Кейт Куинн - Хозяйка Рима

В следующем месяце он сражался в Колизее против трех марокканцев, и это был незабываемый бой.

Он вонзил меч прямо в ухо первому, после чего шишаком своего щита пробил череп второму. Когда третий уронил меч и вскинул руку в жесте пощады, Арий голыми руками разорвал ему горло.

В ту ночь толпа на руках пронесла его по улицам, круша при этом окна и посуду, калеча прохожих, а до этого устроив пьяный кутеж. Подняв над головой огромный кувшин, он лил себе в горло вино, сломал челюсть какому-то пьянице, наступившему ему на ногу, а когда какая-то проститутка обхватила его за шею и поцеловала. Арий ответил ей поцелуем, подобно дикарю до крови впившись ей в губы. Он приплелся в гладиаторскую школу ранним зимним утром, в грязной, заляпанной кровью тунике, чувствуя, как головная боль острыми иглами пронзает ему виски.

— Вернулся, — недобрым тоном приветствовал его Галлий. — Следовало бы надавать тебе по голове, как бешеному псу.

Арий пошатнулся, не обращая внимания ни на ланисту, ни на его слова.

— Но мы можем считать себя счастливыми по двум причинам. Во-первых, Лепида Поллия, по всей видимости, решила не говорить отцу о твоем безобразном поведении. Иначе стражники Квинта Поллио уже ломились бы в нашу дверь, жаждая твоей крови. Во-вторых, губернатор Испании прислал тебе вот это в награду за великолепный бой. — Галлий показал Арию тугой кошелек. — Добивайся того, гладиатор, чтобы такие кошельки исправно поступали нам, и тогда будешь жить припеваючи. Ты слышишь меня, мой мальчик?

До слуха Арий донесся лай и злобное рычание.

— Собаки, — сказал он. — Наверно, набросились на кого-то.

— Я еще не договорил. Вернись!

Пошатываясь, Арий перешел улицу и нырнул в гущу собак, которые с рычанием разбежались по сторонам, когда он пинками расчистил себе путь. Разбежались все, кроме одной собачонки, хромоногой маленькой серой суки. Собачонка волочила одну лапу, шкура была покрыта следами зубов. Арий нагнулся, чтобы подобрать с земли камень и размозжить ей голову. Однако псина почти по-человечески посмотрела на него огромными темными глазами, в которых он прочел боль и отчаяние.

Он отбросил камень в сторону и взял собаку на руки, стараясь не прикасаться к ее больной лапе.

— Никакой заразы в моих казармах! — заявил Галлий, перегораживая ему дорогу подолом туники, но Арий шагнул мимо него. — Она, наверно, больная.

Пропустив мимо ушей слова ланисты, он вошел внутрь и захлопнул за собой дверь. В каморке он положил собаку на постель и пристально на нее посмотрел.

— До завтра ты не доживешь.

Каково же было его удивление, когда четвероногая гостья слабо укусила его за палец. Бесполезное хилое создание. Не проще ли свернуть ей шею? Но он предпочел ее накормить: принес из кухни пригоршню объедков и заставил поесть.

— Тея, — произнес он, и его голос прозвучал удивительно громко в пустой комнате. — Так что ли тебя назвать?

При звуке его голоса собака вздрогнула.

— Нет, ты слишком пуглива, чтобы называть тебя Тея. Тея была смелая, она ничего не боялась. Ничего и никого.

Не считая той ночи, когда он проиграл первый бой, когда она с безумными от ужаса глазами ворвалась в казармы и, рыдая, кинулась в его объятия, утверждая, что не переживет, если потеряет его…

— Никакого имени. Ты не достойна имени, все равно ты не доживешь до утра, псина…

Безымянная собака принялась грызть уголок подушки. Арий уткнулся лицом в матрас и заплакал.

Одним решительным ударом ножа я вскрыла запястье и наблюдала, как из моей руки капает кровь. У меня больше не было голубой чаши, лишь простая медная кастрюля, но мои запястья были покрыты свежими шрамами, и я без особых усилий проводила день за днем с привычным затуманенным взором.

— Тея! — донесся до моего слуха резкий окрик хозяина. — Тея, иди сюда!

Я перевязала руку и встала. На мне было темное платье и выкрашенный в шафрановый цвет парик, какой носят все проститутки. Я ношу эту одежду и парик вот уже два месяца. От меня пахнет, как от сотни немытых мужчин: моряков, рабов, трактирщиков. Кого только нет здесь, в Брундизии, в двухстах милях от Рима.

— Тея!

Спускаясь по шаткой лестнице, я пошатнулась, но не из-за потери крови. За последние дни я выпустила лишь несколько капель. Я хотела вскрыть запястья до самой кости, но не стала этого делать. Во мне зародилась новая жизнь. Зародилась после нескольких часов в холодной каморке гладиаторских казарм, показавшихся мне настоящим раем. Ребенок Ария. В первое мгновение осознание этого повергло меня в ужас. Но когда я занесла над запястьем нож, нож, который вызовет быстрое кровотечение и не даст ребенку появиться на свет, моя рука замерла. Дать ему жизнь? — яростно спросила я себя. Девочке, которая станет проституткой, как и ее мать? Мальчику, который умрет на арене, как его отец?

