Маргарита Южина - Хозяйка нудистского клуба

– В этом доме все желают моей смерти... – проговорила Катерина Михайловна. И мстительно сообщила: – Я никуда не еду. Тем более с этим противотанковым ежом, с Петрусей.

Клавдия поняла, что еще чуть-чуть, и ссора перерастет в развод. И тогда уже окончательно умрет светлая надежда на то, что они с Какой хоть на пару недель останутся в квартире вдвоем.

– Мамаша, – тихо подсела она к свекрови, и глаза ее загорелись лукавым огоньком, – а я бы на вашем месте, наоборот, обязательно поехала...

– Ты глубоко безнравственна! – бросила Катерина Михайловна, не поворачивая головы.

– И что такого? – удивилась Клавдия. – Я бы и безнравственная поехала, так даже лучше. Поехала бы и посмотрела, что там за братишка у Петра Антоновича. И потом, ему ведь всего пятьдесят. Дивный мужской возраст. Столько энергии, сил, достоинства! И вы ведь совсем его не знаете. А вдруг он известный артист? Или, того хуже, продюсер. А еще, может быть, нефтяник. А?

Катерина Михайловна не стала больше слушать. Уже через пять минут ее костлявый зад торчал посреди комнаты, а сама она полностью погрузилась в огромный чемодан.

– Да, Петр! – то и дело вылезала она из-под крышки чемодана. – Передай маме, что мой мужской идеал – это олигархи. И лучше бы, если бы твой братик... Как его зовут?

– Тарасик, – подсказал Петр Антонович. – То есть Тарас Наумович. А Наум Тарасович – мой новый папа.

– К папе у меня претензий нет, а вот Тарасик... Лучше бы ему оказаться олигархом, – снова зарывалась в кучу тряпья Катерина Михайловна. – Только они могут увидеть стильную, красивую, прекрасную женщину в моем лице. У них, как правило, заграничное воспитание.

Акакий хотел внести поправки по поводу воспитания олигархов, однако мощная длань супруги прикрыла ему рот. Любым неосторожным словом можно было спугнуть такую капризную удачу!

На следующий день (Жора не подвел и добыл билеты именно на утренний рейс) все Распузоны слезно прощались в аэропорту.

– Акаша, – всхлипывала Катерина Михайловна на костлявой груди сына. – Не забывай маму, присылай почтовые переводы каждого первого числа нового месяца...

Клавдия боялась поверить счастью, а потому тоже прилежно выла, сморкалась и, в свою очередь, тыкалась в колючий свитер Петра Антоновича:

– Петр Антонович, вы тоже мамашу не забывайте. Привяжите ее ремнями покрепче. Она ведь у нас такая, и с самолета удрать сможет.

– Ну все, проводили и поехали, – нетерпеливо перебирал ногами неугомонный Жора. – Чего стоять, я не понимаю? Когда у нас столько дел, столько дел...

– Нет! – испуганно воскликнула Клавдия. – Ни слова о делах! Пока маманя не взлетит, я отсюда не тронусь. Мне надо самой, вот этими вот глазами убедиться, что она оторвалась от нашей грешной земли.

Катерина Михайловна после таких пылких речей почувствовала себя неуютно.

– Что-то мне все меньше и меньше хочется встречаться с Тарасиком... – перекосилась она. – А вдруг он не олигарх?

– А кто?! – изумленно вытаращилась на нее Клавдия.

Старушка сразу и не нашлась, что ответить, а в это время пассажиров уже пригласили на посадку.

– Летите, маменька, летите! – махал ручкой Акакий.

– Ты меня, прямо, как голубя... – бурчала Катерина Михайловна, продвигаясь в общей толпе к стеклянным дверям, которые отделяли пассажиров от обычных земных провожающих. – Ну ничего, если этот братик... я ведь в любой момент могу вернуться...

В джипе Жоры Клавдия Сидоровна и Акакий Игоревич чуть не устроили танцпол.

– Тын-дарын-тын-дарынта! Тын-дарын-тын-дарынта! – подскакивал на сиденье Акакий Игоревич, выкидывая перед собой хилые кулачки на кавказский манер. – И тут тебя нет! И там тебя нет! И тут тебя нет, и там тебя нет! Клавдия, я сегодня – ух-х! Жора, оставь нас одних, нам с супругой надо насладиться одиночеством!

Жора икнул и повернулся к буйному пассажиру:

– А я думал, мы сразу того... приступим к расследованию...

– Жорочка, а мы и приступим, – тепло успокоила его Клавдия Сидоровна. – Кака хочет насладиться одиночеством, чтобы вдоволь наесться глазированных сырков. У них с маменькой из-за творога всю жизнь драка. Только Катерина Михайловна все до единого с собой в самолет забрала.

Акакий выдохнул, скуксился, а потом весело махнул рукой:

– Да и ладно! Мы еще купим. Кстати, а что вы думаете по поводу убийства?

По поводу убийства стали высказываться только дома, усевшись за столом и откушав по три кружечки чаю.

– Итак... – вытерла рот полотенцем Клавдия. – В клубе у нашей подруги Агафьи Эдуардовны свершилось жестокое преступление. И, как всегда, своим немыслимым поведением, то есть откровенной ревностью, Акакий вызвал на себя подозрения следственных органов. То есть мои подозрения.

– Фу ты, господи, а я уж думал мной милиция заинтересовалась! – мгновенно вспотел Акакий Игоревич.

