Фиона Макинтош - Храню тебя в сердце моем

– Не могу поверить, что ты обвиняешь меня в этом, – продолжал он гнуть свое.

– Сделанного не воротишь, и я не буду больше убиваться из-за пропавших эскизов. Я верю Саре, потому что она знала, куда продать мои эскизы, и разбирается в моде.

Бен посмотрел на нее с презрением.

– Значит, дело закрыто?

– Так ли это? Девушка с такой любовью к моде захочет носить одежду, изображенную на этих эскизах.

– Уверен, что в этом случае она воспользуется прибылью неразумно и вместо того, чтобы заплатить за квартиру, купит себе модных тряпок.

– Действительно, именно это большинство и подумало бы, и я в том числе. Так если Сара такая хитрая и корыстная воровка с неожиданно привалившими деньгами и хорошим вкусом, то почему же она по-прежнему ходит в старой, немодной обуви, штопаной юбке и с потрепанной сумкой?

Бен покраснел и ничего не ответил.

– Я искупила вину перед Сарой за то, что ты сделал ее своим козлом отпущения, но, боюсь, и представить не могу, как ты можешь искупить свою вину передо мной, Бен.

Выражение его лица наконец изменилось с намеренно пустого на открыто угрюмое.

– Я дал тебе второй шанс стать моей женой, Иди, исправить свою репутацию. Я подавил свою гордость и всю ту боль, и вот, пожалуйста, ты ударила меня по второй щеке. То, что я сделал, я сделал для нашей общей пользы. Я не мог жениться на женщине, которая, если смотреть правде в глаза, просто чуть более гламурный вариант лавочницы и вот-вот выставит себя полной дурой.

Она кивнула, радуясь его признанию.

– Ну вот, наконец-то ты сказал правду. Не знаю, о чем я думала, Бен, и я не собираюсь подписывать никаких документов о расторжении моего брака с Томом, отцом моего сына. Я знаю, ты хочешь, чтобы Томми был твоим. И думаю, что ты даже стал бы хорошим отцом. Но не для Томми. Ты ему не нужен.

Бен жестоко засмеялся.

– Он не вернется к вам, Иди. Твой отец как-то признался мне, что боится, что если Том мог потерять память, то так же легко он может ее вернуть… Похоже, его слова оказались пророческими.

Иди уставилась на ехидное лицо Бена, его слова так потрясли ее, что ей показалось, что пол пропал у нее из-под ног, и все ее существо охватил ужас. Она побледнела, вдруг почувствовав себя так, словно находится в жутком темном туннеле. Она взмокла от пота, а одежда неожиданно стала казаться слишком тесной. Она задыхалась.

– Я вижу, это не оставило тебя равнодушной, моя дорогая Иди. Бедная ты, бедная. И бедный Том. Хотя, возможно, совсем не такой уж и бедный.

– Что ты знаешь? – прохрипела она, едва шевеля губами.

– Советую тебе забыть его, ведь он-то явно забыл тебя. Очевидно, что он не собирается возвращаться в свой маленький уютный коттеджик в Эппинге.

– Ты видел его? – спросила она. Ей было больно произносить эти слова.

Он пожал плечами.

– То ли прочел, то ли услышал что-то, пока тебя не было.

– Но решил не сообщать мне об этом, – прошептала она.

– Тебя не было целую неделю. Как-то вылетело из головы. – Она понимала, что он лжет. Видела это по тому, как двигается его кадык. – Он явно не помнит ни тебя, ни свою жизнь, ни своего ребенка. И не спрашивай меня больше о нем, потому что я не обратил на это особого внимания.

– Не буду, – сказала она, отступая к двери комнаты, в которой они неловко стояли друг против друга и которая внезапно стала душной. – Мы с тобой больше никогда не будем говорить о Томе. Более того, мы с тобой вообще никогда и ни о чем не будем больше говорить. Прощай, Бен.

Иди не стала дожидаться ответа. Она повернулась к нему спиной и побежала по опустевшему коридору и лестнице. Выскочив на утренний лондонский холод, она поспешила по Кэннон-стрит, вдыхая ледяной воздух в надежде, что он выведет ее из оцепенения и поможет привести мысли в порядок.

Она поспешила мимо отеля «Терминус» в итальянском стиле, который примыкал к железнодорожной станции Кэннон-стрит, вошла на станцию и встала под куполом из стекла и металла. Она нашла носовой платок, вытерла слезы, которых до этого не замечала, и обнаружила, что сквозь отчаяние начинает пробиваться смех. Подняв глаза и взглянув сквозь стеклянный купол на пасмурное, белесое ноябрьское небо, она почувствовала, что ее настроение поднимается.

Том жив. И она его найдет.

Алекс резко проснулся от стука каблуков женщины, удаляющейся от него, и на секунду растерялся, обнаружив, что уснул в кожаном кресле. Он, очевидно, еще и выкрикнул что-то громко, потому что другие члены клуба бросали на него взгляды, в которых читались раздражение и удивление.

– Еще бренди, сэр? – спросил пожилой официант шутливым тоном.

Алекс посмотрел на маленький столик для напитков рядом с собой и увидел почти пустой бокал.

– Э, нет, спасибо, Альберт. Поправь огонь, если можно. Вот, так-то лучше. – Он приподнялся в кресле, подавляя зевоту, и почувствовал хлопок по спине.

