— Да. Очевидно, вокруг всего партера был розарий, около стены и в конце за регулярным садом. Хорошо бы найти изначальные виды роз, которые были здесь, и посадить их, если это возможно. Может быть, их и достать нельзя.

— Многие можно, — заверила она его, размышляя, как сказать ему, что ее время выйдет еще до того, как она возьмется за лист бумаги. Даже если она снова приедет на весь завтрашний день, они едва успеют наметить основной рисунок регулярного сада и взглянуть в справочнике на некоторые розы, и ей уже нужно будет уезжать, чтобы уложить детей спать.

— Я хорошо понимаю, как вы заняты, — начал он, предугадывая по крайней мере одну из ее проблем. — Я знаю, что через год у вас выставка в Челси и много работы в связи с этим, что есть и другие контракты на подходе, но если вы все-таки чувствуете, что могли бы выделить немного времени...

— Чтобы сделать все как следует, потребуется много времени, — услышала она свои слова, сказанные без учета последствий. У нее же нет времени, о господи! Но она продолжала: — Мне бы хотелось тщательно порыться в архивах, может быть, смогу отыскать планы посадки растений или что-нибудь подобное. А у вас в доме есть старые документы? Счета за растения, например?

Он задумчиво кивнул.

— Есть старые бумаги. Я по-настоящему не просматривал их. Есть книга, правда старая, в коричневом кожаном переплете, в ней что-то о саде. Я думал показать ее вам.

Джорджия насторожилась.

— Коричневая книга? — уточнила она медленно. Не может этого быть. Неужели в саду работал сам великий Хэмфри Рептон?

— Да. Идемте в дом, я покажу вам. Она в библиотеке.

Он открыл шкаф, вытащил книгу и вручил ей прямо в руки. Она благоговейно открыла ее, потом потрясенно посмотрела на него.

— Вы знаете, что это? Он покачал головой.

— Нет. Надеялся, вы мне скажете.

Ее губы медленно растянулись в улыбке. Охватившее возбуждение совершенно вытеснило воспоминания об ужасном полете.

— Это Красная книга, записи Хэмфри Рептона о работе, которую он вел здесь в тысяча восемьсот шестом году. Мэтт, это так увлекательно! Она расскажет вам об этом партере от начала до конца. Я совсем не нужна вам, здесь все есть, каждое растение и план!

С неохотой она протянула ему книгу.

— Держите. Она очень ценная. Будьте аккуратны с нею, очень многие из подобных книг были уничтожены.

Он взял книгу, не спуская с нее глаз, и рассеянно положил на стол рядом с собою.

— Кто-нибудь говорил вам, как вы красивы, когда у вас загораются глаза?

Джорджия сглотнула и вдруг огорчилась, что книга появилась на свет. Без нее она могла бы растянуть работу здесь на несколько недель, даже месяцев. А теперь ей ни к чему оставаться в Эделинге, если не считать простого желания быть рядом с этим мужчиной, от которого, как ей подсказывал здравый смысл, пора бежать со всех ног.

Он богат, любит играть в игрушки взрослых мальчиков, и у него совершенно обезоруживающая улыбка. Опасен, как и его маленький игрушечный самолетик: Джорджия много времени провела на русских горках с богатым плейбоем и знала, что не хочет повторения. Она отвела взгляд.

— Не надо, Мэтт. Вы пытаетесь лестью уговорить меня.

Он покачал головой.

— Нет. Это вы сами жаждете заняться садом. Я знаю. Вопрос лишь в вашем свободном времени. Конечно же, я заплачу вам. Что касается лести, то мне нет нужды льстить вам. Я сказал правду.

Джорджия с усилием сглотнула и перевела взгляд на книгу.

— Давайте посмотрим, что он говорит о партере, торопливо предложила она, взяв книгу и усаживаясь за стол.

Делать что угодно, только не смотреть в эти гипнотизирующие глаза, не подпасть под очарование этого богатого шалуна...


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Конечно, она поддалась на его уговоры. Он знал, что она согласится заняться садом. Ее разозлила его уверенность, но не терпелось прочитать Красную книгу, узнать как можно больше об истории сада.

Хотя, конечно, сад Рептона был уже переделкой первоначального сада. Большая часть дома относилась к раннему периоду времени, а сад, который они собирались реставрировать, был «новым» садом нового фасада.

И действительно, подумала она с улыбкой, в середине — лабиринт, план которого был ясно вычерчен в Книге, а в центре лабиринта находился фонтан.

— Вы знаете, как тяжело следить за партером? предупредила она. — Обрамляющая живая изгородь требует постоянного подстригания.

Он только улыбнулся.

— Знаю. Смотрите на это как на план по ликвидации безработицы.

— Разбудила вашу щедрость? — язвительно заметила она и чуть не откусила себе язык. Не ей критиковать. Если он может позволить себе траты, то почему нет?

Ко вторнику головокружение прошло окончательно, и она смогла взглянуть на настоящую пищу. Но теперь ни за что не поднимется снова в его игрушке — никогда.

