– Вот как?

Иди смущенно покачала головой.

– Никакого долга, отец. Он просто шутит.

Он снова посмотрел на Тома, который уверенно выдержал его взгляд. Этот человек не был похож на шутника. Эйб вздохнул. Какой может быть от этого вред?

– Я хочу сказать, что вы можете остаться… – Том удивленно моргнул, и Эйб смущенно пожал плечами. – По крайней мере, пока не встанете на ноги и не решите, куда двигаться дальше, к какой цели.

– О, папа! – воскликнула Иди и бросилась ему на шею. – Правда? Я была уверена, что ты поможешь. Вот видишь, Том, я же говорила, что он придумает, как поступить.

Джонс выглядел удивленным и ошеломленным.

– Я… я не знаю, что сказать, сэр. Наверно, мне все-таки лучше уйти. Вы уже и так мне очень помогли…

– Ерунда! – сказал Эйб и махнул рукой, приняв решение. – Мне пора за работу. И я не предлагаю вам сидеть и бить баклуши, молодой человек. Вы можете отработать свое содержание, пока не определитесь со следующим этапом вашего путешествия.

– Я ничего не знаю о пошиве одежды.

– А кто тут говорил о пошиве? – усмехнулся Эйб. – Всегда нужно то угли перемешать, то какое-нибудь поручение выполнить. У меня есть рулоны ткани, до которых мне не хватает сил добраться… Иди?

– Я покажу. А ты иди и займись костюмом мистера Флетчера.

– Тогда увидимся за ужином, Том, – сказал Эйб и кивнул, бормоча себе под нос, что ненавидит опаздывать с заказами клиентов.

Иди бросила Тому исполненный торжества взгляд.

– Скажи «да», – попросила она.

– Как я могу отказать кому-то из вас?

Она захлопала в ладоши.

– Вот и отлично. Теперь, когда надумаешь отправиться в путь, надеюсь, ты уже будешь знать, куда ехать. А пока идем. Я покажу тебе, где что лежит, хотя, наверно, лучше все же снять этот костюм. Это итальянская ткань, – добавила она, словно это должно было произвести на него особое впечатление.

* * *

К обеду Том наполнил оба ведра для угля, а затем, прибравшись, посвятил остаток дня перекладыванию рулонов ткани, сложенных в кладовой высоченными штабелями, так, чтобы до них было легче добраться. Но работы там оставалось невпроворот.

Он испытал облегчение от того, что ему не предложили спать в комнате Дэниела, и был рад, что в квартире была свободная комната, которую Иди приготовила для него. Она оказалась полупустой, но достаточно удобной. Умывшись и переодевшись в брюки от подаренного ему костюма, собственную рубашку и джемпер из больницы, он появился в дверях небольшой кухни.

– Добрый вечер, – сказал он, и Иди подняла глаза и оценивающе посмотрела на него, отвернувшись от плиты.

– Добрый вечер, Том. Ну, у тебя снова появился румянец.

– Нет ничего лучше физического труда, – сказал он, делая вид, что разминает мышцы. – Я слишком долго прохлаждался в госпитале.

– Рада за тебя, – подбодрила его она, и они ласково улыбались друг другу, пока не зашел Эйб, который переоделся к ужину, и теперь его голову украшала плоская круглая шапочка, едва прикрывавшая макушку.

– Можешь накрыть на стол, если хочешь, Том, – сказала Иди. – Все, что тебе понадобится, лежит в буфете. И еще было бы неплохо зажечь свечи.

– Сию секунду, – ответил он, отсалютовал Иди и исчез в соседней комнате. Там было два буфета. В ближайшем к себе он нашел все, что было нужно.

Ему не понадобилось много времени. Возможно, привычка все делать быстро выработалась у него в армии: он сразу же нашел камчатную скатерть, встряхнул ее, чтобы разгладить складки, и постелил на стол. За скатертью последовали такие же салфетки с кольцами. В коробке из красного дерева он обнаружил столовые приборы и накрыл стол на троих. За дверцами буфета нашлись и бокалы. Он отошел к стене полюбоваться своей работой. Идеальная сервировка. Он поставил на стол подсвечник, который заметил на верхней полке буфета, вставил в него и зажег четыре новых свечи. Стол выглядел так уютно, что он понял, как ему не хватало такой вот нормальной жизни.

Том вернулся на кухню, где отец с дочерью мирно спорили о приправах к тому, что Иди собиралась налить в большую супницу.

– Стол накрыт! – сообщил он, чтобы не толпиться в тесной кухне.

Когда они вошли в столовую, воцарилась тишина. Он посмотрел на них с удивлением, а они между тем ошеломленно уставились на стол. Он не мог взять в толк, что их так поразило. Стол был сервирован идеально. Серебро и хрусталь сверкали при свечах.

– Что-то не так? – спросил он.

Они бросились успокаивать его, перебивая друг друга.

– Это просто… обычный ужин, – добавила Иди, глядя на роскошный стол перед собой.

Том посмотрел на собственное творение. Он по-прежнему не мог понять, в чем дело.

– Том, мальчик мой, с каких это пор вы едите серебряными приборами и пьете воду из хрустальных бокалов по вторникам? – спросил Эйб, и Том услышал веселье в голосе старика. – Смотри, Иди, наш гость, кажется, ожидает несколько блюд, – сказал он, указывая на два комплекта вилок и ножей и десертные вилку и ложку, аккуратно лежащие напротив трех стульев. – Надеюсь, ты приготовила пудинг, дочка. – И он с явным наслаждением усмехнулся.

