Он снимал с меня нижнее белье, и его руки были так горячи, что мне казалось, ткань плавится под его прикосновениями — плавится и тает. Сердце у меня застучало чаще, во рту пересохло, и я трудно глотнула, когда он чуть-чуть приподнял мои бедра, снимая панталоны. Его пальцы медленно двигались, добираясь до самого чувствительного места между бедрами; я часто-часто дышала, и внутри у меня становилось влажно от одних мыслей о том, что сейчас произойдет. Я согнула ноги в коленях, чтобы сильнее открыться ему навстречу. Он коснулся меня там, внутри; каждая клеточка моего тела наливалась мучительно-сладкой страстью, и, внезапно подавшись вперед, я сама рванула пояс его кюлотов, прошептав пересохшими губами:

— Хватит! Я уже готова… Пожалуйста!

Он снова опрокинул меня на спину, с силой завел мне руки за голову, так, что я оказалась в положении насилуемой.

— Теперь вы торопитесь, госпожа герцогиня? Ну, держитесь! Как бы вам не вылететь из седла!

Я была так возбуждена, что не могла воспринимать его шуток, изнывая от ожидания. Он не опирался на локти, как обычно, а лег на меня, удерживая мои руки за головой, прижавшись лицом к моему плечу. Я уже ощущала его на какой-то дюйм в себе и ожидала, что он будет входить медленно, продлевая обоюдное наслаждение, но он погрузился в меня яростно, одним сильным толчком проникнув до боли глубоко, и его последующие движения были так резки, быстры и безжалостны, точно он хотел растерзать меня. Я откликнулась на эти усилия почти тотчас же сладкими спазмами лона; возбудившись снова, задыхаясь от ожидания, я сомкнула ноги у него на бедрах и сильно сжала его изнутри — теперь мы кончили вместе. Он замер глубоко во мне, и мне физически больно было думать о том, что скоро он выскользнет из меня, уйдет, мы разъединимся и не будет этого восхитительного ощущения полноты внутри.

На этот раз я первая пришла в себя, прошептав:

— Мне так плохо было там, в Париже! Без вас! Я просто изголодалась!

Он не отвечал, прижимая мою ладонь к своим губам. Я проговорила, не особенно, впрочем, настойчиво:

— Надо идти… Нас могут увидеть.

— Кто?

— Анна Элоиза пошлет за нами служанку и…

Я не договорила. Мы оба понимали, что уходить нам не хочется.

Потом он негромко спросил, хороши ли были мои дела в Париже. Я немного рассказала Александру о выставке, но разговор оставался вялым: мы были слишком полны друг другом, чтобы всерьез задумываться о таких скучных вещах, как коровы и свиньи. Он прошептал, с бесконечной нежностью прослеживая кончиками пальцев линию моих губ:

— Есть две вещи, которые я вам еще не сказал.

— Какие?

— Семь дней назад было три года, как мы поженились.

— Я помню.

— Я приготовил вам подарок, Сюзанна: жемчужные серьги и подвески. Дома вы их увидите.

— Спасибо… — Потом, обрадованная, я воскликнула: — Я ведь тоже кое-что для вас купила! И дома вы тоже это увидите.

Он обнял меня, поцеловал в волосы.

— А вторая новость, Александр?

— Графиня де Лораге приглашает нас на небольшой бал. У нее день рождения.

— Вот как? Я рада.

— Так мы пойдем?

— Почему же нет? Я люблю Констанс. К тому же это единственная возможность потанцевать. Мой дорогой, ведь я ни разу еще с вами не танцевала!

— Да, — сказал он, — революция изменила все…

— Только не мою любовь к танцам.

Подумав, я простодушно добавила:

— Мне кажется, даже когда мне будет шестьдесят, я буду любить танцевать. И, подумать только, я столько лет провела даже не слыша музыки!

Улыбаясь, он сказал:

— Хорошо, мы пойдем, только с одним условием…

— Каким?

— Не вздумайте там чересчур кокетничать и кружить головы. Я так привык, что вы моя, что невольно буду ревновать.

Я прошептала — нежно, как только могла:

— Мой друг, вам не придется отвыкать. Я ваша. Я только ваша. И всегда буду такой.

4

День рождения Констанс был 11 ноября — в день святого Мартена, когда повсюду заканчиваются посевы озимых. Считалось, что в этот день начинается зима: «Si l’hiver va son chemin il commencce à la Saint-Martin» — «Если зима идет своим путем, она начинается на день святого Мартена».

Моей подруге исполнялось двадцать девять лет. Чета де Лораге не слыла богатой, и обычно приемов супруги не устраивали, но в этот раз граф, вероятно, решил хоть чем-то развеять тоску Констанс. Она была безутешна после потери ребенка. Возможно, Пьер Анж надеялся развеселить ее. Во всяком случае, на праздник было приглашено очень много, по нынешним меркам, гостей. Хотя сам граф в шуанском движении не участвовал, в Гран-Шэн, его поместье, прибыло много известных шуанов — граф де Бурмон, маркиз де Ларошжаклен, даже граф де Фротте. Предстояло богатое угощение, много музыки и танцев — словом, почти как в старые времена.

