— Я люблю тебя, Джорджия, — хрипло произнес он, — и хочу быть с тобою днем и ночью всю оставшуюся жизнь. Выходи за меня замуж. Роди мне детей. Раздели со мной жизнь. Пожалуйста...

— О, Мэтт, я люблю тебя.

— Джорджия, только скажи «да»! Пожалуйста, скажи «да».

Она опустилась рядом с ним на колени, ее глаза блестели от слез, и она слабо улыбнулась.

— Да, — ответила она. — Конечно, выйду.

— Наконец-то! — обрадовался Мэтт и жадно поцеловал ее, как будто не мог поверить, что она настоящая. — Я так люблю тебя, — прошептал он ей в губы, — боялся, что навсегда потерял тебя, а потом сюда приехала Сэл и начала кричать на меня...

— Сэл? — удивилась она, выскользнув из его рук. — Сэл была здесь?

Он кивнул.

— А как ты думаешь, почему исчезла вся одежда?

— Она пролила чай...

— Нет, не проливала. Я просил ее все увезти все, кроме этого платья. Я люблю его. Я хотел чтобы ты была в этом платье когда я сделал бы тебе предложение и, если бы ты сказала «да», расстегнул бы пуговицы по одной и снял его, осыпал бы тебя лепестками роз и облил шампанским и любил бы тебя до скончания веков.

Джорджия улыбнулась медленной, нежной улыбкой, от которой у него перехватило дыхание, и легла на одеяло.

— Так чего же ты ждешь? — тихо спросила она.


ЭПИЛОГ

— Больше ничего не делай. Прекрати. Тебе пора идти.

— Но эта герань...

— Джорджия, все прекрасно!

Она еще раз осмотрела сад: любовно перестроенный павильон, усыпанный розовыми лепестками и навевавший дорогие воспоминания; розы, заботливо выращенные в оранжерее и перевезенные сюда в момент наиболее пышного цветения; строгая геометрия регулярного сада с бьющим фонтаном посредине, создающая иллюзию чего-то исконного, что существовало сотни лет.

— Действительно красиво. И закончено. Все подчищено, все инструменты убраны. Конец. Пошли, тебе нужно отдохнуть. — Она положила руку на живот и рассеянно потерла. Мэтт в отчаянии покачал головой. — Ты перетрудилась. У тебя сейчас родится ребенок, если ты не ляжешь.

— Не глупи, еще две недели. Ты действительно считаешь, что та роза на своем месте?

— Джорджия! — произнес он с угрозой, и она виновато улыбнулась.

— Хорошо. Поехали к твоим родителям, проведаем детей.

— Наконец-то!

Он усадил ее в такси около парка Королевской больницы и повез домой, пока она действительно не родила. Последние несколько недель были сумбурными. По крайней мере он горько пожалел, что разрешил ей продолжать это дело, когда они поняли, что она беременна.

И все-таки работа завершена, и Джорджия, кажется, в порядке. Теперь дело за судьями; до вторника больше здесь нечего делать.

В понедельник вечером они смотрели по телевизору открытие выставки с участием королевской семьи: Джорджия слишком устала, чтобы пойти, да и он тоже, так что они послали вместо себя родителей и рано легли спать.

А утром, в половине шестого, он увидел, что Джорджия встала, оделась и собирается куда-то.

— Что ты делаешь? Что-нибудь с ребенком? — спросил он, внезапно окончательно проснувшись.

Джорджия усмехнулась.

— Я хочу узнать о медалях. Знаю, что мы не получим золото, но могли бы получить бронзу, или серебро, или позолоченное серебро. — Нетерпеливыми пальцами она заколола волосы.

Он сдался. Она не успокоится, пока не получит ответа.

— Тогда поехали. Позавтракаем и приедем туда к семи. Оставим там твою команду для разговоров, а ты снова поедешь домой.

— Но это же День участников! Я должна остаться!

— Ни за что.