Иди поставила супницу на стол, и, посмотрев на нее, Том увидел, что это обычная керамическая кастрюля. Серебряная супница поблескивала в буфете. Но в глазах Иди блестело такое же веселье, как и у отца.

– Папа, сколько времени мы не пользовались хорошей посудой и столовыми приборами?

– Слишком долго, дочка, – признался тот.

– Это замечательно, Том, – сказала она, поворачиваясь к нему. – Спасибо.

– А есть другая посуда? – Он нахмурился.

Она указала на другой, более скромный на вид буфет.

– Вон там. Наши повседневные столовые приборы и посуда. Это наша лучшая посуда, – сказала она, оглядываясь на празднично накрытый стол. – Но как красиво. Может быть, это ключ к твоему прошлому, Том.

Он видел, что хозяева обмениваются недоумевающими взглядами, несмотря на их ободряющие улыбки. Эйб протянул ему небольшую темную бархатную кипу.

– Не помешает носить это за ужином, – проговорил он извиняющимся тоном.

– С радостью. Завтра я продолжу работать в кладовой.

Эйб кивнул.

– Вы уже сделали больше, чем я ожидал.

Том улыбнулся Иди, которая пододвинула супницу и подняла крышку, под которой оказалось рагу. Его глаза округлились, и оба заметили выражение его лица.

– Сам не знаю, почему я ожидал куриный бульон с клецками, – объяснил он.

Эйб поднял палец.

– Мои бабушка и дедушка родились в Лондоне, но мне кажется, что изначально мы прибыли из России или Восточной Европы.

– Холодный климат, следовательно, горячее тушеное мясо – это часть нашей культуры, – закончила Иди, усаживаясь.

– Давайте помолимся, – сказал Эйб.

Том наклонил голову и положил руки на колени, надеясь, что это правильный способ молиться за еврейским столом. Ему хотелось скрестить руки, а еще лучше – потянуться к руке Иди и подержаться за нее, втайне испытывая от этого удовольствие. Но даже не осмелившись на это, он испытал радость, вспомнив, что сегодня она уже дважды держала его за руку по пути сюда, и воспоминание о прикосновении к руке Иди в перчатке запустило неожиданный набор реакций, так что ему пришлось откашляться, пока Эйб Валентайн спокойно благодарил Господа за пищу на столе, здоровье семьи и за выздоровление гостя, ужинавшего с ними. Том также почувствовал внутри себя незнакомое тепло от ощущения причастности впервые за свою новую, короткую жизнь и испытал прилив радости.

И когда Иди встала, чтобы взять его тарелку и положить рагу, он специально положил свои пальцы так, чтобы «случайно» коснуться ее. Отпустить тарелку и кончики ее пальцев оказалось гораздо труднее, чем следовало бы, и она удивленно взглянула на него, потянув тарелку и почувствовав напряжение в руке Тома. Ее темные глаза выглядели задумчивыми в свете лампы, которую она зажгла, чтобы лучше осветить столовую, и, несмотря на все его попытки не размышлять о жизни Иди и ее планах, Том не мог не прогнать неуместные мысли о ее женихе… в частности, о том, как сильно он ему завидует.

– Извини за масляные лампы, – сказала Иди. – У нас есть газовое освещение, но у Эйба начинается одышка, если мы используем его слишком долго. Мы включим его позже в гостиной.

Том усмехнулся.

– Свечи и лампы в любом случае гораздо романтичнее.

– Довольно накладно использовать и то и другое, – тихо предупредил Эйб, разворачивая салфетку, чтобы положить ее на колени.

Иди потянулась к половнику, чтобы разложить по тарелкам рагу, начав с отца, затем Тому, а затем и себе. Она передала им теплые булочки с отверстием посередине, и, когда Том потянулся за странным хлебом, его рука коснулась руки Иди, на этот раз действительно случайно. Блюдо с хлебом покачнулось, она испуганно посмотрела на него, и теперь он был уверен, что не только его бросает в дрожь от незримых искр, летающих между ними.

– Извини, – сказал он.

Выражение ее лица выровнялось, хотя она едва взглянула на него и сразу же заговорила с отцом о костюме, который доставила сегодня в госпиталь. Это дало Тому возможность разломить бублик, усеянный крупицами соли. Внутри его слегка хрустящей оболочки оказалось мягкое пористое тесто, которое он с наслаждением начал жевать.

– Просто удивительно! – сказал он.

Хозяева перестали говорить и посмотрели на него, удивленные этими неожиданными словами.

– Это бублик, Том, – сказал Эйб. – Вы будете часто их есть, пока живете с нами.

Пока живете с нами. Ему понравилось, как это звучит.

– У него прекрасный вкус, – признался он. – Я чувствую лук.

Иди улыбнулась.

– И немного дикого чеснока.

Том взялся за тушеное рагу, которое оказалось сытным, как и обещала Иди. Небольшое количество мяса ей удалось компенсировать разными овощами.

– Возьмите добавки, – предложил Эйб. – Вам нужно набрать вес, – добавил он, хотя Том заметил, что никто из хозяев не положил много себе на тарелку. Ему пришло в голову только сейчас, когда он почувствовал себя обязанным положить себе добавку, что они, вероятно, сознательно урезали свои порции, чтобы оставить побольше еды гостю.