Он посмотрел налево, стараясь не смотреть на покои отца и не обращать внимания на навязчивый аромат трубочного табака, который всегда витал в этой части коридора, а возможно, и всегда будет витать. Он отбросил это воспоминание и двинулся в конец коридора, где на мраморном постаменте перед большим окном стояли траурные лилии. Он знал, что завтра мягкий свет проникнет через окно и затопит коридор, из-за чего изысканный шелковый китайский ковер, на котором он сейчас стоит, будет выцветать еще больше.

Он снова сделал глубокий вдох перед дверью покоев матери и тихо постучал. Из-за двери он услышал приглушенные голоса, узнал голос матери, и его сердце дрогнуло.

Дверь открылась, перед ним стояла Эффи, которой теперь было слегка за сорок, хотя выглядела она гораздо моложе благодаря стройной фигуре, узким бедрам и светлым волосам. Она не узнала его, но он ее не винил. Свет был тусклым, и, как и остальные члены его семьи, она считала, что он давно умер.

Он увидел прямую спину матери. Она сидела перед туалетным столиком, и в этот момент время для Алекса остановилось на несколько мгновений. Она втирала в руки крем, как всегда перед сном, и Алексу было приятно видеть, что ежедневные ритуалы помогают ей не сломаться. Отражение в зеркале, которое он видел через всю комнату, было осунувшимся и печальным – слишком худым и горестным, словно вся скорбь семьи Уинтер легла на плечи Сесили. Он надеялся, что ему это только показалось из-за тусклого света лампы, потому что мать выглядела так, словно годы его отсутствия не прошли для нее даром.

Он услышал ее тихий вздох, когда она повернулась. Мать узнала бы своего ребенка в любом воплощении. Не было сомнений, что Сесили Гилфорд-Уинтер знала, кто он такой.

Глядя на него расширенными неверящими глазами, она с трудом поднялась.

– Лекс?

Теперь и Эффи повернулась и смотрела на него.

– Господин Алекс! – прошептала она так же потрясенно, как мать.

Тогда он пересек комнату, не обращая внимания ни на что вокруг, в том числе на то, что вторгаться в женские покои в этот час было совершенно бестактно.

– Да, это я, мама, – выдавил он и крепко обнял ее. Она была словно птичка, хрупкая и невесомая, и он был уверен, что может поднять ее на руки одним движением. Обнимая ее, он услышал сдавленные рыдания.

– Лекс, – повторила она, и в голосе послышалась тревога. – Это и правда ты?

Он отстранился, пытаясь улыбнуться ей ободряюще, но знал, что улыбка вышла кривой, потому что ему плохо удавалось сдерживать свои чувства. Годы воспоминаний нахлынули на него с первого взгляда на китайские мотивы голубой комнаты в голубых тонах и от царившего тут аромата фиалок.

Он смотрел на ее лицо, совсем без макияжа, сморщенное от рыданий, хотя мать редко давала волю чувствам.

– Как? Как? Как? – повторяла она.

Алекс обнял ее, кивнул за ее спиной Эффи, которая тоже плакала, и попытался ее успокоить.

– Я объясню все, что могу. Но расскажи мне об отце.

Она отстранилась, чтобы посмотреть на него, попыталась что-то сказать, но ее душили слезы.

– Как жаль, что он не дождался тебя, – разобрал он.

Глава 15

Иди не спала. Отец попытался составить ей компанию, как и Мадлен, которая отказалась уходить. Периодически вырываясь из плена собственных страхов и напряженного оцепенения, Иди понимала, что Мадлен ходит по ее дому как тихий ангел, взяв на себя все, от общения с соседями, которые приходили ее поддержать, до заботы о том, чтобы отец был сыт. Наконец-то у нее появился настоящий друг – и как раз в тот момент, когда она больше всего в этом нуждалась.

Констебль полиции Бол оказался верен своему слову, дважды проделав шестимильный круг за вечер, чтобы заверить ее, что поиски начались. Наступила ночь, глаза Иди были широко раскрыты, и к тому времени, как жаворонки начали петь свою прихотливую песню высоко над Эппингом, она находилась в состоянии полнейшего потрясения.

Мадлен пыталась вложить что-то ей в руки. Иди моргнула, вновь отрываясь от прекрасных воспоминаний об объятиях Тома, шутках Тома, поцелуях Тома, чтобы вернуться к реальности и мучительному пониманию, что никакого Тома тут нет. Отец дремал в кресле Тома, тихо присвистывая и похрапывая у очага.

– Ты поддерживала огонь, спасибо, – пробормотала она безучастно, хотя и вежливо. – Ты очень много делаешь для меня, Мадлен, – добавила она, только сейчас поняв, что у нее руках еще одна чашка горячего чая.

– Не пролей, – предостерегла подруга. – Я не могла оставить тебя одну, – призналась она.

– Мы же едва знакомы.

Мадлен посмотрела на нее, бросив короткий взгляд на склоненную голову Эйба.

– Мы знаем друг друга, – заверила она. – Пей. – Мадлен снова посмотрела на Эйба. – Он выглядит не очень хорошо.

– Что? – переспросила Иди. Она снова отключилась.

– Может, отвести твоего отца в постель?

Иди пожала плечами.

– Он не захочет оставить меня.

– Тогда, возможно, тебе тоже стоит…

– Он уже не вернется.

