— Слава богу, вынесла Красную книгу и проект, — пробормотала она. — Мне кажется, дым причинил больше вреда, чем огонь.

— Так бывает.

— Знаю. Главное, бумаги в шкафах целы. Это значит, что у меня остался страховой полис.

Она вздрогнула, потирая руки жестом, который стал ему знаком. Она делала это, когда чувствовала себя неуверенно.

— Придется теперь что-то подыскивать. Я надеялась, что можно будет все отмыть и вернуться, но, видимо, не удастся, правда ведь? — спросила она, глядя на него так, словно он начнет отрицать очевидное. — Потребуется все менять: проводку, штукатурку, класть новую крышу. — Господи боже, почти все перестроить. На это уйдут месяцы!

— Можешь жить у меня, — предложил он, не размышляя и не колеблясь. Тут нечего и думать. Он будет рад им.

— Это невозможно, — возразила она. — У тебя своя жизнь, и, кроме того, мне нужно место, где я могла бы работать, пока дом не будет готов. Здесь будут мешать строители, да и без электричества и воды нельзя обойтись.

Она снова побрела в гостиную, недоверчиво оглядывая разрушения. Сценка напомнила ему телевизионные кадры о беженцах, измученных войной, голодом и болезнями, в отчаянии подбирающих осколки жизни.

— У меня есть небольшой коттедж — переделанный каретный сарай у подъездной дорожки. Я там жил, когда ремонтировали дом. В настоящий момент он свободен. Можешь жить там столько, сколько тебе нужно.

Она медленно повернулась к нему, осмысливая его слова.

— Свободен?

— Да. Можешь въехать, когда захочешь, — сегодня, если желаешь.

— А как насчет оплаты? Думаю, в страховой полис входят квартирные деньги.

Мэтт пожал плечами.

— Не имеет значения. Мне не нужна оплата. Если получишь эти деньги, можешь отложить их.

Она пощупала почерневшие от дыма остатки своего костюма-тройки.

— Он обставлен? — тихо спросила она.

— Да, и туда можно въехать.

— Остается студия, — заметила она. — Мне необходимо место, где можно и жить и работать, а иначе придется брать с собой детей или искать няню.

— Сарай, где я держу самолет, состоит из двух отсеков. Один из них защищен от непогоды и оборудован как игровая комната. Мы могли бы сдвинуть бильярдный стол в угол, и тебе хватило бы места. Там есть электричество и вода, и он недалеко от коттеджа, только пройти через двор. Подойдет на короткое время?

— Я буду платить — не могу просто пользоваться твоей благотворительностью.

Упрямица, подумал он, ну и характер.

— Это не благотворительность, а личный интерес, — твердо поправил он. — Если ты будешь здесь, я смогу надоедать тебе со своим садом.

Она закусила губу почти до крови, и Мэтт в порыве сочувствия обнял ее.

— Только скажи «да», — мягко попросил он. — Тебе так тяжело сейчас. Позволь помочь тебе преодолеть этот кризис.

Она откинулась назад, изумленно глядя на него.

— Зачем тебе это?

Неужели она не понимает его чувств?

— Просто хочу, — ответил он, легко целуя ее в бледные, искусанные губы. — Ищи свой страховой полис, мы позвоним в компанию и начнем действовать.

Потребовалось два дня, и наконец они разместились в каретном сарае, а Терри, Майк и Сэл помогли ей перевезти студию с помощью «Дискавери» Мэтта и большого трейлера, которым он пользовался для перевозки самолета. Сохранившиеся вещи она отдала почистить, удалить из них ужасный запах дыма, и что-то уже было упаковано и сложено в одной из многочисленных комнат, которой Мэтт не пользовался.

Он без устали помогает им, с благодарностью думала она, без его доброты и организаторских способностей было бы гораздо труднее.

Теперь Джорджия сидела в удобном кресле в маленькой гостиной каретного сарая, и из угла, где стояла стереосистема, доносилась тихая музыка. Она держала стакан холодного вина в руке и задумчиво смотрела на Мэтта.

— Почему ты делаешь все это для меня? — внезапно спросила она.

Он коротко рассмеялся.

— Разве невозможно поверить, что я считаю это в порядке вещей? И сделал бы это для каждого в твоем положении.

Она опустила глаза.

— Извини, но я не знаю никого, кто стал бы так беспокоиться.

— Я не Брайен.

Она испуганно подняла взор.

— Что?

— Я сказал, что я не Брайен. Прекрати сравнивать меня с ним.

Она уставилась в свой стакан с вином. Как этому мужчине каждый раз удается читать ее мысли, иногда даже опережая их?

— Прости, я сделала это бессознательно, но ты прав. Он никогда ничего не делал без выгоды для себя.

— Может, поэтому ты так подозрительна, все время ожидаешь, что я потребую возмещения долга. Верно?

— Ты уже это сделал, — напомнила она. — Не взял с меня арендной платы, сказал, что будешь приставать ко мне с садом.

