Билли вздохнула. Это так похоже на Райли.

– Мама, что ты обо всем этом думаешь?

– Не знаю, что и думать. Наверное, мне следует восхищаться Райли, раз он так твердо придерживается своих убеждений. Но национальное телевидение! Нам пришлось снять телефонную трубку с рычага. Мосс внизу, напился, как последний пьяница. Почему ты ушла, Билли? Ты ведь мать Райли.

– Я являюсь матерью Райли, только когда это нужно остальным. Что я могла поделать? Я на его стороне. Ты ведь ни на минуту не допускаешь, что Сет или Мосс захотели бы услышать такое? Мама, я не хочу, чтобы Райли ехал воевать во Вьетнам. Я не смогла бы еще раз пройти через все это. В той войне я едва не потеряла мужа. Не хочу терять и сына. Мне все равно, как они его станут называть, лишь бы он был жив и здоров. Почему Сет так рассердился? Он ведь тоже не хочет, чтобы Райли шел в армию.

– Из-за того, что Райли всех нас поставил в неловкое положение, представ перед телекамерами в наручниках. По крайней мере, так мне показалось. Когда Сет впадает в такую ярость, трудно сказать, из-за чего он так разозлился. Я пошла наверх, а он в это время обрушился на Мосса. И почему все это с нами случилось? – жаловалась Агнес. Билли не смогла сдержаться:

– Потому что мы Коулмэны, мама. Мы всегда в центре внимания.

– Если никакого другого ответа у тебя нет, Билли, я кладу трубку. Спокойной ночи, дорогая.

– Спокойной ночи, мама.

* * *

Райли Коулмэн не приехал домой ни на ближайший уик-энд, ни на следующий. Он оставался в студенческом городке, пока не убедился, что Майк достаточно окреп, чтобы его можно было перевезти на самолете на восток для специальной операции. С помощью друзей ему удалось благополучно избежать разговоров по телефону с отцом и дедом. Совсем не хотелось выслушивать все обвинения, которые неизбежно должны были последовать. Мать – другое дело, она понимала его правильно. Когда Райли позвонил ей в мастерскую, то она ему сказала, чтобы он отнесся к этому спокойно и не волновался об отце и деде. Райли вздохнул. По крайней мере, она не считала, что ему нужно бросать занятия и ехать домой, чтобы оправдываться в своих поступках. На Рождество будет достаточно времени. К тому моменту все они немного остынут. Он на это рассчитывал.

Глава 30

В этом году рождественские праздники в Санбридже проходили грустно. Дом был красиво украшен, но рождественский дух царил только в мастерской Билли. Сойер с бабушкой своими руками сделали красивые украшения и повесили их на пахучее деревце. Поджарили кукурузу и развесили чулки для подарков Санта-Клауса. Повсюду лежали свертки в яркой бумаге. Сосновые шишки весело горели в камине и испускали дразнящий аромат, в то время как Билли и Сойер пили горячий шоколад у огня. Это место, бывший каретный сарай, стал для Билли домом в большей степени, чем Санбридж.

В последнее время, как ей было известно, в Санбридже не наблюдалось согласия. Агнес находила один предлог за другим, чтобы наведаться в мастерскую. Ладить с Сетом стало труднее, чем когда-либо. Мосс изображал из себя разгневанного отца – как посмел его сын связаться с радикалами… действовать так, как не подобает Коулмэну?

Билли почти жалела их. Сет, Агнес и Мосс – все они были несчастны. Райли тоже был несчастен. Только сама она, казалось, движется по прямой, принимая все как должное.

За три дня до Рождества Сойер закончила делать украшения к десяти часам и легла спать. Когда пронзительно зазвенел дверной звонок, Билли успела открыть, прежде чем Сойер проснулась.

– Райли! – Она горячо обняла сына. Как хорошо, что он приехал. Как вкусно пахнул холодом. Билли поежилась, вводя сына в комнату и запирая дверь. – Снимай куртку и садись к огню. Хочешь горячего шоколада? С зефиром?

– А у тебя есть?

– Только так Сойер и пьет его. Я тоже вместе с ней. Сейчас, одну минуту. Добавь еще полено.

Руки Билли дрожали, когда она ставила на столик поднос с чашками и тарелкой зефира и печенья из большого дома. Неслыханное происшествие. Райли никогда не приходил в первую очередь в студию. Вероятно, он так же опасался столкновения с отцом, как и она.

Билли подождала, пока Райли почти допил шоколад, прежде чем спросила о Майке.

– С ним все должно быть в порядке. Подумывают о пересадке кости. Сейчас он на востоке, у себя дома. Я собираюсь позвонить ему на Рождество, чтобы узнать, как у него дела. Мама, я должен был поступить именно так, как поступил. Если бы понадобилось, я бы снова сделал то же самое.

– Я знаю, Райли.

– Папа не поймет. Я его избегал. Даже не собирался приезжать домой на Рождество, но не мог так поступить с тобой и Сойер. Я действительно хотел поехать в Нью-Йорк проведать Майка.

– Пора предстать перед отцом и перед дедом. Мы можем только надеяться, что они тебя выслушают.

– Позвони папе, мама. Попроси его прийти сюда и поговорить. Здесь я чувствую себя как бы на нейтральной территории.

– Ты уверен, Райли?

– Уверен.

– Хочешь поговорить с ним по телефону?

– Нет, – коротко ответил Райли. Мосс взял трубку после второго звонка.