К сожалению, в назначенный день с самого утра зарядил дождь, не прекращавшийся ни на минуту. «Вероятно, — подумала я, садясь в карету, — иллюминации не будет».

— Ничего, — сказал Александр, словно утешая меня. — Танцуют, насколько мне известно, под крышей. Кстати, а что именно сейчас танцуют?

— Вальс, — сказала я, гордясь тем, что побывала в Париже и поэтому знаю толк в моде.

— Никогда даже слова такого не слышал.

— Это очень неприличный танец: танцуя, партнер прижимает к себе партнершу. Многих это шокирует. Но вы не бойтесь. Вероятно, в Гран-Шэн ничего подобного не будет. Вероятно, все будет, как раньше: контрданс, павана, котильон…

Я вспомнила об Авроре, и тревога отразилась у меня на лице.

— Александр, как вы думаете, это прилично — позволить графу де Буагарди сопровождать Аврору?

— Не знаю, дорогая. Мне кажется, ничего дурного в этом нет.

— Вы… вы ручаетесь за него?

— Да. Он благородный человек.

Помолчав, он с иронией добавил:

— А вот можете ли вы ручаться за Аврору? Вы только поглядите, как она улыбается! Она не знает еще, что мужчины, даже самые благородные, — слабые существа в этом отношении. Разве вы не объясняли ей этого?

Я не ответила, но в душе подумала, что он, пожалуй, прав. Мне тоже казалось, что Аврора слишком маняще улыбается и слишком кокетничает. В сочетании с ее прелестной внешностью это не так уж безопасно. Я не сомневалась, что несколькими днями раньше она устроила целое соревнование между Полем Алэном и графом де Буагарди, и призом в этом состязании было право сопровождать ее на вечер в Гран-Шэн. И виконт, и граф заглядывались на нее. Она отдала предпочтение Буагарди… Словом, она отчаянно интриговала и кокетничала, эта шестнадцатилетняя Психея.


Мы приехали одними из первых. Граф де Лораге встречал гостей на крыльце дома. Меня он приветствовал сердечно, как всегда, но, задержавшись на миг и оглянувшись на мужа, я вдруг заметила, как холодно, если не сказать враждебно, раскланялись друг с другом граф и герцог. Лицо Александра было бесстрастно и холодно. Лицо Пьера Анжа отразило что-то весьма похожее на гнев.

Недоумевая, я прошла в комнату Констанс. Ей заканчивали делать прическу, и служанка завивала последний рыжий локон графини. Констанс оглянулась, увидела меня и вся засияла:

— О, как я рада! А ваш супруг? Он приехал?

— Да.

— Слава Богу!

— Разве вы опасались, что он не приедет? Что вам дало повод так думать?

Я в этот миг про себя заметила, что Александр никогда не бывает с визитами в Гран-Шэн. Раньше я не обращала на это внимания.

Констанс слегка смутилась.

— Да нет, просто… просто эти мужчины всегда так заняты. А в наше время — особенно.

Я вспомнила, что пока не сказала самого главного, и принялась поздравлять Констанс. Потом раскрыла перед ней бархатный футляр и показала наш подарок — бирюзовое ожерелье.

— Оно так пойдет к твоим глазам, дорогая.

— О, спасибо! Я надену его сегодня же!

Она была очень хорошенькая сейчас — веселая, улыбающаяся, с сияющими синими глазами и пышными рыжими волосами. Я крепко обняла ее за плечи:

— О, Констанс, я так люблю тебя! Ты моя единственная подруга!

Она сказала мне то же самое, потом восхищенно заметила, что платье на мне сегодня отличное — такое изящное, узкое. И цвет чудесный — сочетание медового с черным. Это действительно был яркий, открытый бальный наряд, со шлейфом и смелым декольте. В золотистых волосах у меня сияла бриллиантовая диадема.

Я спросила, стараясь выражаться осторожнее:

— Констанс, ваш муж и мой — они, надеюсь, не в ссоре?

Она вздрогнула так, будто ее пронзил электрический ток. И потихоньку высвободила свои пальцы из моей руки. Уже что-то подозревая, я настороженно смотрела на нее. Мне пришло в голову, что здесь кроется какая-то тайна — нечто такое, что произошло между семейством де Лораге и герцогами дю Шатлэ еще до моего появления в этих местах. Но, к моему удивлению, когда графиня заговорила, голос ее прозвучал ровно:

— Что навело вас на такие мысли, дорогая?

— Я заметила, как холодно они приветствовали друг друга, Констанс. Холодно или даже, скорее, враждебно. И я вдруг подумала…

— Что?

— Александр никогда не ездит к вам, и вы его тоже не приглашаете, а ведь мы соседи!

Графиня как-то болезненно улыбнулась.

— Но вот сейчас… сейчас мы пригласили вас обоих, Сюзанна. Возможно, раньше это была невежливость с нашей стороны, но…

— Оставим этот разговор, — сказала я поспешно, понимая, что рассказывать она не намерена. — Вы не испытываете желания быть откровенной, а я уже сожалею, что испортила вам настроение в такой день. Улыбнитесь, дорогая, и простите меня. Я еще раз вас поздравляю.