— Жаль. А как насчет того, чтобы напиться?

— Вот это другое дело.

Вскоре к нему пришло письмо от отца, отправленное срочным гонцом. Один небольшой кусок пергамента, а на нем — всего одна строчка.

«Молодец, мой мальчик. Марк»

— Возненавидь меня! — крикнул он, пробежав глазами короткое послание. — Отрекись от меня, но только не поздравляй!

Он смял письмо и швырнул его в дальний угол комнаты, правда, потом провел целый час, вновь его разглаживая. Лепида не написала ни строчки.

А спустя неделю со своими легионами в Германию вошел император.

— Значит, это ты, Норбан? — Павлин внутренне поежился под пристальным взглядом Домициана. Сам он старался смотреть куда-то мимо императорского уха. — Я знаю твоего отца. Жду тебя у себя на пиру через два часа. — Затем император повернулся к Липпию. — Приведи предателей. Мы разберемся с ними прямо сейчас.

— Всех до одного, господин и бог?

— Центурионов. Рядовые легионеры будут подвергнуты децимации, но с ней можно подождать до утра. Центурионы будут казнены сегодня, — приказал Домициан и, колыхнув пурпурной мантией, развернулся и быстро зашагал через двор. Вдогонку ему бросились двенадцать преторианцев, шестеро секретарей, несколько генералов, горстка рабов и Липпий Норбан.

— Вот как наш цезарь поступает с предателями, — одобрительно произнес Траян и даже присвистнул. — Скажу честно, мне это нравится.

— Он никогда не устраивает полевых судов, — понизив голос, добавил Павлин.

— А кому они нужны? Можно подумать, мы не знаем зачинщиков. — Траян щелчком стряхнул налипшую грязь с плеча Павлина. — Иди-ка лучше приведи себя в порядок, красавчик. Как-никак, ты приглашен на пир с самым могущественным человеком мира.

Самый могущественный человек мира едва удостоил его взглядом, когда Павлин предстал перед его очами и красиво отсалютовал.

— Норбан, — равнодушно отозвался Домициан. — Садись и ешь. Пища простая, солдатская. В походах я другой не ем.

Павлин сел, обмотал плащ вокруг ног, и наполнил себе тарелку. Минут десять он ел в молчании; в течение этого времени император поглощал пищу, в промежутках диктовал письмо паре секретарей и успел пробежать глазами стопку корреспонденции. Черствый солдатский хлеб и простая солдатская похлебка смотрелись довольно странно в золотых тарелках Липпия. Пока Домициан, — в кожаных доспехах и грубой тунике, — сидя на шелковых подушках, быстро просмотрел десяток свитков со старыми документами, Павлин исподтишка наблюдал за ним. Перед ним был тот, кого его отец считал выдающимся полководцем и талантливым администратором. Впрочем, этот же самый человек, не дрогнув, отправлял на казнь целые легионы, но был добр к своей сумасшедшей племяннице. Человек, о тайных пороках которого ходили самые невероятные слухи, человек, который с интересом посматривал на Лепиду. И вот теперь этот человек сидел перед ним в походной палатке, облаченный в солдатскую тунику, в отличие от секретарей в шелковых одеждах, что роем вились вокруг него.

Домициан на мгновение оторвал взгляд от бумаг. Павлин тотчас залился краской и принялся за еду. Увы, слишком поздно.

— Итак, Норбан, — голос Домициана заставил его поднять глаза. — Ты трибун моей преторианской гвардии.

— Да, цезарь. До этого я служил в Брундизии.

— Ммм. — Домициан подозвал секретаря и быстро продиктовал какое-то письмо. — Под командованием центуриона Денса?

— Да, цезарь.

Интересно, откуда ему это известно, удивился про себя Павлин.

— Я знаю всех командиров моих преторианцев, — пояснил Домициан, как будто прочитав его мысли. У Домициана было широкое румяное лицо добродушного лавочника, однако Павлин мог поклясться, что темные глаза буквально буравили его взглядом. — Твой отец сенатор Марк Вибий Август Норбан.

— Да, цезарь.

— И ты его единственный сын?

— У меня есть сестра, сейчас ей четыре года и она обожает абрикосы, — Павлин на миг закрыл глаза. — К чему я это сказал?

— Потому что ты нервничаешь. — Неожиданно лицо Домициана озарилось улыбкой. — Мы, цезари, странно влияем на людей. Выпей лучше вина.

Павлин с благодарностью наполнил бокал.

— Итак, Германия не основное место твоей службы, — произнес император, перебирая какие-то документы.

— Нет, цезарь. Я был в отпуске. Мой родственник Липпий, невзирая на мои возражения, назначил меня командиром легиона.

— Невзирая на возражения? — И вновь этот буравящий взгляд.

— Не думаю, что моя кандидатура была самой удачной. Я ничего не знал ни о Германии, ни о Сатурнине, ни о его легионах. Я бы ничего не добился, не будь рядом со мной легата Марка Ульпия Траяна. Я позволю себе отозваться о нем в самых похвальных словах.

— Он будет вознагражден за его труды. Но командовал легионами ты?

