Сахарная Энн пристально наблюдала за бывшей подругой, которая стояла на лужайке в обществе элегантно одетых людей. Люси смотрела на вновь прибывших, не скрывая удивления. По правде говоря, все собравшиеся перед церковью разглядывали их, а точнее, Флору.

Никто не улыбнулся. Никто не кивнул. Никто не подошел сказать доброе слово или поприветствовать по-христиански. Несколько прихожан поспешили войти внутрь; другие остались стоять, будто соляные столбы, выпучив глаза и открыв рот, как испанская макрель на рыбном рынке.

Услышав частое сбивчивое дыхание, Сахарная Энн посмотрела на Флору. Накрашенный рот был твердо сжат, подбородок вздернут, но в глазах блестели слезы, когда она прижимала к груди потертую Библию.

— Что-то мне нехорошо, дорогуша, — прошептала Флора. — Пускай Дональд отвезет меня домой.

Сахарная Энн кипела от гнева, стоя перед церковью с великолепными витражами, на которую, как подсказывала память, дедушка Джейкоб пожертвовал достаточно много денег, вложив их в строительство прекрасного сооружения из камня, в его отделку и в высокую колокольню. Здесь венчались родители Сахарной Энн, и ее тоже крестили в этой церкви.

Но если даже отодвинуть в сторону все это, то церковь — это дом Господа. Сахарная Энн имеет право войти в нее с Флорой или с компанией беззубых моряков с причала точно так же, как любой ханжа или педант, стоящий поблизости и глазеющий на них!

— Дорогая моя! — ободрила Сахарная Энн. — Я уверена, вам станет гораздо лучше, как только мы войдем внутрь.

Уэбб тут же улыбнулся Флоре и предложил ей руку.

— Я буду польщен, мисс, если вы позволите мне проводить вас внутрь.

Сахарная Энн взяла под руку мистера Андервуда, и они вчетвером зашагали к святому месту.

Когда они проходили мимо Люси Маллой Тикнор, Сахарная Энн не отказала себе в удовольствии и ослепительно улыбнулась ей.

— Доброе утро, Люси. Как восхитительно увидеть тебя здесь, моя дорогая подруга. Я жду с нетерпением, когда мы с тобой пойдем в оперу. Мне так приятно, что ты меня пригласила. Заверни к кузине Тристе во вторник, и мы все спланируем.

Продолжая улыбаться онемевшей Люси, Сахарная Энн помахала ей рукой и двинулась дальше. Под взглядами потрясенных прихожан Уэбб провел их в переднюю часть храма.

Сахарная Энн никогда бы не подумала, что кричащая шляпка и броское платье, не важно, насколько они безвкусные, способны вызвать такое волнение окружающих. По правде сказать, с точки зрения самой Сахарной Энн, Флора со своими щедро нарумяненными щеками и начерненными бровями больше подходила для сцены, чем для переднего ряда скамеек в церкви. Но эти люди, должно быть, живут ужасно унылой жизнью, если безвкусная одежда и румяна заставили их так переживать. К тому же Сахарная Энн подозревала, что из всех людей в этой прекрасной церкви у Флоры самое большое, самое любящее сердце.

Когда проповедь закончилась и отзвучал церковный гимн, Сахарная Энн подумала, что им надо поскорее уйти отсюда, и поклялась никогда больше не переступать порог этой церкви.

К сожалению, поскольку они сидели в первых рядах, им пришлось ждать, пока выйдут те, кто находился за ними, и Сахарная Энн принялась оглядывать прихожан, столпившихся в проходе. Одна седовласая матрона, высокая, представительная, поджав губы, презрительно уставилась на Сахарную Энн; затем вдруг ее лицо превратилось в сплошную сладость и она сказала:

— Простите меня, дорогая. Вы показались мне такой знакомой, вот я и пыталась вспомнить, где мы встречались. Вы ведь внучка Маделайн Спайсер, не так ли?

— Да, я Сахарная Энн Спайсер. Мне жаль, миссис…

— Садерн. Миссис Эммет Садерн. Ваша бабушка, упокой Господь ее душу, была моей самой дорогой подругой. Я не видела вас много лет, должно быть, пятнадцать, а то и больше, не сразу вспомнила, когда заметила это задиристое выражение на вашем лице. Ты, детка, называла меня тетей Гагги, когда была совсем ребенком.

— В самом деле?

Миссис Садерн засмеялась.

— Да. Меня крестили как Габриэль, Маделайн называла меня Гэбби, а ты переделала мое имя в Гагги, когда была совсем малышкой.

Воспоминания, промелькнувшие в голове Сахарной Энн, понемногу стали оформляться в более четкие видения. Она вспомнила, как ходила с бабушкой на чай в огромный дом на Бродвее, больше походивший на самый настоящий замок, вспомнила красивую смеющуюся женщину, обнимавшую ее, от которой пахло сиренью и которая кормила ее пирогами с земляникой.

— Тетя Гагги! — Просияв, она обвила руками шею миссис Садерн. — Как я рада вас видеть!

Вспомнив, что стоящие кругом люди вряд ли могут понять причину ее слишком эмоционального поведения, Сахарная Энн слегка отодвинулась от почтенной дамы.

— О, миссис Садерн, простите. Я не хотела устраивать сцену у всех на виду.

— Ничего подобного, моя дорогая. Я просто в восхищении от того, что встретила тебя после стольких лет, и вижу, какой красивой женщиной ты стала. Маделайн гордилась бы тобой. — Миссис Садерн оглядела спутников Сахарной Энн. — Однако я не думаю, что знакома с твоими друзьями.