— Я пошутил. Не стану я приставать, — заверил он ее. — Выпиши мне счет за работу, если тебе так хочется, я спишу со счета ренту, но это осложнит дело для ревизора, и у меня будут неприятности.

Поверила ли она ему? Он был аналитиком по инвестициям. Неужели у них есть ревизоры? Возможно, если бы у Брайена был таковой, он не попал бы в беду...

— Расскажи мне о своем замужестве, — тихо попросил он, меняя тему.

Джорджия встретилась с ним взглядом, не зная, может ли обнажить перед ним свою душу, но увидела в его глазах лишь доброту и понимание.

— Я была слишком молода, — начала она тихо. — Ему было двадцать четыре, а мне девятнадцать. Я вышла за него, когда закончила колледж, и он заявил, что хочет, чтобы я не работала и занималась домом. А дом — всего то: крошечная квартира и нас только двое. Поэтому я стала немного подрабатывать на стороне: заниматься садовым дизайном для выставок и всякое такое. Он не знал об этом. Потом нас стало трое, и он начал меняться.

— Джо был запланирован? Она покачала головой.

— Нет. Я не хотела иметь детей, была слишком молода — всего двадцать два, когда Джо родился. Я стала членом организации молодых матерей, было интересно пообщаться с другими мамами... — Она помолчала, вспомнив гнев Брайена, когда он узнал обо всем. — Однажды он пришел домой, когда моя группа собралась в нашей квартире. Он взбесился и всех вышвырнул, почти буквально. Заявил, что наша квартира не приют. Больше я их никогда не видела.

Его губы сжались, и он задумчиво повертел в пальцах стакан с вином.

— А что было потом?

— Я стала очень одинока. — Она вспомнила долгие дни в квартире исключительно в компании Джо. — Изолирована. Джо был славный малыш, но мне хотелось поговорить со взрослым человеком. Я стала водить Джо в группу для начинающих ходить детей, мы гуляли в парке, кормили уток. Потом я снова забеременела, плохо себя чувствовала и ничего не хотела делать. Но все равно должна была развлекать гостей, как ты помнишь.

— Он тебя ударил, потому что тоник был неохлажденным?

Губы у него сжались, а глаза наполнились гневом. Она отвела глаза, не желая вспоминать, но и не в состоянии забыть.

— Да, — спокойно ответила она. — Да, он ударил меня. Только тогда. Я сказала ему: если он снова сделает это, мы уйдем и он никогда не увидит своего сына. Это испугало его, он умолял меня не уходить. Я, дура, осталась.

— Он изменился?

— Немного. Но перешел к оскорблениям. У него хорошо получалось, была большая практика, но я научилась не обращать внимания. Снова начала работать, каждый вечер убирала чертежную доску до его возвращения домой и постепенно сделала себе имя.

— А он так и не узнал?

— В конце концов узнал. Сначала я подумала, он убьет меня. — Она горько рассмеялась. — А потом решил, что это здорово, когда обо мне написали в одной из воскресных газет. Его жена — известный садовый дизайнер. Как будто он сам получил премию.

Она посмотрела на свет опустевший стакан и встала.

— Еще вина?

— Да, спасибо.

Он протянул ей стакан. Обычно она не пила много, но последние несколько дней были кошмарными, и ей хотелось немного расслабиться.

— Так о чем я говорила?

— О воскресных газетах.

— О да. — Джорджия задумалась о том времени, о последующих двух годах жизни с Брайеном, когда он стал еще больше обижать ее, еще больше бросаться деньгами, экономя на семье. Ей пришлось тратить свои собственные деньги на хозяйство, но он не желал говорить об этом — Думаю, что его сгубили деньги. Сначала-то он был нормальным, но постепенно они развратили и изменили его. Он уже не мог жить без острых ощущений. Он все больше и больше рисковал на рынке срочных контрактов, все больше рисковал во всем. Он и умер, спускаясь на парашюте и врезавшись в скалу — после продолжительной пьянки. А потом я узнала, что мы разорены.

Он нахмурил брови.

— Разорены? Она засмеялась.

— О да. У нас ничего не осталось. Квартира была взята в аренду, мебель — в рассрочку, «мерседес» — в кредит, и все выплаты просрочены. Единственное, что он сделал, — это на небольшую сумму застраховал свою жизнь, и я воспользовалась страховкой, чтобы купить дом...

Она замолчала, вспомнив, что и дома теперь нет, и безнадежно покачала головой.

— Я думала, у нас все наладится, с работой у меня определилось, пришло настоящее признание — и вот все превратилось в пепел.

Он встал, подошел к ней и присел перед нею на корточки, взяв ее руки в свои.

— Не все. Ты в порядке, дети тоже. Ты потеряла какие-то вещи, но это материальная потеря. Наконец, у тебя есть страховка, ты можешь начать сначала.

Мэтт был прав. Она благодарно улыбнулась ему.

— Знаю. Спасибо. Все время забываю о страховке. Вот и паникую.

— Глупая девочка. — Он поцеловал ее в лоб. — Ну хорошо. Я ухожу. Тебе надо отоспаться.

Она проводила его к двери.

— Мэтт, спасибо тебе за все.