Мэри Бэлоу - Хранимые ангелами

– И мне тоже волосы лезут в глаза, – посетовал Эллиот.

Улыбнувшись, она сделала то же для него, даже склонилась и одарила поцелуем в лоб. Он с интересом заметил, что она покраснела, как девочка.

Миссис Паркс стояла и смотрела в окно.

Когда Эллиот женился, то думал, что все, что ему нужно – это уложить жену в постель и похоронить свою боль, и свою вину, и свои ужасные воспоминания в чистоте и невинности ее тела. Теперь все было иначе. Несомненно, он с нетерпением и радостью ожидал наступления ночи, но и просто тихо сидеть рядом с ней было истинным блаженством, хотя они совсем не оставались наедине и почти не разговаривали.

Он воспринимал ее как половину самого себя, внесшую в его жизнь покой и гармонию, которых прежде так ему не хватало. Он чувствовал себя невероятно счастливым, хотя это Рождество было таким необычным.

– Снег тает, – сказала миссис Паркс.

– Прекрасно, – Эллиот поднял голову. – Тогда завтра мы сможем уехать.

Но эта мысль обрадовала его меньше, чем следовало бы, хотя какая-то часть его стремилась вернуться с женой в тот мир, который был им знаком и понятен, чтобы начать совместную жизнь, что они уже пытались сделать более пяти лет тому назад.

Джун встала и подошла к миссис Паркс. Некоторое время они молчали.

– Это невероятно, Эллиот! – наконец потрясенно воскликнула Джун. – Проселок совершенно очистился от снега, даже видно, где он выходит на дорогу. И дорога тоже очистилась. Похоже, даже грязи нет.

Такого просто не могло быть. Он поднялся, подошел к ним и взглянул в окно. Повсюду толстым слоем лежал снег, как все эти два дня. Но его совсем не было ни на проселке, ведущем к дому, ни на дороге, ясно виднеющейся вдали. И Джун была права. Казалось, там не было никакой грязи.

– Я полагаю, – тихо сказала миссис Паркс. – Что ваша семья ждет вас к Рождественскому обеду. Печально, если семейство не может собраться за одним столом на самый радостный пир в году.

Она приобняла Джун за талию. И тогда, когда Эллиот заметил это, он почувствовал, как маленькая ладошка протиснулась в его руку. Он сжал ее и взглянул вниз на ребенка.

– Я отброшу снег с вашего фаэтона, приятель, а вы пока запряжете лошадей, – сказал Джос.

Был всего лишь полдень. Даже если они находятся от Хэммонд-Парка дальше, чем ему казалось, когда началась метель – а это так, иначе бы ему был знаком и дом, и его обитатели – они все равно прибудут туда задолго до ужина и бала, который в такой вечер всегда начинался после застолья. Если, конечно, несмотря на снег, все гости смогли добраться.

Но каким образом снег так быстро исчез с дороги, и дорога, похоже, даже успела просохнуть? Все это было удивительно и загадочно. Но надо было делать свою работу. Он снова влез в пальто, а Джун пошла в спальню, чтобы упаковать его бритвенные принадлежности и сложить запасную рубашку.

Не прошло и получаса, как они уже прощались с теми, кто спас им жизнь и так охотно открыл свой дом для незнакомых людей. А ведь это не так-то просто. Он пожал руку миссис Паркс и поцеловал ее в щеку, пока Джун обнимала и целовала Джоса, а затем присел на корточки и привлек ребенка к себе, стиснув в медвежьих объятиях. Он едва не плакал.

– Я вернусь, парень, – сказал он. – Я позабочусь, чтобы ты ни в чем не знал недостатка. Я позабочусь о твоем обучении и о том, чтобы, когда ты вырастешь, у тебя была возможность сделать свою жизнь интересной, я хочу, чтобы она не прошла зря. Я обещаю. Я всегда буду помнить о тебе.

Детские ручки крепче обняли его шею.

– У вас все хорошо, приятель, – сказал мальчик своим высоким детским голоском. – Одно время я думал, что этого уже не случится, но у вас получилось. Я счастлив. Я всегда буду счастлив. Всегда. На веки вечные.

Детская невинность, подумал Эллиот, закрыв глаза и еще крепче прижав мальчугана к себе. Дети считают, что счастье может длиться вечно. Но над счастьем надо трудиться. И над любовью надо трудиться, чтобы не лишиться ни того, ни другого, когда настанут трудные времена. А ведь жизнь не проходит гладко.

Он поцеловал нежную веснушчатую щеку ребенка и поднялся. Его глаза были на мокром месте. Джун, не скрывая слез, обнимала миссис Паркс.

– Я вернусь, – всхлипывая, говорила она. – Клянусь, что непременно вернусь. Вы были так добры. Я так сильно вас люблю.

А затем, усевшись рядом на высокое сиденье его фаэтона, они, наконец, отправились в путь, и все время оглядывались назад, пока не свернули на главную дорогу, а дом и его хозяева, все еще машущие им на прощание, не скрылись из виду.

– Эллиот. – Держа поводья одной рукой, другой он крепко обнимал ее. Она прильнула щекой к его плечу. – Как можно одновременно чувствовать себя такой безумно счастливой и так отчаянно несчастной?

Он не знал, что ответить. Он только на миг повернул голову и быстро поцеловал ее.