– Надеюсь, ты выиграл!

– Что? О, привет, Дентон. Все еще здесь?

– Я сказал, надеюсь, что она победила, старина?

Алекс в замешательстве поднял глаза.

– О чем, черт возьми, ты толкуешь, Тимоти?

– Пенни. Было похоже, что ты довел ее до финиша.

– Пенни моя невеста, недоумок, – устало сказал он. – Черт, я, должно быть, задремал. – Он посмотрел на большие часы над камином клубной комнаты для курения.

– Знаю, и это самое смешное, – весело продолжил Дентон. – Она может быть твоей невестой, но Красотка Пенни была хорошей кобылкой несколько лет назад. Не проиграла ни одного забега. Кто-то наверняка сделал на ней состояние, потому что она явилась как черт из табакерки. – Он постучал себя по носу. – У меня тоже была такая возможность. Жаль, что я ею не воспользовался. Спокойной ночи, Уинтер.

Красотка Пенни? Он действительно выкрикнул это? Он никогда в жизни не играл на скачках… на его памяти по крайней мере. Он застонал. И звук каблуков продолжал отдаваться эхом вдалеке.

Алекс вздохнул, посмотрел на огонь, который ожил благодаря Альберту, и подумал о завтрашнем дне. Поможет ли салон Фитча пролить свет на его прошлое? Он потянулся к бокалу, и пары алкоголя напомнили ему о свежих цветах и спелых абрикосах. Он допил остатки бренди, и мягкий, но огненный привкус ириса разлился по его горлу. Алекс принял решение. Он знал, что живет двойной жизнью – той, в которой он был готов жениться, создать семью, быть хорошим мужем, и другой, более темной, в которой он плутал в туманных мыслях о женщине, которую хотел найти, увидеть опять… Эти дразнящие мысли могли его сломать, лишить равновесия и, наконец, самой возможности вернуться к нормальной жизни. Если он не узнает, кем он был и где, то, возможно, никогда не успокоится и тем самым уничтожит шансы на их с Пен будущее счастье. Она заслуживает лучшего, чем эта половина человека. Что означала Красотка Пенни и все остальные крошечные и, казалось бы, бессмысленные осколки воспоминаний, которые могли привести его к владелице красного платка?

«Прими решение, Алекс», – молча приказал он себе, глядя на танцующее пламя, которое напомнило ему о другом камине в гораздо меньшей комнате, элегантной, уютной… и наполненной любовью. Он затаил дыхание. И не ошибся – воспоминания определенно становились более четкими. Может, амнезия начала отступать, а может, он пал жертвой собственного отчаяния? Имело ли что-то из этого отношение к реальности?

«Хватит!» Как долго можно мириться с собственной нерешительностью? Реально это или нет, до свадьбы остается всего несколько недель, и он уже слышит звуки свадебного марша. Разве он уже не завел свои отношения с Пен слишком далеко? Он ненавидел свою нерешительность, его раздражала собственная полуразумность, полужизнь, тот получеловек, в которого он превратился.

Уставившись на огонь, он заключил договор с самим собой. Если встреча с Персивалем Фитчем не даст ни одной подсказки, он бросит поиски, оставит их в прошлом и двинется вперед к жизни, которая ждет их с Пен. Сколько бедных солдат продали бы душу за то, что дали ему второй шанс? Сколько раз он слышал их бормотание в окопах, когда они готовились к атаке, что они готовы отдать руку или ногу, лишь бы провести еще один день с близкими? Ему было противно от своей неблагодарности. Планеты сошлись по какой-то причине и дали ему эту вторую возможность… Зачем рисковать?

Алекс мог бы остановиться в семейной квартире в Белгравии, но предпочел удобство клуба и поднялся по лестнице в номер. Он уснул в одежде, едва ослабив воротник, и ему снился сарай в саду и деревянная мебель, которая была похожа на детскую кроватку.

Мадлен помогала Иди развеять тоску, слушая нечленораздельные стенания подруги.

– Я даже не подозревала, что Бен может быть таким жестоким. Вот что особенно больно.

– О, люди делают странные вещи, когда влюблены, дорогая. Он тоже человек, и он не святой. Он мужчина, в конце концов! – Это позабавило Мадлен, и она начала смеяться сама над собой, а затем посмотрела на подругу слипающимися глазами. – Иден, я так напилась, что придется мне сегодня остаться ночевать у тебя.

Иди посмотрела на пустую бутылку шампанского и усмехнулась, вспомнив совет подруги: «Никогда не жалуйся на конец любви, ma cherie. Просто выпей за следующую».

– Конечно. Найди себе место и спи, – невнятно пробормотала она. – Мадлен, я тоже напилась?

– Надеюсь, что да. Это означает, что я не одна на ногах не стою.

Они засмеялись, но Иди не была уверена, что ей так же весело, потому что внезапно почувствовала приступ тошноты.

– Я должна проверить Томми.

– Томми спит, как побитый, – сказала Мадлен, и Иди не нашла в себе сил ее поправить. – Но мы должны выспаться. Завтра у нас встреча с Обри-Финч.

– О нет. Скажи, что это не так, – простонала Иди, уткнувшись лицом в подушку. – Сколько времени?

– Десять.

– Ну, я усну прямо здесь, – призналась она слабеющим голосом.