– Милиция о тебе еще не знает, – прервала его супруга. – Но... если мы не найдем преступника, ей придется кого-нибудь найти.

– Вот они тебя, Клавочка, и обнаружат, – гаденько подсказал муж. – А потому что не надо было с молоденьким пареньком шашни крутить, когда собственный супруг... когда я, может быть, повеситься собирался...

– Ой, ну чего творится, а?! – с досадой зашлепал себя по бокам Жора. – Тут такая жизнь кипит – кого-то убивают, Акакий вешается, а мне, как всегда, звонят самому последнему! Разве, нельзя было сразу позвонить, а?

– Не расслабляемся! – рявкнула Клавдия и сурово поджала губы. – Действительно, мальчик пылал ко мне некоторой привязанностью, ко мне даже его отец приезжал...

– Неужели сватать? – охнул Жора.

– До этого не дошло, но... – кокетливо поиграла глазками Клавдия.

– Парнишка решил лучше утопиться... – пробубнил Акакий.

– Не забывай, его застрелили! Ну какой старый у меня Кака, все у него из головы вываливается, один склероз держится... Итак. Парня застрелили как раз тогда, когда мы с ним собирались встретиться. Значит, кто-то знал, что он туда придет, готовился – надо ж было с собой принести оружие. Значит...

– Значит, надо искать солдат. Я слышал, опять двое из части сбежали. И, между прочим, с оружием! – выдвинул свежую идею Жора.

Клавдия смерила его взглядом:

– Значит, у парня были враги. А это говорит о чем? Ой, молчите! Это говорит о том, что нам надо встретиться с его отцом и выяснить – были ли у Романа недоброжелатели. И он нам скажет, что были, потому что у богатых, обеспеченных и таких красивых молодых людей они всегда имеются. И мы спросим – а кто именно? И тогда...

– И тогда папаша пошлет нас по всем кочкам, – снова встрял Жора. – Потому что ему уже, наверное, милиция с расспросами надоела, а тут мы: «А вы не скажете, кому ваш сынок хвост прищемил?»

– Вот и надо что-то придумать, чтобы он нас по кочкам не понес, – повысила голос Клавдия. – Неужели до сих пор не понятно. К работе надо подходить творчески!

– Покажем концерт? – слабенько поинтересовался Акакий.

– Ну... можно сказать и так, – согласилась жена. – Только «на гастроли» поедем мы с Жорой, а ты вплотную приступишь к уборке территории. Вопросы есть?

– Есть, – в голос рявкнули сотоварищи.

– Никаких вопросов! – хлопнула о стол ладошкой Клавдия. – Жора, собираемся к Агафье. Она нам скажет, где проживал несчастный. Только надо ей позвонить, чтобы лишней минуты не ждать, у них так долго подают кофе с коньяком...

Агафьи в клубе не оказалось. По сотовому телефону Агафья Эдуардовна ответила сразу, но адреса не дала, потому что в данный миг, как она выразилась, находилась на кладбище, где прощалась с одним из самых приятных своих клиентов.

– Просто удивительно, Клавочка, что ты тоже не принесла ему на могилку свой венок, – высказалась она. – А ведь Роман Андреевич был тебе не чужой!

Клавдия Сидоровна покраснела от стыда и даже не сразу сообразила сказать, что про день похорон она не ведала. Зато как истинный детектив успела спросить, на каком кладбище происходит погребение.

– На Центральном, милочка, можно было и так догадаться...

– Жора! Мы с тобой – на кладбище! – скомандовала Клавдия, как только бросила трубку. – Там сегодня хоронят Романа Андреевича, и нам нужно быть.

– А я? – вскочил Акакий. – Я тоже хочу!

– Это меня и пугает, – озабоченно проговорила супруга и даже потрогала голову мужа. – С твоей психикой, Кака, тебе похороны противопоказаны. Сиди дома, занимайся уборкой. И не вздумай вешаться! Хоронить буду за твой счет!

Клавдия с Жорой приехали на кладбище, когда уже все скорбящие расходились по автобусам и машинам. Только отец еще медленно шел позади всех, ведя под руку плачущую женщину в черном. Вероятно, мать Романа.

– Ой, как неприятно в такое время тревожить близких... – закусила губу Клавдия, не зная, как подойти к отцу погибшего.

Она инстинктивно прикрылась огромным венком, который они с Жорой купили у входа, и быстро раздумывала, как бы так поговорить с родителями, не бередя их душу.

– Ой, Жора, а что это там? – вдруг отвлеклась она от своих мыслей.

Чуть в стороне, возле самых ворот кладбища, какая-то вульгарно накрашенная девица в коротюсенькой юбчонке отбивалась от двух рослых парней в черном одеянии и ругалась некрасиво и нецензурно.

– Жора! – встала в стойку Клавдия. – Проводи девушку! Ну, ты меня понимаешь, да?

Жора с готовностью кивнул и направился к странной группе.

Клавдия между тем, уныло переставляя ноги и торжественно, как икону, неся перед собой громадный венок, побрела к огромной горе из цветов, под которой был погребен красивый парень Роман Андреевич. И, может быть, по чистой случайности – во всяком случае, ей хотелось, чтобы так подумали родители Романа, – ее путь пролегал мимо отца и матери погибшего.

– Простите... э-э-э... – первым остановил ее отец Романа.

Красавец-мужчина за эти несколько дней стал совершенно белым, что, однако, его не портило.