Александр серьезно спросил:

— Вы любили его?

Я взглянула на мужа.

— Да. Любила. Но поняла это только тогда, когда он умер. — Подумав, я тут же исправилась: — Ну, надеюсь, не умер… а просто исчез.

— Какие у вас были отношения? Мы никогда не говорили об этом, carissima. Чего вы ждете от встречи, если встреча состоится?

— Я не жду… ничего такого особенного. Но я так была бы рада видеть его, что у меня даже слова пропадают… Ну, поверите ли? Этот человек был такой сдержанный, суровый, непреклонный… он порой доводил меня до бешенства своим упрямством! Да и действительно, нрав у него был крутой. И он даже на мне его проявлял. Но…

Сияющими глазами я посмотрела на Александра:

— Но отец был для меня защитой, хотя я этого сама не сознавала. Уже то, что он жил, защищало меня. Мы не виделись годами, особенно когда он уехал в Вену, но я ощущала, что он жив, получала от него письма, и знала, что мне всегда есть куда отступать. А после того расстрела, в Лавале… о, это было так, будто у меня выбили почву из-под ног. Я словно осталась одна среди урагана. Это было кошмарное ощущение, Александр… Я не была уверена, что не умру.

Лукаво поглядев на герцога, я продолжила:

— Если бы вы знали, как он будет рад, если узнает, что я вышла за вас замуж. Он, вероятно, всю жизнь мечтал о таком браке для меня. Он будет горд.

Поглаживая подбородок, Александр даже чуть смущенно произнес:

— Ну… надо сказать, вы меня немного успокоили. Я, едва только узнав, что принц жив, все думал, что он обо мне подумает.

— Вас ничто не должно смущать, мой милый. Я так люблю вас. Да и за что вас можно упрекнуть?

— Уже сам факт родства с легендарным де ла Тремуйлем настраивает на размышления. Он ведь теперь мой тесть, не так ли? А мы даже не поинтересовались его мнением.

Помолчав, он добавил с легкой усмешкой:

— По-моему, мы оба делаем вид, что забыли, при каких обстоятельствах состоялся наш брак.

Я покачала головой.

— Не знаю, как вы, но я забыла. Забыла и не желаю вспоминать. И будьте уверены, что тот случай с письмом принца крови и деньгами навсегда погребен.

Я видела, что это успокоило Александра. У меня действительно и в мыслях не было говорить отцу об обмане. Но я не могла не поразиться, заметив, что сама возможность встречи с таким человеком, как мой отец, вызывает раздумья и робость даже у Александра. Да, имя принца де ла Тремуйля здесь, в Бретани, было овеяно необыкновенной славой. Я знала, что шуаны даже возносят молитвы «святому де ла Тремуйлю». А вот я… я никакой робости не ощущала. Я знала как себя вести.

Я чувствовала только радость — чистую, ничем не омраченную.

— Наверное, — сказал Александр, — теперь и говорить не надо, что мы приложим все усилия, чтобы освободить его из Тампля.

— Вместе с Сиднеем Смитом?

— Да, вероятно.

— И вы будете в этом участвовать?

— Ну, уж это-то я считаю своим долгом.

Меня вдруг затошнило. Сильно, куда сильнее, чем это бывало прежде. И еще слабая ноющая боль разлилась по бедрам. Пересилив себя, я взглянула на мужа:

— Новая авантюра… Вы снова будете рисковать головой!

— Это ради вашего отца, Сюзанна. К тому же я не рискую понапрасну.

— Кто бы говорил… Мне ли не сознавать, что все может повернуться так, что не только мой отец из Тампля не выйдет, но и вы разделите его компанию.

Он не отвечал. Это был признак того, что его решение не подлежит обсуждению. Тогда я спросила:

— Когда?

— В мае, может быть, в июне. Все зависит от того, когда Ле Пикар вернется из Англии.

— В июне… В июне у меня родится ребенок!

— Уверяю вас, я буду с вами в тот день.

— Правда? — доверчиво спросила я. — Вы обещаете?

— Я клянусь, дорогая.

Он поднес мою руку к губам. По взгляду, которым он меня окинул, я поняла, что он заметил мою внезапную бледность.

— Вам нездоровится? — встревоженно спросил он.

— О, только чуть-чуть. Легкое недомогание… это, вероятно, из-за волнения.

Он снова набрал мне стакан воды, потом быстро распорядился:

— Я сейчас возвращаюсь, а вы сидите здесь и не уходите. Я пришлю за вами человека. Слишком опасно идти одной по парку, тем более, если вы в таком состоянии. Может быть, мне самому проводить вас?

Я сделала протестующий жест:

— О, что еще за выдумки? Со мной все хорошо. Я не хочу вас задерживать. Поезжайте в Динан и возвращайтесь скорее. Представляю, как ждет вас та безутешная дама… А ко мне пришлите человека — этого будет достаточно.

Александр наклонился, еще раз поцеловал меня и ушел. Я осталась одна и снова обратила взоры к водопаду. Вздох вырвался у меня из груди — радостный, недоверчивый, изумленный…

Да и как можно было поверить? Раньше судьба была ко мне безжалостна. Революция ожесточила меня, жизнь преподносила всевозможные сюрпризы. Я так устала от страданий. Но Бог подарил мне Александра, Белые Липы, и вот теперь — надежды на ребенка… Право, мне уже не на что было жаловаться. И как раз именно теперь произошло то, что могло сделать мое счастье еще более полным.