Обидно, конечно, потому что ей хотелось бы увидеть другую часть сада, которая погибла и превратилась в запущенную лужайку, а вид с воздуха дал бы ответы на некоторые ее вопросы. Но она даже не могла заставить себя помыслить о подобном.

Джорджия сказала ему об этом в четверг, когда позвонила, чтобы уточнить какие-то мелочи.

— А вы не хотите сделать еще несколько фотографий? — предложила она.

— И одновременно управлять самолетом? Я могу разбиться, вы же не захотите повесить такой груз на свою совесть! Почему бы вам не полететь со мной?

Она подавила волну ужаса.

— Не стоит, — сухо ответила она. — Я подумала, вы, наверное, фотографировали его раньше?

— Да, поднимался с Саймоном, моим пилотом.

Его пилот? Боже мой! У него есть пилот! Наверняка есть шофер, вдобавок к экономке, и, без сомнения, целый штат проживающей при доме прислуги.

Молчание затянулось, пока она собиралась с мыслями. Очень уж богатый! И тем не менее он казался милым.

— Джорджия?

Должно быть, ее молчание что-то передало ему — в голосе слышалась озабоченность.

— Пилот? — переспросила она слабым голосом.

— Он испытывает экспериментальные самолеты, модификации и работает с дизайнером на фабрике.

— Какой фабрике?

— У меня есть фабрика по производству сверхлегких самолетов. Уже три года. Стало жалко, что она разваливается, я и купил ее.

Как просто. Британская промышленность по производству воздухоплавательных аппаратов борется с трудностями, поэтому он ее выкупил.

— Я не знала, — запинаясь, произнесла она.

— Вы и не могли знать. Во всяком случае, с его помощью сделаны те фотографии.

— А он не может снова подняться с вами?

— А вы уверены, что я не смогу уговорить вас это сделать? Я мог бы лететь очень осторожно.

— Нет! — Она закрыла глаза, успокаивая себя. — Нет, спасибо, извините. Сегодня дети до пяти в школе, так что я могла бы еще раз взглянуть на партер, и, возможно, мы сумели бы посмотреть сверху из окна на другой сад и обойтись без фотографий. Если вы не заняты...

— Не занят. Приезжайте.

— Прекрасно, — обрадовалась она. — Скоро буду.

Джорджия повесила трубку, стараясь сдержать возбуждение, и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Что это за пятна на щеках? Неужели она покраснела? О нет, не может быть. Посмотрела пристальнее. Ничего нет. Слава богу.

Она заглянула в ящик с косметикой и захлопнула его, удовлетворившись мазком блеска для губ и быстро проведя пальцами по волосам. Потом надела темные очки и подняла их на голову, как обруч Алисы, выругав при этом себя за тщеславие. Правда, они слегка сдерживали волосы, находясь под рукой на случай, если солнце будет слишком ярким. По крайней мере оно светило, так что она не чувствовала себя отъявленной кокеткой!

Когда она подъехала, на дорогу выскочил сам Мэрфи и приветствовал ее как старый друг, а за ним из-за угла вышел Мэтт, держа в руке стакан с чем-то розовым.

— Привет, — тепло поздоровался мужчина и, взяв ее за локоть, поцеловал в щеку. Как он посмел! Она вытащила из машины свои бумаги и смущенно улыбнулась ему. Он великолепно выглядел в старых джинсах и свободной рубашке с закатанными рукавами, которая видала лучшие дни, и в старых парусиновых туфлях.

Неужели она раскисла? Джинсы так эротично облегают его...

Джорджия покраснела и снова полезла в машину за сумкой.

— Теперь все, — живо заметила она, беспокоясь, что он подумает, будто она смущается. — Куда пойдем?

— Наверх, — ответил он ей, опять вызвав у нее неуместные мысли. — Я подумал, что если мы посмотрим из чердачного окна, то сад будет виден с некоторой высоты. Вас ведь не удастся уговорить снова подняться в воздух?

Она поняла, что он дразнит: его глаза озорно блестели. Губы снова раздвинулись в знакомой улыбке, и она ощутила сладкое стеснение внизу живота. Имеет ли он хоть малейшее представление о том, какой у него великолепный вид? — мелькнула мысль.

— Нет, вы не сможете уговорить меня, спасибо, — произнесла она со всей строгостью. Но не ощущала в себе никакой строгости. На самом деле Джорджия была сбита с толку и возбуждена. Откровенно говоря, она думала, что у нее закружится голова даже от подъема на чердак. Голова кружилась, но не от высоты, а от длинных, сильных ног мужчины, поднимающегося по лестнице впереди нее.

В кухне они наполнили стаканы фруктовым чаем со льдом. Со стаканом и кипой бумаг в руках и страхом в груди она последовала за ним на чердак. Освободившись от вещей, они высунулись в окно, выходящее в сад.

Она надеялась, что одышка появилась у нее после подъема, а не оттого, что ее плечо прижалось к его мускулистой, твердой груди, а его рука, упирающаяся за ее плечами в оконную раму, находится так близко от нее.

В тот первый вечер, когда они танцевали после аукциона, она злилась на него. Сейчас она не злилась, только была неприятно удивлена чувствами, которые должны были давно умереть в ней.