Сахарная Энн представила Флору, Уэбба и мистера Андервуда миссис Эммет Садерн — одной из гранд-дам галвестонского общества. Это было видно хотя бы по тому, что никто не мог бы более грациозно поздороваться со всеми, включая Флору.

Ослепительно улыбаясь, матрона сказала:

— Миссис Лэм, какая яркая, веселая шляпка.

Лицо Флоры засветилось от счастья.

Миссис Садерн взяла Сахарную Энн под руку.

— Ну, моя дорогая, пойдем со мной, отведем душу за все эти годы. Я читала, что твой дедушка скончался несколько лет назад…

Сахарная Энн была слишком занята разговором и только теперь заметила удивленные лица прихожан, которые исподтишка следили за ними.

Когда они вышли из церкви, миссис Садерн сказала:

— Возможно, нам и целого дня не хватит, чтобы наговориться. Приезжай ко мне завтра утром, тогда у нас будет достаточно времени. Я заставлю повара испечь земляничные пироги.

Сахарная Энн улыбнулась:

— Приеду обязательно, миссис Садерн.

— Нет, не называй меня так. — Матрона с нежностью поцеловала Сахарную Энн. — Для тебя я по-прежнему тетя Гагги. Приезжай в десять и не опаздывай. — Повернувшись к Флоре, она улыбнулась: — Я рада познакомиться с вами, миссис Лэм, и настаиваю, чтобы вы сказали мне имя вашей модистки. — Потом она кивнула Уэббу Маккуиллану и Престону Андервуду. — Может быть, вы, дамы, и вы, господа, пожалуете ко мне на обед как-нибудь вечером на этой неделе, допустим, во вторник. Мы можем решить это завтра, Сахарная Энн. — Седая леди грациозно вошла в свой экипаж и помахала на прощание рукой.

Собрав все силы, призвав на помощь всю свою воспитанность, Сахарная Энн сдержалась, чтобы не обернуться и не показать язык надменным лицемерам. Вместо этого она взяла Флору под руку и улыбнулась:

— Надеюсь, теперь вы не жалеете, что поехали. Разве служба не была восхитительной?


Сахарная Энн доедала последнюю ложку шоколадного бланманже, когда Фиби, вперевалку войдя в столовую, объявила:

— Мисс, к вам пришла леди, она спрашивает вас. Говорит, что ее зовут… — Фиби потопталась на месте. — Я забыла ее имя, но думаю, это что-то вроде часов.

— Часов? — Сахарная Энн порылась в памяти. — Часы? Я не знаю никого с похожим именем. Но может быть, ее зовут Тикнор?

— Тикнор. Вот именно, Тикнор! — радостно воскликнула Фиби. — Симпатичная леди с белокурыми волосами. Я сказала ей, что вы едите свой воскресный обед, а она сказала, что подождет.

— Ленч, Фиби. Еда в полдень называется ленч.

— Да, мэм. И… она ждет на веранде.

— На веранде? Фиби, ты должна…

Сахарная Энн посмотрела на опухшее, грустное лицо Фиби и вдруг замолчала. После отвратительного поведения в день их встречи Люси не заслуживает вежливого обращения.

— Спасибо, Фиби, — наконец сказала она и направилась к поджидавшей ее миссис Тикнор.

— Да, я вас слушаю, — произнесла Сахарная Энн надменным тоном.

Люси заломила руки; вид у нее был очень неважный.

— О, Сахарная Энн, неужели ты никогда не сможешь меня простить? — воскликнула она вместо приветствия.

— За что простить?

— За тот скандальный, жестокий… снобизм. Я больше думала о соблюдении приличий, а не о дружбе. Когда я увидела, как ведет себя миссис Садерн, то сразу подумала о своем собственном поведении, а когда рассказала отцу о том инциденте… я боялась, что у него будет новый приступ. «Благодаря Богу и семейству Спайсеров ты сыта и одета, Люсиль Маллой!» — кричал он. Конечно, он еще плохо говорит, но это и так было ясно — отец называет меня Люсиль, только когда ужасно сердится. О, Сахарная Энн, какая же я высокомерная дура! — Громко рыдая, Люси упала в объятия Сахарной Энн.

— Ш-ш, не надо, перестань. Пойдем лучше в дом. Ты завтракала?

Люси отрицательно покачала головой:

— Не смогла съесть ни кусочка. Я просто обезумела. Пожалуйста, скажи мне, что ты меня прощаешь. Пожалуйста.

— О, наши блаженные дни! Конечно, Люси, я прощаю тебя. А теперь пусти, не то ты открутишь мне руку. У нас на десерт бланманже, шоколадное, надеюсь, ты не возражаешь?

— Шоколадное? — Люси приложила к глазам кружевной платочек. — Разве что немного попробую.

Сахарная Энн улыбнулась: все-таки их дружба не осталась в далеком прошлом.

* * *

Уэбб, облокотившись на перила веранды, курил сигару. Поскольку он уже вполне достаточно оправился от своей раны, чтобы надеть штаны, Сахарная Энн выпроваживала его дымить на свежий воздух, против чего он ничуть не возражал, так как это позволяло ему держаться подальше от остальной части безумного сборища, обитавшего в доме, и прежде всего от самой Сахарной Энн. Когда она и ее высокомерная подруга помирились, Люси сказала, что ее отец, судья, заставит кое-кого из близких друзей вмешаться и решить проблему с Фицуорреном. С тех пор как Люси уехала, Сахарная Энн мелькала по дому, будто слепень, который ищет место, где бы приземлиться, и так же постоянно жужжала при этом.