– Ты не можешь этого знать, Иден. Может быть…

– Но я знаю. И знаю Тома.

– Что-то могло случиться. Несчастный случай или что-то еще.

– Да, но, что бы это ни было, Том больше не вернется. Я это чувствую.

– Не надо так говорить. – Мадлен присела у колен Иди, когда та начала молча лить слезы, и осторожно покачала головой. – Не надо терять надежду, – посоветовала новая подруга.

– Не буду. Никогда. Но я это чувствую. – Она пожала плечами. – Интуиция, шестое чувство. Не знаю, как это назвать, но я уверена, что Том меня оставил. – Она видела, как глаза Мадлен округлились от удивления. – Возможно, ненамеренно. Но он ушел. Я чувствовала, что мы были слишком счастливы. Это наказание мне.

– Это не наказание.

– Наказание. Я знаю, что это так. И наказание только начинается. Сначала Том. – Мадлен смотрела на нее, нахмурившись. – А теперь я не чувствую ребенка. Он не шевелился с прошлой ночи.

– Возможно, это последствия потрясения.

Иди кивнула, отвлекшись, ей наскучили утешения. Она встала.

– Думаю, мне нужно привести себя в порядок, скоро придет констебль Бол.

Словно по указанию невидимого режиссера, в дверь постучали. Обе женщины вздрогнули, а Эйб проснулся. Мадлен подошла к двери.

– Доброе утро, констебль Бол. Заходите, пожалуйста.

Полицейский вошел без шлема, на штанинах внизу красовались велосипедные зажимы, а пуговицы так блестели, что Иди показалось, что она может увидеть в них свое отражение. Она отвернулась от мрачного лица полицейского и стала смотреть, как отец расправляет одежду и вытирает засохшую слюну с уголков губ. Его обычно безукоризненно ухоженные волосы были взъерошены, и у нее перехватило дыхание от волнения за них всех.

Констебль Бол откашлялся.

– Ну что? – спросила Иди, уже зная ответ.

Тот покачал головой.

– Боюсь, ничего. Как будто вашего мужа вообще не существовало, миссис Валентайн. Мои коллеги из Голдерс-Грин поговорили с Соломоном Бергманом, который видел его в последний раз, но мистер Бергман высадил мистера Валентайна в Грин-парке в Лондоне.

Иди нахмурилась.

– Почему в Грин-парке?

Бол пожал плечами.

– Простите, миссис Валентайн. Я надеялся, что как раз вы можете что-то об этом знать.

Тут подал голос Эйб.

– Я могу помочь вам, констебль. – Он повернулся к Иди. – Как я уже говорил тебе, Том хотел проверить, насколько он может быть снова уверен в себе. Он решил не возвращаться домой, а поехать с Солом.

Она кивнула.

– Сол не сказал, нервничал ли Том?

Бол заглянул в блокнот.

– Нет, насколько мне известно, нет.

Мадлен принесла чашку чая и печенье для констебля, который поблагодарил ее взглядом. Иди вдруг догадалась, что констебль Бол, вероятно, тоже провел бессонную ночь, а поняв это, она сразу же заметила следы усталости у него на лице и покрасневшие глаза, хотя он продолжал внимательно слушать.

– Простите? – переспросил Бол.

Иди не заметила, что говорит вслух.

– Э… я сказала, что Том не мог сделать это сознательно.

– Сознательно? – Он отхлебнул чай.

До этого она ни разу не произносила имя Тома и слово «исчез» в одном предложении. Но теперь ее худшие опасения утвердились у нее в голове, оглушив ее, точно с грохотом захлопнувшаяся дверь.

– Я… хотела сказать… – Она запнулась, моргая, не в силах контролировать прилив эмоций, который угрожал ее захлестнуть. – Том опять впал в то состояние. – Все ждали в гробовом молчании. Иди снова моргнула и нашла в себе силы продолжать: – Том был не в себе, когда я его встретила.

– Что вы имеете в виду, миссис Валентайн?

Мадлен стояла рядом с ней и успокаивающе держала ее за руку.

– Она имеет в виду, что, очевидно, с Томом снова что-то произошло.

Эйб посмотрел на Иди так, словно был в агонии.

– Ты хочешь сказать, что он снова потерял память?

Иди начала непроизвольно дрожать.

– Нет, папа. Я думаю, что на этот раз она, вероятно, к нему вернулась. – Она отчаянно всхлипнула, и вместе с этим пришло страшное, леденящее чувство освобождения. Острая боль пронзила ее тело, начавшись с бедер. За ней последовала вторая волна боли.

Мадлен помогла ей сесть. Иди слышала встревоженный голос отца и краем глаза видела темный мундир констебля, но все вокруг плыло. Что происходит? Боль перешла в судороги. Она думала, что ей это только кажется, не хотела верить, что начинаются роды. «Только не без Тома! Пожалуйста, нет!»

– Иден… Иден?

Иди сжала руку Мадлен.

– Чем я могу тебе помочь?

– Начинается. – Она заморгала, пытаясь восстановить остроту зрения. Ей удалось сфокусировать взгляд на худощавом лице Мадлен. Ее серо-зеленые глаза вопросительно смотрели на Иди. – Ребенок, – прошептала Иди и целиком отдалась боли. Казалось таким уместным впасть в агонию, только что потеряв любимого.