«Нет, он не хриплый, – подумал Джонс. – Он сексуальный». Теперь, когда он видел ее губы, ее голос нравился ему еще больше. Ее губы были яркими и очерченными так же четко, как ее костюм.

Он пожал плечами.

– Тогда, может быть, вы уделите мне минуту своего времени?

Губы, которыми он любовался, слегка улыбнулись.

– Я не кусаюсь, честное слово, – добавил он.

– Чем я могу вам помочь?

– Не могли бы вы посидеть со мной несколько минут?

Она склонила голову набок, словно взвешивая его просьбу, потом посмотрела вокруг, проверяя, есть ли кто-нибудь рядом. Наверное, она пыталась решить, симпатичный он или просто странный. Решение, видимо, было принято в его пользу, потому что она подошла поближе. Либо это, либо ее охватила жалость.

– Я могу постоять с вами несколько минут, – предложила она. – Вы выбрали прекрасное место среди розовых кустов.

– Всего несколько месяцев назад здесь был душистый уголок, – признался он. – Но я между тем предпочитаю зиму, поэтому, возможно, голые кусты роз больше мне подходят. – Он протянул руку. – Меня зовут Джонс, – сказал он, внезапно испытав редкое чувство благодарности за возможность быть живым в присутствии столь ослепительной красавицы.

Темные глаза, казавшиеся черными в тусклом свете, заинтересованно блестели. Она мягко пожала его руку.

– Просто Джонс?

Ее лицо не было ни бледным, ни смуглым – где-то посередине, – а ее щеки очаровательно разрумянились от холода. Волосы цвета безлунной ночи во Фландрии[2] были заколоты сзади, а голову украшала небрежно сдвинутая набок шляпа с полосатым пером, торчащим назад из-под ленты.

– Боюсь, что да, – сказал он, с огромной неохотой отпуская ее руку. – Знаете, мне нравится ваше перо.

Она усмехнулась. Это подействовало на него так, словно он зашел с мороза в теплую комнату.

– Вы потеряли свое имя? – спросила она с легким недоверием.

– И вместе с ним и память, – ответил он и тут же пожалел об этом. Ему хотелось, чтобы это прозвучало как веселое, остроумное замечание. Вместо этого в его словах сквозила беспомощность.

– Вот как. – Теперь она выглядела расстроенной. – Мне очень жаль, я не хотела…

– Прошу вас, не извиняйтесь. – Он поежился. – Я уже устал от того, что все меня жалеют. Мне есть за что быть благодарным, – сказал он, солгав самому себе. Но тут же решил, что в это краткое мгновение своей жизни он не должен ей лгать. – На самом деле это не совсем правда. Я не чувствую никакой благодарности, но вот сейчас я рад, что выжил.

Она кивнула, как будто сразу поняв, в чем дело, и присела рядом с ним на скамейку, которую они теперь делили на двоих, и это его порадовало.

– Мой брат, к сожалению, не выжил.

– Я слышал.

– Прошу прощения?

Он стряхнул пепел и еще одним, казалось, привычным движением убрал почти целую сигарету обратно в карман, предусмотрительно оставив ее на потом.

– Одна из медсестер слышала, как вы говорили о своем брате в кафетерии.

Она моргнула.

– Его звали Дэниел.

– Искренне соболезную.

– Да, это горе. Мне ужасно его не хватает, и наш отец отчаянно тоскует по сыну. Мне кажется, что одной меня ему недостаточно.

– О, трудно в это поверить. Мне было бы достаточно вас.

Она посмотрела на него испуганно.

– Еще раз извините. Сам не знаю, почему это сказал. Я очень долго не бывал в обществе красивых молодых женщин, или это ранения повлияли на мои манеры…

Его признание снова заставило ее улыбнуться, и он увидел, что ее взгляд потеплел. Он заметил, что ее глаза цвета темного шоколада, а вовсе не черные, как ему показалось сначала.

– Итак, что же с вами теперь будет? – спросила она.

Он пожал плечами.

– Как знать? У меня есть только прозвище – и никакой информации о том, где я служил, в каких боях участвовал и даже где именно воевал. Как я понимаю, когда меня нашли, на мне не было шинели, иначе они что-нибудь узнали бы. Я просто надеюсь, что сюда зайдет какая-нибудь семья и ахнет от радости, увидев меня.

– И вы совсем ничего не помните?

Он покачал головой.

– Я не помню, кем я был. Даже не знаю, сколько мне лет. Зато я помню собаку – фокстерьера, кажется.

– Ну, это уже кое-что, – сказала она, немного приободрившись.

– Мне сказали, что я могу помнить собаку, которая разносила сигареты в окопах или даже крысолова, которым мы, судя по всему, все были дико благодарны, так что это на самом деле вряд ли ключ к моему прошлому.

– Ах, боже мой, – сказала она, и почему-то – наверное, из-за неловкости – его объяснение заставило обоих рассмеяться. – Есть другие варианты?

– Ясное дело, я не хочу дожидаться, пока кто-нибудь явится меня искать, – сказал он с ироничной улыбкой. Она ждала. – Могу ли я попросить вас об одолжении? – добавил он, снова не давая себе времени пойти на попятную.

– Смотря о чем.

– Не могли бы вы помочь мне бежать?