– Мосс, это Билли. Приехал Райли, он у меня. Он хотел бы, чтобы ты пришел сюда… Этого я не могу сделать. Райли хочет, чтобы ты пришел сюда… Мне не верится, что ты говоришь это, Мосс. Я даже не знала, что он здесь, пока он не позвонил в дверь. – Некоторое время Билли слушала, потом повесила трубку. – Он сердится. На нас обоих. Развод он воспринял болезненно и, думаю, твой приход сюда расценивает как предательство. Подождем, пока он придет. Еще шоколада?

– Хорошо бы, спасибо. Мама… скажи – каково тебе чувствовать, что сын у тебя уклоняется от воинской службы?

Билли задумалась на мгновение.

– Думаю, в жизни бывает кое-что и похуже. По-моему, война во Вьетнаме бессмысленна, неразумна, а мое материнское чувство требует лишь, чтобы ты был жив и невредим.

– Мама, речь не о моей личной безопасности. Я не верю во Вьетнам. Наших парней посылают на бойню. Ради чего?

Раздался звонок в дверь. И мать, и сын вздрогнули от неожиданности. Билли глубоко вздохнула и пошла открывать.

Радостной встречи отца с сыном не получилось. Оба глянули на Билли так, будто приготовились к бою. Билли не сводила глаз с Райли и в тот момент, когда заметила боль в глазах сына, поняла, что Райли сделает все, что потребует отец.

– Я разочарован, Райли, – начал Мосс напрямик. – Не будем вокруг да около. Ты поступил неправильно. Я никогда не пренебрегал своим долгом, никогда не поворачивался спиной к своей стране. Эта страна была неизмеримо добра к нам, Коулмэнам, и ты не должен забывать об этом!

– Папа, постарайся хотя бы понять. Ты меня выслушаешь?

– Нет, если ты собираешься нести ту же самую чепуху, что доложил газетчикам. Обидно, сын. Твоего дедушку едва не хватил второй удар из-за этого маленького представления.

– Это было не представление. Так я думаю, и так же думают другие. И я не изменил своего мнения. Нам нечего делать во Вьетнаме. А если ты мне скажешь, что мы должны воевать там, то я скажу тебе, что ты просто хочешь посылать во Вьетнам побольше самолетов, которые заказывает у тебя правительство.

– Достаточно, Райли.

– Нет, не достаточно. Если ты считаешь, что я боюсь, то это не так. Я не трус.

– С моей точки зрения, это выглядит именно так. И другие достойные люди тоже так рассуждают. Боже, на тебя еще и наручники надели. Сколько неприятных разговоров пришлось выдержать. Ты ведь прекратишь все это, не так ли?

Райли пристально посмотрел на отца. Чего он ожидал? Любви, понимания? Точно так же и отец ожидал, что он прекратит – то есть приспособит свой образ мыслей к коулмэновскому. Краем глаза он видел, что мать стиснула руки, следя за этой односторонней беседой.

Не отвечая прямо на вопрос отца, Райли повернулся взять свою куртку.

– Знаешь, чего мне бы хотелось, папа? Мне хотелось бы никогда не рождаться Коулмэном. – И, не сказав больше ни слова, вышел.

Мосс опустился в кресло Билли и спрятал лицо в ладони. Билли захотелось подойти к нему, но она осталась на месте.

– Ты жестко обошелся с ним, Мосс. Слишком жестко. Почему ты не пытаешься понять?

– Хочешь сказать, что я его не понимаю? Я понимаю. Он боится. И не говори, что сама так не считаешь.

– Райли не лжет. Если он говорит, что не боится, значит не боится. Он просто не верит в войну во Вьетнаме.

– Билли, он сжег свой призывной билет! Ты знаешь, что это означает? Перестань хоть на минуту рассуждать как мать.

– Мосс, я его мать и просто стараюсь понять нашего сына.

– Ты все это стараешься предать забвению, разве не так? – взорвался Мосс.

– Я пытаюсь понять! Если ты считаешь, что это забвение, пусть будет так.

– Ладно, ну а я никогда не пойму, даже за миллион лет. Мой сын! – горько признался Мосс.

– Наш сын, – поправила Билли мужа. – Почему бы тебе не пойти в дом и не поговорить с ним? Разговаривай с Райли как отец, а не как глава «Коулмэн Энтерпрайзиз». Не порти свои отношения с сыном.

– Как я уже испортил все остальное. Это ты собиралась добавить?

Билли вздохнула.

– Оставь это, Мосс. Не время извлекать на свет Божий наши горести.

Но Мосса было уже не удержать.

– Ты напоминаешь мне о Райли. Оба вы, девочки – тоже. Только и знаете, что вредничать, цепляться к Коулмэнам и тянуться к их деньгам. Никто из вас не повернулся к ним спиной.

– Это нечестно, Мосс. Я никогда не хотела денег. Хотела только тебя.

– Ты и получила меня.

– Никогда ты не был моим, Мосс. Ты всегда принадлежал кому-то еще. Послушай, я очень устала. Уже поздно, я бы хотела, чтобы ты ушел.

– Мы еще поговорим, Билли.

– Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Тем не менее, я вернусь. Хочу, чтобы у нас было приятное Рождество.

– Что же сделает это Рождество не таким, как все прочие? Что-то раньше тебя такое не заботило. Слишком поздно. Разве ты не понимаешь? Я хочу развестись. Пожалуйста, иди к Райли, ему нужно поговорить с тобой. А тебе – поговорить с ним.