У парня были спущены штаны вместе с нижним бельем. Девушка стояла перед ним на коленях, и, судя по выражению лица объекта своей страсти, доставляла ему фантастическое удовольствие…


Быстро захлопнув тетрадь, Саша зажмурилась. Завтра. Это завтра у нее будет непроницаемое лицо, ироничная, немного снисходительная улыбка на губах и ледяное спокойствие в голосе. За ночь она успеет подобрать слова, с утра несколько раз прорепетирует свою речь перед зеркалом, проследив за тем, чтобы не дрогнул ни один мускул на лице. Она з нала, что завтра будет внешне неуязвимой. Никому и в голову не придет, насколько беспомощной и беззащитной она чувствует себя сейчас. Как ей страшно и больно глотать эту горькую пилюлю, как невыносимо сложно заставить себя поверить в то, что добро может быть таким отвратительным на вкус. Никто не догадается. Саша знала, потому что это был далеко не первый ее опыт. Пожалуй… Пожалуй, стоит похвались его. Сказать, что он замечательный художник. Ведь это на самом деле так — парень одаренный. Он прекрасно рисует. Саша будет говорить правду, и от этого ей будет легче. Она не станет его обманывать. Она просто пожалеет о том, что он так бездумно растрачивает свой дар. Что тратит на пошлость то, что могло бы служить прекрасному. Пожалуй…

Телефонный звонок отвлек ее от тягостных размышлений. Покосившись на часы, она с удивлением и возрастающей тревогой подумала о том, что для звонков время слишком позднее.

— Алло!

— Не сомневалась ни секунды в том, что в такое время суток великий Макаренко не может спать. Первый час ночи — подумаешь! Самое время для проверки тетрадей или для планирования урока литературы…

— Кристина, это ты! — облегченно выдохнула Саша, услышав голос подруги, и рассмеялась: — В самую точку попала! Тетради проверяю!

— Ну и как? Много ли юных гениев среди рабочей молодежи?

— Попадаются, — уклончиво ответила Саша, — причем не только в области литературы.

— Да ну! — недоверчиво произнесла Кристина, но, видимо, заметив странные нотки в голосе подруги, сочувственно спросила: — Что, опять Андрюша Измайлов тебя доводит? Что на этот раз?

— Ничего, — Саша не стала посвящать подругу в тонкости последнего инцидента с Измайловым, — прорвемся.

— Прорвешься, — неуверенно произнесла Кристина, — или нарвешься когда-нибудь. Чует мое сердце. Ох, и дура же ты, Сашка…

Несколько минут Саша терпеливо молчала, давая подруге возможность произнести традиционную, повторяющуюся почти ежедневно в течение последних четырех лет, речь. Но наконец она не выдержала:

— Кристина, ты мне позвонила в первом часу ночи для того, чтобы в тысячу пятьдесят восьмой раз напомнить по Гольдина, который предлагал мне аспирантуру? Но, насколько я знаю, Гольдин без меня не умер, а в аспирантуре нет нехватки в научных кадрах…

— Гольдин не умер, — неохотно согласилась Кристина, — а эти твои прыщавые ублюдки…

— Прекрати! — почти закричала Саша, но, спустя секунду, почувствовав неловкость, смягчилась: — Перестань, пожалуйста, Кристина. Ты же знаешь…

— Знаю, — вздохнула ее собеседница, — все я знаю. Это я так. Для профилактики, несмотря на то, что случай безнадежный. Ты тоже меня прости за резкость. Я, на самом деле, не поэтому тебе позвонила. Я тебя сейчас опять уговаривать буду. Пойдем со мной, Сашка!

— Ты опять об этом, — вздохнула Саша.

В течение последних двух дней Саша уговаривала пойти вместе с ней на новоселье к своим друзьям. По странному стечению обстоятельств, эти старые друзья Кристины вселились в тот же дом, в котором жила Саша. Более того, оказались ее соседями сверху.

Кристина была приглашена давно. Во-первых, как давний друг новоселов. Во-вторых, как свободная, а значит, ущербная, по понятиям некоторых, девушка. И не только ущербная, а даже в некотором роде опасная для ревнивых жен свободолюбивых мужей. Совместно с новосельем планировалось осуществить захват Кристининой свободы и независимости: ее собирались познакомить с каким-то «неотразимым, вот увидишь!» парнем, который тоже засиделся в холостяках. Видимо, неспроста, а потому что знал, что рано или поздно он встретит Кристину и полюбит ее всей душой. Кристина рассуждала об этом с присущей ей долей сарказма, но знакомству особенно не противилась — было интересно посмотреть, что же за сокровище они откопали. И вот за два дня до намеченной даты выясняется, что «сокровище», похоже, дорожит собственной свободой и независимостью ничуть не меньше, чем Кристина — своей. Она видела именно в этом причину последовавшего отказа «сокровища», хотя внешне причина мотивировалась более деликатно.

— Пойми, мне не хочется выглядеть акулой. А именно акулой я и буду выглядеть, если буду одна. Машка просто осатанеет, ей кусок в горло не полезет, если я буду сидеть рядом с ее распрекрасным Федором. Она ведь все знает про его творческую натуру. Свет потушат, начнутся танцы — они это любят, знаешь. Не хуже твоих пятнадцатилетних. Топтание на месте с поцелуями и раздеванием. Проходили уже. А если со мной будешь ты, мне не будет так скучно. Мне никогда не бывает с тобой скучно, Сашка, ты ведь знаешь. Еще с тех пор, как мы на первом курсе случайно за одну парту сели, помнишь? Ну, пожалуйста, пойдем со мной!