— Я бы не назвал это настоящим сражением. Если бы Рейн не оттаял…

— Мне не нравится слово «если». — Император расплавил в пламени свечи немного воска. — Если бы Рейн не оттаял… что из этого? Фортуна одарила тебя своей благосклонностью. Ты победил.

— Повторения подвига не будет. — Павлин сам не знал, как эта фраза сорвалась с его языка. — То есть я хочу сказать…

Домициан расхохотался.

— То есть ты отказываешься от награды, предпочитая ей наказание?

— Нет, цезарь.

— Я слышал, будто ты собственноручно убил Сатурнина. — Домициан поднял целую груду писем, а секретари с еще большим усердием налегли на перья.

— Он покончил с собой.

— Тебе ничто не мешало приписать подвиг себе. Никто не узнал бы.

Павлин пожал плечами.

— Кстати, не хочешь как-нибудь сразиться со мной? Думаю, мне будет полезно поупражняться.

— Что, цезарь?

— Да-да, я владею мечом. — Императорское перо описало в воздухе причудливую петлю, а затем опустилось на очередное письмо, чтобы вывести подпись. — Но я давно толком не упражнялся в этом искусстве, потому что все мои противники тотчас уступают мне без боя. Дурацкая привычка, которая страшно меня раздражает. Скажи, трибун Норбан, ты позволишь мне выиграть поединок?

— Нет…

— Я так и думал. — Домициан подцепил ногтем большого пальца печать на очередном письме и пробежал его глазами. — Итак, ты сделал за меня важное дело — разгромил Сатурнина и его легионы. И за это я тебе благодарен…

— Спасибо, цезарь. Я всегда готов служить тебе.

— Это был не слишком крупный мятеж, и сомневаюсь, чтобы он зашел слишком далеко. Но ты избавил меня от необходимости самому усмирять мятежную провинцию. И все же я не устрою в честь тебя триумфа. Ибо мятежи, даже подавленные, не стоят того, чтобы из их разгрома делать событие. — Домициан на минуту умолк, чтобы прочесть очередное письмо. — Таким образом, я оказался в долгу перед тем, кого я не могу по заслугам вознаградить. Согласись, это довольно забавно.

И вновь молчание. Домициан оторвался от писем и посмотрел Павлину в глаза. Тот выдержал пристальный взгляд темных глаз. Зато он не знал, куда ему деть руки.

Домициан обвел глазами слуг, стражу, секретарей.

— Оставьте нас.

Все тотчас безропотно удалились.

— В следующем году я хочу сделать твоего родственника Липпия консулом. Он круглый дурак, однако дураки, будучи консулами, как правило, довольно безвредны. — Домициан впервые за вечер опустил перо, положил на стол руки и, побарабанив пальцами, задумался. — Командир Траян получит новое назначение туда, где будут востребованы его военные таланты. Я привык вознаграждать верных мне людей. Мне они нужны рядом, особенно на тот случай, когда какой-нибудь заговорщик покусится на мою жизнь.

Павлину тотчас вспомнились разговоры в полевой кухне.

Император боится собственной тени…

— Я знаю, что про меня говорят, мол, я боюсь даже собственной тени. — Домициан вновь прочел мысли Павлина. Тот даже подпрыгнул. — Но поскольку половина императоров умерли от ножа, я не настолько глуп, чтобы не допускать такой возможности в отношении себя самого. Быть императором — опасная работа. — Домициан в задумчивости посмотрел на свои пальцы. — Я не требую жалости к себе… Но порой так устаешь от всего…

Павлин неожиданно для себя проникся сочувствием к собеседнику.

— Я не завидую тебе, цезарь, — честно признался он. — Люди могут подумать, будто я мечтаю о твоем месте лишь потому, что мой собственный прадед был императором. Но я бы ни за что не согласился бы им стать.

Домициан пристально посмотрел на него и открыл рот, чтобы что-то сказать, однако тотчас закрыл, а в глазах его вновь возникло задумчивое выражение.

— И знаешь, что, — медленно произнес он, — я тебе верю.

Они обменялись взглядами — скорее из чистого любопытства.

Домициан кивнул и потянулся за куском пергамента. Что-то быстро набросав, он поставил внизу императорскую печать и через стол подтолкнул документ к Павлину.

Тот быстро пробежал глазами написанное:

«…тем самым мы признаем трибуна Павлина Вибия Августа Норбана… в знак признания его верности и преданности… и возлагаем на него звание и обязанности…»

Павлин растерянно заморгал. Вернулся к началу документа, внимательно перечитал еще раз.

«…и возлагаем на него звание и обязанности…»

Он оторвал глаза от императорского приказа.

— Цезарь, это слишком высокая честь…

— Мне виднее.

— Но ведь, наверняка, есть другие, у кого…

— Разумеется, есть другие, у кого больше прав на этот пост. И они возненавидят тебя за то, что ты перепрыгнул через их головы, и попытаются на каждом шагу ставить тебе палки в колеса. Безусловно, стоит тебе принять этот пост, как ты наживешь себе сотню новых врагов. Скажи, ты бы хотел им стать?