Коннан был недалеко от нее, и я старалась прочитать выражение его лица, чтобы угадать его чувства. Но он их умело прятал, что, учитывая обстоятельства, было только к лучшему.

Я видела украшенный черными перьями катафалк и гроб, который несли шесть человек и который был накрыт темно-фиолетовой с черным пеленой, я видела корзины цветов и траурные букеты и одетых в черное гостей, вошедших вслед за гробом в церковь.

Потом, когда гроб опускали в могилу, дул холодный ветер, рассеявший лежавший перед этим туман, и зимнее солнце отражалось в позолоченных ручках и украшениях гроба, как бы провожая его в вечную тьму. В церковном дворе стояла тишина, прерываемая лишь криками чаек, похожими на плач ребенка.

Когда все кончилось, гости и с ними Коннан, Селестина и Питер вслед за вдовой поехали в Треслин Холл, мы же с миссис Полгри возвратились домой.

Она настояла на том, чтобы мы вместе выпили чаю в ее комнате. Ее глаза блестели, и я понимала, что она с трудом сдерживает себя, чтобы не заговорить о возможных последствиях происшедшего для Маунт Меллина. Но ее уважение к смерти было слишком велико, и она не сказала ни слова на эту тему.

* * *

Сэр Томас не был забыт. В последующие недели я не раз слышала его имя, упоминаемое слугами. Миссис Полгри не одобряла их пересудов и не участвовала в них, но и в ее глазах были заметны напряженное ожидание и беспокойство.

Дейзи и Китти, напротив, не считали нужным сдерживать свою страсть к досужим разговорам. Принося мне по очереди воду для умывания, они обычно задерживались, чтобы поговорить со мной. Мне было интересно, что говорят люди, но спрашивать об этом горничных я не хотела, поэтому выжидала, когда они сами мне что-нибудь скажут. И, конечно же, долго ждать мне не приходилось.

Однажды утром Дейзи объявила:

— Я вчера видела леди Треслин. Она не очень-то похожа на вдову, несмотря на траур.

— Это в каком смысле?

— Ой, не спрашивайте меня, мисс. Конечно, она была бледна и не улыбалась, но в ее лице было что-то такое… Ну, в общем, вы понимаете.

— Боюсь, что нет.

— Китти была со мной и тоже заметила. Как будто она ждет чего-то и рада, что ждать осталось недолго. Хотя все-таки целый год. Мне бы это показалось долго.

— Год? Год до чего? — спросила я, прекрасно, впрочем, зная, до чего должен пройти год.

Дейзи взглянула на меня и захихикала.

— Ведь им же не к лицу было бы сейчас часто видеться, разве не так, мисс? Как-никак умер-то он чуть не на пороге нашего дома. Можно даже подумать, что ему помогли на тот свет отправиться.

— Что за чепуха, Дейзи! Ну кто же мог это сделать?

— Вот это-то как раз и не узнаешь, пока не разберешься во всем.

Разговор принимал опасный оборот. Я посмотрела на часы и сказала, что уже поздно и мне пора одеваться.

Когда она ушла, я подумала: «Значит, о них говорят. И к тому же кое-кто думает, что сэру Томасу помогли умереть».

Интересно, смогут ли они соблюдать осторожность. Я вспомнила, как Филлида однажды сказала мне, что влюбленные ведут себя, как страусы, — они прячут голову в песок, думая, что если они никого не видят, то и их не видит никто.

Да, но ведь Коннан и леди Треслин не были молодыми, неопытными любовниками. Напротив, думала я с горечью, опыта у них хватает, и они знают людей, среди которых живут. Они будут очень осторожны.

Когда я в тот день как обычно гуляла по лесу, я вдруг услышала звук конских копыт неподалеку и затем голос леди Треслин:

— Коннан! О, Коннан!

Значит, они встречались… Да еще так близко от дома, что было совсем уж неразумно.

Мне было не видно их за деревьями, но до меня долетели обрывки их разговора.

— Линда! Тебе не нужно было приезжать сюда!

— Я знаю, знаю… — она понизила голос, и я не услышала конца фразы.

— И посылать записку было неосторожно, — сказал Коннан. Его мне было лучше слышно, может быть, потому, что я так хорошо знала все его интонации. — Твоего посланца ведь мог увидеть кто-то из моих слуг. Ты же знаешь, как они любят сплетничать.

— Я знаю, но…

— Когда ты получила это?

— Сегодня утром. Я не могла не показать тебе его.

— Это первое письмо?

— Нет, первое было два дня назад. Вот почему я должна была увидеть тебя, несмотря ни на что. Я боюсь, Коннан…

— Это просто чьи-то козни. Не обращай внимания, забудь об этом.

— Прочти его! — воскликнула она. — Ты только прочти и увидишь, почему я боюсь.

Наступила пауза, после которой Коннан медленно произнес:

— Понятно… Единственное, что можно сделать, это…

Конец фразы заглушили копыта лошадей и шуршащие под ними листья.

Через несколько секунд они могли проехать в двух шагах от меня. Я поспешила вглубь леса и потом домой. На душе у меня было очень неспокойно.

В тот же день Коннан уехал из Маунт Меллина.