Но я не нашла к себе сил убить его. Даже если бы захотела. Ребенок Ария Варвара не должен погибнуть от того, что я, капля за каплей, выпушу из себя кровь.

Гай мертв. Казнен по обвинению в измене. Мой муж, мой двоюродный брат. Мертв.

Мне нужно быть осторожной. Когда стражники уводили его, Гай осуждающе сверлил меня глазами. Я осталась одна.

— Новые рубины, Юлия? — спросил меня Марк в следующий свой приход.

— Подарок. — Ожерелье стягивает мне горло, нитка с огненно-красными камнями. — Подарок моего дяди. — Ему нравится, когда я одета в красное. — «Моя жена носит зеленое, — как-то раз признался Домициан. — Я ненавижу ее. Ты должна носить красное».

— Он преподнес тебе камни в знак извинения, — тихо пояснил Марк. — Тем самым он дает тебе понять, что не хочет перекладывать на тебя грехи Гая.

— Грехи? Какие грехи? — Мой голос прозвучал пронзительно громко. Слова извергались из меня, вылетали ураганом, и когда я поведала о голосах, доносящихся из тени, о глазах, наблюдающих за мной из углов, лицо Марка приняло озабоченное выражение. Он заставил меня сесть на мраморную скамью атрия и заговорил совсем о другом. Он стал великим утешением для меня. Иногда он напоминает мне отца.

— Ты горюешь о Гае, — сказал Марк. — Никто не попрекнет тебя за твое горе.

С Гаем мне всегда было нелегко. После двух недель брака он стал спать на отдельной кровати, и мы встречались с ним только за обедом, где он странно смотрел на меня. И неожиданно до меня доходило, что я снова бормочу что-то невнятное себе под нос и грызу ногти до крови. Он злился на меня, когда я отказывалась есть, хотя стол был накрыт в его новом роскошном триклинии, стены которого украшали позолоченные изображения животных.

— Я вижу их глаза, — тихо произнесла я. — Они смотрят на меня.

— О боги, Юлия!

Но я всегда видела эти глаза. Чаще всего — глаза моего дяди. Он велит мне называть его дядей, а не господином и богом.

— Даже господин и бог должен иметь того, кто его не боится.

Но я боюсь его. Ведь он и бог, и господин, во всяком случае, моего мира.

— Они как аспиды, — задумчиво сказала я Марку. — Его глаза такие черные, как аспиды.

Лицо Марка снова приняло недоуменное выражение.

— Скажи… Ты здорова, Юлия?

Веста, святая мать, богиня дома и очага. Как я завидую твоим жрицам-весталкам в белых одеждах, к которым мужчины под страхом смерти не смеют даже прикасаться. Я тоже хотела бы стать весталкой. В храме я всегда буду в безопасности, там я не буду видеть никаких глаз.

Веста, храни меня. У меня нет веры ни в кого, кроме тебя.

88 год н. э.

Даже новые жемчуга не утешили меня.

— Убирайся! — вскричала я и швырнула в Ириду флакон с благовониями. — Терпеть не могу твою глупую рожу! Ступай прочь!

Рабыня с плачем выбежала из комнаты. Что за тупое никчемное создание! Каждый раз, прикасаясь к моим волосам, она превращала их в стог сена. Я бы с радостью отправила ее на невольничий рынок и нашла себе новую служанку, вот что бы я сделала. Жена сенатора достойна более расторопной и ловкой рабыни.

Но что из того, что мои волосы похожи на стог сена? Какое это имеет значение, когда здесь некому смотреть на меня?

— Лепида! — услышала я знакомый стук в дверь. — Я слышал какой-то звук. Мне показалось, будто что-то упало.

— Это всего лишь упал флакон, Марк. Ирида его уронила. — Я поспешила растянуть губы в притворной улыбке.

Вошел мой муж и ласково поцеловал меня в щеку. Уродливый и совершенно неуместный в моей прелестной, отделанной голубым спальне. От него, как обычно, пахло чернилами.

— Опять был в библиотеке, Марк?

— Я не мог найти «Комментарии» Цицерона.

— Рабы совершенно не способны укладывать твои вещи в нужном порядке. Тебе нужно строже обращаться с ними.

— В этом нет необходимости. Покопаться на полках — для меня немалое удовольствие, своего рода забава.

Забава. Это же надо. Лепида Поллия, любимица Рима, замужем за человеком, который копается в пыльных рукописях ради забавы.

— Как это мило, — промурлыкала я.

— А ты? — Он заглянул мне в глаза. — Надеюсь, ты не слишком скучала?

— Половина моих вещей еще даже не разобрана. Что касается города… — я беззаботно махнула рукой. — Конечно, Брундизий это не то, что Рим, но, мне кажется, я найду чем здесь заняться. В театре показывают новую постановку «Федры». К тому же, я купила себе еще жемчуга. Они были настолько хороши, что я просто не смогла удержаться. — Я улыбнулась, помня об очаровательных ямочках, которые при этом появлялись на моих щеках.