Ее лицо снова стало встревоженным, а во взгляде читалось беспокойство.

– Но вы же должны…

– Тут не имеют ни малейшего представления, что со мной делать. Я пробыл здесь почти пять месяцев, и никому не удалось обнаружить даже моих дальних родственников или знакомых.

– Еще рано. Война только…

Он покачал головой.

– Мне кажется, что просто сойду с ума, если мне придется остаться здесь еще на одну ночь. Я решил уйти и сделаю это сегодня во что бы то ни стало. Но я и понятия не имею, куда идти. Я даже не уверен, что знаю, как сесть на автобус или поезд. И у меня даже нет на это денег.

– Но что я могу сделать?

– Просто укажите мне правильное направление. Если вы поможете мне оказаться хотя бы за несколько километров отсюда, со мной все будет в порядке. Мне просто нужно выбраться из госпиталя, чтобы здесь могли забыть обо мне. Об одной из жертв войны.

– Мне очень жаль, мистер Джонс, но мне как-то не кажется…

– Пожалуйста. – Ему было неловко просить. – Сомневаюсь, что у меня когда-нибудь будет больше шансов, чем сегодня.

Он видел, как в ее добрых глазах поубавилось решимости. Может быть, она думала о Дэниеле.

– Я все-таки взрослый человек, если вы не заметили, – добавил он, и это снизило напряжение. Она посмотрела на свои руки в перчатках, но он заметил усмешку, когда она опускала голову. – Я уверен, что был способен позаботиться о себе до войны, так что мне просто нужно снова научиться это делать. Я знаю, что небеспомощен, но здесь именно таким себя и чувствую.

Она снова посмотрела на него, и он не увидел жалости в ее взгляде. Вместо этого он ощутил ее собственное мужество и силу, и ему показалось, она почувствовала, что у него тоже есть право на самостоятельность.

– Хорошо. Думаю, что помочь солдату, прошедшему войну, – не преступление.

– Правда?

Она кивнула.

– Как мы это сделаем?

– Сегодня будет вечеринка в честь мира.

Она кивнула, ожидая дальнейших инструкций.

– Так вот, когда начнется праздник, все отвлекутся. Просто возьмите меня за руку и выведите с территории. Мы доберемся до конца этой тропы, и больше я вас не побеспокою. Если бы вы указали мне, в каком направлении двигаться дальше, я также был бы очень вам благодарен. – Его внимание привлек золотистый проблеск в кустах. Порыв ветра сорвал несколько листьев. – Подождите минутку, – попросил он, вставая и хромая по лужайке, и тут понял, что это была монета, которая закатилась под голый розовый куст.

– Ого! – воскликнул он. – Полсоверена. Теперь у меня есть средства. Это судьба. – Он вернулся. – Я знаю, кто-то ее потерял, но, как говорится, все возвращается на круги своя.

Она насмешливо посмотрела на него.

– Так же и я в один прекрасный день отплачу вам за вашу доброту. Если вы поможете осуществить мою мечту, когда-нибудь я сделаю то же самое для вас…

Обещаю.

Она покачала головой, удивляясь его фантазии, но протянула руку.

– Договорились. Я Иден. Иден Валентайн.

Даже ее имя было прекрасно.

– Спасибо, мисс Валентайн, – пробормотал он и поцеловал мягкую замшу ее перчатки.

Глава 2

Иди Валентайн пребывала в веселом недоумении из-за того, что незнакомец – без памяти, без имени – взял ее за руку и вместе с ней двинулся по дорожке к боковым воротам больницы.

– Мне кажется, лучше будет разговаривать, – пробормотал он. – Это отвлекает людей, они подумают, что нет ничего странного в том, что мы идем куда-то вместе.

– О чем же мы будем говорить? – спросила она, все еще недоумевая.

– Ну, – бодро начал он, – почему бы вам не рассказать, зачем вы приехали в госпиталь? Этого должно хватить, пока дойдем до ограды, а там вы сможете избавиться от меня. – Он ободряюще улыбнулся и даже похлопал ее по руке, словно они были чрезвычайно близкими друзьями.

– Ладно, – сказала Иди. – Вчера приехала сюда забрать деньги, а сегодня кое-что привезла начальнику госпиталя.

– И что же вы привезли? – Когда дорожка сузилась, он жестом вежливо пропустил ее вперед.

Иди слегка расслабилась, очарованная его манерами.

– Костюм. Начальнику… Ну, мой отец – портной, и мистеру Донегалу нравятся костюмы, которые он шьет. – Она откашлялась и указала направление.

– Мистер Донегал был слишком занят, чтобы… э… мы почти пришли.

Внезапно ожил граммофон, заиграла музыка – это явно было отправной точкой для настоящего веселья, потому что ветер стал доносить до них голоса. Какая-то женщина громко засмеялась.

– Похоже на курицу, которая хочет снести яйцо, – заметил он.

Иди усмехнулась, снова услышав похожий на кудахтанье смех, и представила себе больничный курятник.

– Приятно слышать счастливые голоса, – призналась она, и ее слова прозвучали печальнее, чем ей хотелось.

– У вас очень хорошо получается, мисс Валентайн, – заверил он ее таким нежным тоном, что она ответила ему не менее милой улыбкой.

– Меня интриги не увлекают. А вы, кажется, ничего против них не имеете.