив, пошла следом за Томом.

— Элен, самое интересное впереди. Вы не боитесь?

(Не боюсь ли я встретиться лицом к лицу с прошлым? Очень боюсь, безумно, но и желаю этого не меньше, поэтому иду сейчас за тобой.)

Эти портреты бросались в глаза сразу же, стоило лишь подойти на определенное расстояние к отдельной арке, в которой они находились. Они будто принадлежали друг другу и вечности. Я не осмеливаюсь пока смотреть на Его лицо, я подойду к нему в самом конце, а пока… я снова вижу свой портрет, и внезапно нахлынувшие воспоминания кружат голову.

Вот я вновь сижу в кресле, освещенная ласковым летним солнцем, вижу художника в смешном колпаке и с палитрой в вытянутой руке, а за его спиной, Его, моего любимого, он не отводит ласковых серых глаз и слегка улыбается, пока мастер творит мой образ. Но это лишь воспоминание… сладкое и желанное…, обманчивая манящая Фата Моргана, влекущая в несбыточный мир любви… Я вглядываюсь в свой портрет и удивляюсь, картина совсем не состарилась, только немного потрескался лак, покрывающий ее, а краски так же свежи и ярки, как будто над ними не властно время…, хотя…. Только приглядевшись внимательнее, я замечаю внизу полотна два длинных шрама, два аккуратно заделанных пореза, видимо оставленных острым предметом. Но, Томас предвосхищает мой удивленный вопрос

— О женщины! Как вы опасны в гневе! После того как леди Анна, уже будучи законной женой сэра Фитцджеральда, в порыве безысходной ревности порезала Ваш портрет, слава Богу, он висел высоко и ей не хватило роста, чтобы изуродовать лицо, он приказал перенести картину в свой кабинет и настрого запретил кому — либо заходить туда в его отсутствие.