Мой отец жив! Он не умер! Он не был расстрелян тогда, в Лавале! После всего этого какая разница, где он находится! Где бы он ни был, мы найдем его. Александр его освободит… О Господи, неужели наступит день, когда я увижу принца, входящего в парадную дверь нашего землянично-розового замка?

Я познакомлю его с мужем. Я похвастаюсь своими близняшками. Я даже признаюсь ему, что они лишь удочерены Александром, а вовсе не его дочери. Отцу можно это сказать. К тому же Вероника и Изабелла были такие хорошенькие и задорные, что я могла ими лишь гордиться. А еще принцу можно будет показать и того ребенка, который у нас родится, — его внука или внучку. Это будет первое законнорожденное мое дитя. Ах, я и думать не могла, что столько радости свалится мне на голову…

Я выпила свою воду, еще немного посидела, глядя, как лучи солнца распадаются на мириады бликов, играющих в брызгах. Недомогание прошло, а обещанный Александром человек что-то долго не появлялся. Я подумала, что нет никакого смысла сидеть здесь и ждать. Тем более, что там, в замке, все нуждаются в моих распоряжениях. Кстати, как я могла забыть, что ближе к вечеру приедут на пасхальные каникулы Ренцо, Жан и Шарль, два первых — из Донфронского коллежа, а третий — из Ренна…

Я поднялась и решительно направилась к выходу из грота Фетиды. Меня сейчас больше всего беспокоило то, что в мое отсутствие наверняка забыли приготовить мороженое, — а Жан его так любит. Надо поторопиться. Я стала спускаться так поспешно, что на крутом склоне невольно поскользнулась и чуть подвернула ногу.

Это было неприятно, но не больше. Прихрамывая, я попыталась идти дальше и вдруг замерла на месте как вкопанная.

Боль — гораздо более сильная, чем в первый раз, и такая же ноющая — снова разлилась по бедрам, животу, пояснице, и была теперь такая глубокая, что я ни на миг не засомневалась, что речь идет о ребенке. Напуганная не на шутку, я остановилась, вытирая рукой испарину, выступившую на лбу. Что бы это могло быть? Преждевременные роды? Ах, нет, только не это! Не хотелось бы, чтобы малыш родился семимесячным…

В эту минуту я заметила среди кустов долговязую фигуру Брике, и мысли мои прервались. Опасаясь, что он не заметит меня, я слабым голосом позвала:

— Брике! Иди сюда, я здесь!

2

Он подбежал, и я была тронута выражением тревоги у него на лице. Я оперлась на его руку, и мне стало будто легче.

— Меня герцог послал, ваше сиятельство. Да только он не сказал, что вам так дурно. Что это с вами?

— Я сохраняю спокойствие, — сказала я, пытаясь улыбнуться. — Брике, сейчас главное — это не разговаривать, а довести меня до дома. Ты это сможешь?

— Само собой.

Мы пошли. Мне стало действительно как будто легче — уже лишь от того, что я была не одна среди огромного парка. И вдруг пришло в голову, что Брике, похоже, обречен помогать мне именно в таких ситуациях. Достаточно вспомнить тот октябрьский вечер, когда меня выбросили из Консьержери на грязную осеннюю мостовую, и я не знала, куда мне податься. Это ведь Брике довел меня до коляски и помог добраться до родильного дома Бурб. Ах, что это за парень — я просто жизнью обязана ему…

Тысячу раз мысленно приказывая себе сохранять спокойствие, я спросила Брике, есть ли в замке врач. Оказалось, что нет. «Жаль», — подумала я с невольным опасением.

— А что это с вами случилось, ваше сиятельство? — спросил Брике. — С утра вы были такая свежая, и совсем вам не было дурно.

— Видимо, — проговорила я через силу, — я слишком обрадовалась.

— Слишком?

— Да. Это тоже бывает вредно, Брике.

Помолчав, я выдохнула:

— Герцог уже уехал? Не задержался?

— Уехал, ваше сиятельство. Сказал, что вернется к вечеру.

Мы пошли дальше в молчании, ибо я чувствовала, что разговор идет мне скорее во вред, чем на пользу. Как я ни отвлекала себя, мысли мои становились все более мрачными. Что значит эта неожиданная боль? За все семь месяцев ничего подобного не случалось. Я просто не была готова к такому повороту событий. Луи Франсуа родился недоношенным… и умер. Правда, теперь срок беременности был больше, и можно было надеяться на более счастливый исход. И все-таки… Ах, не надо даже думать о плохом, это была бы слишком большая несправедливость!

И все же я пережила настоящий страх. И как скверно то, что Александр уехал, — мне даже не на кого будет опереться… Я остановилась, чувствуя, как боль снова захлестывает меня. Хотя нет… Я поняла, это была не просто боль. Это была уже схватка, невероятно сильная и глубокая. Короткая, но очень мучительная. Мне стало ясно, что это именно то, чего я опасалась. Преждевременные роды. Иного нельзя предположить. И, взглянув правде в глаза, я приказала себе собрать все свое мужество.