Он заставил ее поесть, хотя и сам не хотел. Когда подъехали к воротам и их впустили, было ровно семь. Она шла вразвалочку, но он едва поспевал за нею. Усмехнувшись, он побежал трусцой и попросил ее замедлить ход.

— Не могу, — отмахнулась Джорджия. — Я должна увидеть. Ах, Мэтт! Мы что-то получили! — Она подошла к загородке, взяла белевшую сверху карточку, посмотрела на нее и не поверила своим глазам. — Мэтт, мы получили золото! — воскликнула она и расплакалась.

Ему тоже хотелось плакать из-за нее, из-за всей трудной работы, которую так щедро вознаградили.

— Молодец, — похвалил он, обнимая ее и сдерживая эмоции. — Умница. Я знал, что ты можешь выиграть.

Вдруг она замерла у него в руках.

— Ах, Мэтт, — сказала она и прислонилась к нему, хватая его за руки. — Ребенок.

Он посмотрел на ее лицо, искаженное болью и усталостью, и глаза его округлились.

— Что, сейчас?

— Очевидно.

Смеясь, он поднял ее на руки.

— Едем в больницу.

— Но я не могу уйти сейчас! — закричала Джорджия, и тут прибежала ее команда.

— Что случилось? — испуганно спросила Сэл.

— Ничего, — ответил им Мэтт. — Она получила золото, а сейчас хочет родить ребенка, так что извините нас, пожалуйста, и будьте на посту. Я свяжусь с вами. Благослови вас Бог.

Он понес ее к главным воротам, где в начале очереди стояла миссис Гривз.

— Мэтт! Джорджия! Что случилось? — воскликнула она.

— Она получила золото, а сейчас у нее роды. Извините нас.

— Ах, Джорджия! Умница! Я знала, что у тебя все получится...

Улыбнувшись через плечо восторженной миссис Гривз, Мэтт протиснулся сквозь глазеющую толпу, усадил жену в такси и попросил отвезти в ближайший роддом.

— Побыстрее, если только вы не акушер, — добавил он, встревоженно вглядываясь в лицо жены.

— Не волнуйся, приятель, — ответил таксист-австралиец.

Чудесно. Будем надеяться, он знает дорогу, подумал Мэтт в панике.

Шофер знал дорогу. Джорджию посадили на кресло-каталку и быстро завезли в лифт, а через двадцать минут Мэтт стал отцом. Просто так, без всяких драм или осложнений на свет появилось кричащее, сердитое маленькое существо, которого спокойно приветствовала его необыкновенно умная и чудесная мамаша.

— Поздравляю, миссис Фрейзер, — сказала сияющая акушерка. — У вас дочка.

Мэтт почувствовал, как в горле встали слезы.

— Молодец, — похвалил он, наклоняясь и осторожно обнимая жену.

Малышка, скользкая и орущая от негодования, лежала в мягкой колыбельке живота, а пальцы матери любовно поглаживали ей спинку.

Мэтту дали подержать малышку, пока перевозили Джорджию в тихую маленькую комнату и укладывали в только что застеленную кровать.

Мэтт сидел на стуле, панически боясь уронить ребенка. Малышка была такой маленькой, такой совершенной, хрупкой и красивой. Ну, вообще-то она напоминала сморщенную маленькую сливу, если быть честным, но Мэтту казалось, что никогда в своей жизни он не видел ничего более прекрасного. Он посмотрел на Джорджию, на ее безмятежное лицо: роды уже забыты, и теперь она была самой красивой женщиной на свете.

Протянув руку, она погладила мягкий золотистый пушок на головке малышки.

— Как мы назовем ее?

— А у тебя есть пожелания? Она покачала головой.

— Нет. Я хотела спросить тебя. У меня не было времени подумать об этом. Мы могли бы назвать ее Розой — ведь зачали на ложе из розовых лепестков в беседке — или Вероникой, быстро растущей.

— Подходяще, — заметил он со смехом. Джорджия улыбнулась.

— Выбирай. Она и твоя дочь тоже.

И Мэтт, дошедший до пределов восторга, кротко усмехнулся и умильно попросил:

— Что угодно, только не Челси!