— Кристина…

— Ну что тебе стоит, бог ты мой! На один этаж вверх подняться, не сломаешься!

— Я не знаю, насколько это удобно. Меня ведь не приглашали…

— А я, по-твоему, чем сейчас занимаюсь? — возмутилась Кристина, — Я тебя что, не приглашаю?

— Ты — это ты, — весомо возразила Саша.

— Это одно и то же. Я скажу, что приду с подругой. Они будут очень рады, во всяком случае, им будет все равно. А мне не будет скучно, и я не буду выглядеть акулой, потому что все время буду сидеть рядом с тобой и общаться только с тобой, и танцевать только с тобой буду! — выпалила Кристина почти на одном дыхании.

— Надеюсь, ты меня раздевать не будешь, — рассмеялась Саша.

— Не буду. Клянусь, — торжественно пообещала Кристина, — ну так как?

Саша остановила взгляд на синей тетрадке, сердце больно сжалось. «Завтра», — подумала она с тоской.

— Саш! — окликнула ее Кристина, — спишь, что ли?

— Практически, — подавляя зевоту, ответила Саша. — Да ладно, черт с тобой. Поднимусь. Не сломаюсь же, на самом деле…

Кристина дала отбой в полном восторге. А Саша, устало опустившись на кровать, долго лежала без сна, мысленно перебирая в сознании детали предстоящего завтра урока литературы и очередного поединка с парнем, уже давно прекратившим попытки достучаться в закрытое окно.


Наступающее утро показалось Денису хмурым. Впрочем, в последнее время даже солнечное утро казалось ему хмурым. Вечная слякоть на дорогах раздражала. Но больше всего раздражала и злила эта затянувшаяся полоса проигрышей. Еще пять-шесть таких вот «удачных» игр, и можно смело распрощаться с мечтой о следующем сезоне в высшей лиге. А там опять пойдет — Красный Кут, Балаково, Пенза… «Красные Текстильщики» и «Заводчане». Только грязь собирать на дорогах провинции и травмировать ноги на полях, покрытых колдобинами, почти без травы. Никакой тебе Москвы, никаких международных турниров. Зарплату, соответственно, урежут как минимум в два раза. Взлетел «Сокол», да только падать оказалось слишком больно… Почему так? Даже осень, его любимое время года, в этот раз не дарит той радости и ощущения вечной свободы, вечного полета.

— Дэ-эн, — раздалось протяжно у него над ухом, — я хочу кофе…

— Ну так пойди и налей.

Денис даже сам на мгновение опешил от собственной грубости. Девушка провела с ним ночь, вернее, пару ночей — это, конечно, не обязывает его на ней жениться, но элементарную вежливость все же нужно соблюдать. Он покосился на Жанну краем глаза, но та оставалась непроницаемой. Все то же выражение безоблачного счастья и беспросветной лени на красивом лице.

— Мне лень, — сказала она и потянулась.

— Мне тоже, — искреннее ответил Денис и поднялся с постели, — но, так и быть, налью.

Таким образом он собирался исправить собственную оплошность. К тому же, подниматься с постели все равно пришлось бы. Через два часа у него тренировка — нужно было еще успеть добраться до стадиона, который находился в противоположном конце города. Кофе и ему не помешает.

Когда спустя несколько минут Денис вернулся в комнату, Жанна стояла у окна в черном кружевном белье, красиво изогнувшись и откинув на спину длинные и густые красновато — каштановые волосы.

— Ваш кофе, мадам, — произнес Денис без эмоций и поставил поднос на столик между креслами.

Жанна промурлыкала что-то невнятное, а потом позвала его:

— Иди сюда. Ну, скорее же!

— Зачем? — немного настороженно поинтересовался Денис, не исключая возможности сексуальной атаки, которая сейчас, перед тренировкой, была ему явно ни к чему.

— Ну иди! Покажу чего!

Денис подошел ближе и проследил за направлением ее пальца в тонком золотом ободке.

— Смотри, какая классная машина! Это, кажется, шестисотый…

— О, боже, — раздражено выдохнул Денис.

Жанна удивленно вскинула брови, не понимая его реакции.

— Послушай, мне вот что интересно… — Денис отошел в сторону и с неподдельным любопытством разглядывал Жанну, слово видел в первый раз. — Вот если бы… Нет, ты представь. Попробуй представить себе на минуту, что ты ослепла. Что ты — слепая.

— Зачем? — Жанна была немного испугана. — Я же…

— Ну, попробуй, — нетерпеливо перебил он, — попробуй. А теперь представь, что тебе дали возможность увидеть мир. Что тебе подарили всего лишь несколько минут… Скажем, пять или десять, в течение которых ты можешь видеть. Потом у тебя снова отнимут эту способность, но эти пять минут… На что бы ты стала смотреть, скажи?

Денис и сам закрыл глаза, пытаясь представить себя в подобной ситуации. Неужели он, как последний идиот, уставился бы на женские ноги, проходящие в этот момент мимо него? Конечно, нет. Он стал бы смотреть на осень. На листья — желтые, красные, грязно-зеленые, которые кружатся в прозрачно-голубом небе. Он стал бы смотреть на осень. А Жанна?