— Его вызвали в Пензанс, — сказала мне миссис Полгри. — Какие-то дела в том поместье. Он сказал, что не знает, сколько ему придется там пробыть.

Я не могла отделаться от мысли, что его внезапный отъезд вызван тем письмом, которое показала ему леди Треслин, и ломала себе голову над тем, что в нем было написано.

* * *

Прошло несколько дней. Мы с Элвиан возобновили наши занятия в классной комнате, где к нам стала присоединяться Джилли. Я давала ей несложные задания, и она с явным удовольствием выполняла их — писала буквы на подносе с песком, рисовала, считала на счетах.

Элвиан сначала противилась визитам Джилли, но я внушала ей, что она должна проявлять сочувствие по отношению к тем, кто так или иначе обделен судьбой, и постепенно она свыклась с присутствием девочки на наших уроках.

Через неделю после отъезда Коннана, холодным февральским утром миссис Полгри вдруг вошла в классную комнату, держа в руке два почтовых конверта. Не извинившись за свое вторжение, она сказала:

— Я получила письмо от хозяина. Он хочет, чтобы вы с мисс Элвиан поехали к нему в Пензанс. Здесь и письмо для вас, в котором он, наверное, все объясняет.

Она протянула мне один из конвертов, и я надеялась, что она не заметила, как дрожали мой руки, когда я вскрыла его.

«Моя дорогая мисс Ли, — было написано в письме, — Мне придется пробыть здесь несколько недель, и я уверен, что вы согласитесь, что для Элвиан было бы желательно быть рядом со мной. В то же время я не хотел бы, чтобы она пропускала уроки, поэтому я прошу вас приехать вместе с ней с тем, чтобы провести здесь некоторое время.

Было бы хорошо, если бы вы могли выехать уже завтра. Распорядитесь, чтобы Билли Трехей отвез вас на станцию к поезду в 14.30.

Коннан ТреМеллин».

Я чувствовала, что покраснела, и боялась, что мне не удалось скрыть охватившую меня радость.

Как можно спокойнее я сказала:

— Элвиан, завтра мы едем в Пензанс к твоему отцу.

Элвиан вскочила и бросилась в мои объятия, не в силах сдержать свой восторг. Я же, наоборот, взяла себя в руки и сказала:

— Но это завтра, а сегодня мы должны продолжить наш урок.

— Но ведь нам же надо собраться!

— У нас на это будет время после ланча. Миссис Полгри, — обратилась я к экономке, — мистер ТреМеллин хочет, чтобы я отвезла Элвиан в Пензанс.

Она кивнула, так как уже знала об этом, но я чувствовала, что она находит очень странным такое несвойственное ее хозяину проявление отцовской любви.

— И вы едете завтра?

— Да, надо предупредить Билли, что он должен отвезти нас на станцию к половине третьего.

Снова кивнув, она вышла из комнаты. Я продолжала урок, но боюсь, что мне было так же трудно сосредоточиться на нем, как и Элвиан. Прошло некоторое время, пока я наконец вспомнила о Джилли. Она смотрела на меня тем пустым взглядом, который последнее время все реже появлялся в ее глазах. Да, Джилли явно понимала больше, чем многие думали. Она знала, что мы уезжаем в Пензанс, а она остается дома.

* * *

Мне не терпелось начать собираться. После ланча в классной комнате, которому ни Элвиан, ни я не уделяли должного внимания, мы разошлись по своим комнатам, чтобы уложить вещи.

У меня их было не так много. Два моих повседневных платья — серое и бледно-лиловое — были, слава Богу, только что выстираны и отглажены, поэтому я могла взять их с собой, надев в дорогу серое шерстяное платье. Оно мне не очень шло, но для дороги было удобным, тем более, что уложить в саквояж его было нелегко.

Я достала свое зеленое бальное платье, шаль и гребень. Брать их с собой или нет? Собственно, почему бы и нет? Ведь может представиться случай надеть их в Пензансе.

Я накинула на плечи шаль, воткнула в волосы гребень и начала кружиться по комнате под звучащую у меня в голове мелодию старинного корнуэлльского танца. Я не заметила, как в комнате появилась Джилли, и вздрогнула, увидев ее, стоящей в углу. Я перестала танцевать, чувствуя себя ужасно неловко оттого, что девочка застала меня за таким нелепым занятием. Джилли же перевела взгляд с меня на мою кровать, где лежали вытащенные из шкафа вещи, и мне вдруг стало очень жаль ее, потому что я знала, наш отъезд сделает ее несчастной.

Я присела на корточки рядом с ней и обняла ее.

— Мы уедем совсем ненадолго, Джилли.

Она крепко зажмурила глаза, чтобы не смотреть на меня.

— Джилли, послушай меня, — продолжала я. — Мы скоро вернемся.

Она помотала головой, и из-под ее опущенных век показались слезы.

— Когда мы вернемся, мы снова начнем с тобой заниматься. Ты скоро научишься писать свое имя.

Несмотря на мои попытки ее утешить, она продолжала беззвучно плакать. И вдруг, вырвавшись из моих рук, она подбежала к кровати и стала вытаскивать из саквояжа уже положенные туда вещи.