– Все было так необычно, – продолжила она чуть погодя.- Очень необычно. Происходит что-то странное. Что все это может значить?

У него не было ответа. Но он понимал, что она имела в виду не только события двух прошедших дней, но и все странности сегодняшнего дня. Исчезновение снега с дороги было совершенно необъяснимо. Кроме того, едва они успели отъехать, как он начал узнавать местность и был уверен, что и Джун тоже. Они были не далее чем в двух-трех милях от Хэммонда. И все же домик и его ближайшие окрестности выглядели совершенно незнакомыми. Они проехали всего две-три мили по этим незнакомым местам, и пока их фаэтон катился по дороге, снега вокруг становилось все меньше и меньше. И к тому времени, когда они проехали деревню и въехали через ворота в парк, на подъездную дорожку, он вообще исчез. Без следа.

На протяжении двух-трех миль? Меньше чем за час поездки?

Постепенно он начинал чувствовать смысл всего произошедшего, хотя еще не смог бы объяснить это или выразить словами.

– Я думаю, что все это что-то явно означает, – сказал он, сжимая руки Джун, поднося их к губам и целуя тыльные стороны ее ладоней.

– Да, – спокойно ответила она.

Он знал, что она интуитивно чувствовала то же самое, и так же до конца всего не понимала.

Джун показалось, что в зале собрались все. Он был до отказа забит и членами семьи, и друзьями семьи, и даже детьми – в конце концов, было Рождество.

Конечно же, там был герцог, потиравший руки так, словно мыл их. Рядом с ним, прижимая руки к груди, стояла герцогиня. Там были papa Джун и ее мачеха – она держала его под руку, а он накрыл ее ладонь своей. Там были все. И стоявшая в некотором отдалении тетя Марта, за руки которой цеплялось по ребенку.

На всех лицах, кроме детских, да и то не на всех, было одно и то же выражение. Выражение нетерпеливого ожидания с примесью легкого беспокойства. Казалось, все присутствующие затаили дыхание.

Но все же никто не казался обезумевшим от тревоги.

Держась за руки, Джун и Эллиот на миг остановились в дверях, а затем шагнули в зал.

И тут тишина взорвалась.

Все заговорили одновременно. Каждый говорил очень громко, чтобы перекричать остальных. Все пытались их поцеловать, или пожать им руки, или похлопать по плечу, или сделать все это разом. Было много смеха. Совершенно обезумевшие дети шныряли между ног и юбок.

Наконец, когда оглушительный шум стих до приглушенного гомона, герцог заставил всех услышать себя. Он держал их соединенные руки, поглаживая большими пальцами. В конце концов, оказалось, что слов он смог найти не слишком много.

– Ну, мой мальчик и моя девочка. Хорошо. Конечно, этого стоило ждать. Это несомненно.

– Дорогой Эллиот. Дорогая Джун, – шмыгала в кружевной платочек герцогиня. – Это самый лучший подарок на Рождество, лучше всех других. Не то чтобы я не ценила все великолепные подарки, которые так порадовали меня сегодня. Но этот – лучше всех.

– Этого стоило ждать, – высказал герцог очень свежую мысль.

– Нам так жаль, что мы заставили вас волноваться, – сказал Эллиот, обводя взглядом собравшихся. – Вы, должно быть, уже поняли, что обстоятельства вынудили нас задержаться, хотя, кажется, никто больше не опоздал. Но вы, должно быть, все равно волновались. У нас не было возможности сообщить вам о себе.

– Но нам сообщили, – успокоил его герцог, перекрывая протестующие возгласы окружающих. – Мы получили записку от миссис Паркс. Мой мальчик, разве ты не помнишь, что попросил ее послать записку? – он покачал головой. – Должно быть, твои мысли были заняты совсем иным.

Последовал новый взрыв смеха. Некоторые, главным образом представители мужской половины семьи, лукаво усмехались.

– От миссис Паркс? – удивился Эллиот.

Джун лишь открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова.

– Она написала нам, оповещая о том, что вы решили остановиться в ее маленькой гостинице и пробыть там до сегодняшнего дня, – сказал герцог. – Что вы решили предпринять попытку уладить ваши разногласия перед тем, как вернуться домой.

Герцогиня промокнула глаза. Джун видела, как ее мачеха закусила верхнюю губу.

– Она написала? – еле слышно спросил Эллиот. – Когда?

– Позавчера, – ответил герцог. – Ее письмо доставили сразу после вечернего чая и непосредственно перед тем, как приехали твой камердинер и горничная Джун. Поэтому мы вовсе не волновались, мой мальчик. Но сегодня все с нетерпением ждали вас. Один взгляд на ваши лица и на ваши соединенные руки, мой мальчик, и мы получили ответ, на который так надеялись. Так что видишь, это несложно.

Он гулко кашлянул, а потом от всего сердца рассмеялся, и к его смеху присоединились все родные и гости.

– Позавчера, – Эллиот переглянулся с Джун. – Но кто же был посыльным? И как ему удалось пробраться через эти снега? Только, если он пришел до того, как выпал снег. Но тогда как они могли знать…

У Джун закружилась голова. Она почувствовала, что сделала еще один ошеломляющий шаг к пониманию того, что с ними произошло.