Она превозмогала боль, даже находила ее желанной и приятной. Она знала, что ее только что лишили девственности. Это оказалось не так страшно, как выходило по рассказам сверстниц. К тому же это было в первый и последний раз. Дальше соитие будет доставлять ей сплошное наслаждение. Она опять задвигалась и вобрала его в себя еще глубже.

Он опустился на нее, утонув в ее грудях, но не забывая опираться на локти. Когда он снова приподнялся, то случайно оказался вне ее и был вынужден возвращаться на ощупь, встретив по пути влагу, которой прежде не было.

– Ты готова? – спросил он срывающимся шепотом.

Она утвердительно замычала, не в силах вымолвить ни слова.

Его толчки приобрели животное неистовство. Нерастраченная сила юности гнала его вперед. Он безжалостно вонзался в нее, она подпрыгивала в такт его толчкам, словно в ней разверзались неизведанные глубины, способные вобрать его всего, с потрохами. Развязка наступила незамедлительно: он разинул рот, словно вознамерился втянуть в легкие весь воздух спальни, произвел последний толчок и рухнул на нее, израсходовав всю свою прыть и содрогаясь теперь от пальцев ног до корней волос. Он лежал, не в силах шелохнуться. Несмотря на придавившую ее тяжесть, она высвободила одну руку и убрала клок волос, упавший ему на глаза.

– Вам было хорошо, масса Хам, сэр?

– Превосходно! Ты не собираешься поблагодарить меня за труды?

– Спасибо, масса Хаммонд, сэр! Я так рада, что меня сделал женщиной сам хозяин!

Он сполз с нее и откатился подальше, чтобы не соприкасаться с ней. В этот момент его едва не тошнило от ее мускусного запаха. Дотронуться до нее было сейчас превыше его сил. Она робко положила ладонь ему на живот, но он сбросил ее. Она поняла, что он насытился ею. У нее вызывало недоумение то обстоятельство, что она сама вовсе не чувствовала удовлетворения. Она бы с удовольствием продолжила. Будь ее воля, она бы вообще никогда не останавливалась!

– Вы больше меня не хотите?

Она беспокоилась, все ли сделала верно. А ведь она очень старалась и подкрепляла инстинктивные действия разумом, памятуя наставления Лавинии и старших подруг.

Отвращение, недавно владевшее Хаммондом, постепенно проходило. Он потянулся за ее рукой, которую только что отбросил, и положил ее на себя. Какое-то время оба не шевелились и ничего не говорили. Она не знала, что делать дальше, он же ждал, пока у него восстановится дыхание. Тепла ее ладони оказалось достаточно, чтобы в нем снова проснулось желание, и он принудил ее накрыть ладонью его мужской признак, утративший всякую упругость и превратившийся в безвольную тряпку.

Она мужественно взялась за дело, нисколько не разочарованная этим скользким и малозначительным предметом, и со временем добилась своего: предмет стал приобретать достойные пропорции, хотя на сей раз медленнее, чем раньше. Хаммонд лежал бревном, доверившись ей и дожидаясь, когда она окончательно приведет его в чувство.

– Ты хочешь меня поцеловать? – спросил он.

– В губы? – поспешно откликнулась она, очень надеясь, что ей будет предоставлена эта неслыханная милость.

– Ни за что! – Он был сердит на нее: как она смеет даже предлагать такое? – Ты знаешь, о чем я: делай, как раньше.

– Слушаюсь, сэр, масса Хаммонд, сэр. Я сделаю, как вы хотите. – Она повиновалась, причем так ревностно, что ему пришлось умерить ее пыл. Он больше не мог сдерживаться и овладел ею вторично. Семяизвержение произошло не так быстро, как в первый раз, и сношение понравилось ему своей продолжительностью. Но стоило ему вторично получить удовлетворение, как его охватило отвращение не меньшей силы, чем недавний восторг. Он больше не хотел ее. От одной мысли о дальнейшем барахтанье в постели его затошнило, и он отодвинулся как можно дальше от нее.

– Хватит, – прохрипел он. – На сегодня с меня довольно. Ты вытянула из меня все силы. Вставай. Найдешь под моей кроватью раскладушку. Вытаскивай ее и ложись.

Она придвинулась к нему:

– Я сделала что-то не то, масса Хаммонд, сэр?

– Нет же, черт! Все в порядке, Дит, просто я устал. Женщина может заниматься этим ночь напролет, а мужчина – нет. Я хочу спать, а рядом с тобой я не усну. Двух раз вполне достаточно. Дай мне поспать одному.

Она слезла с кровати и вытащила из-под нее скрипучую раскладушку. Устроившись на убогом ложе, быстро натянула на себя латаное одеяло.

– Спокойной ночи, масса Хаммонд, сэр. – Ее тон не оставлял сомнений, что она ждет слова утешений, лучше – ласки.

Он немного помолчал, тяжело дыша, потом оперся на локоть и улыбнулся в темноте.

– Кажется, у нас обоих это было впервые, верно? – У меня уж точно, масса Хаммонд, сэр.

– Знаю, ты была еще девушкой. Ты славная, Дит. Ты мне нравишься. Можешь приходить ко мне спать всегда, каждую ночь. Ты довольна?

– Очень! – Она представила себе, как задерет нос перед остальными девушками. У нее будет самое почетное положение в Фалконхерсте, сравнимое разве с положением самой Лукреции Борджиа: сожительница массы Хама!

Хаммонд улегся. В спальне воцарилась тишина. Зато в соседней комнате раздался шорох, потом звук закрываемой двери. Лукреция Борджиа попробовала носком половицы, чтобы не издать скрипа, и неторопливо заскользила по коридору к лестнице. Все это время она подслушивала у замочной скважины и теперь довольно ухмылялась. Масса Хаммонд оказался бойким пареньком. Два раза за первую ночь! Что ж, значит, она не поторопилась. По крайней мере, она обезвредила Одри, который все это время мирно спал у хозяйской двери.

Вернувшись на кухню, она вздохнула, услыхав храп Мема. Как бы ей хотелось вернуться в ту ночь, когда ее саму лишили девственности, снова пережить былые ощущения той далекой поры! Еще больше ей хотелось видеть рядом с собой на тюфяке молодого, сильного мужчину, который без устали сжимал бы ее в объятиях. Мем? Ну нет, с нее довольно! Настало время подыскать ему замену.

Глава XIX

Лукреция Борджиа терпеливо дожидалась за дверью, пока Мем подаст завтрак Хаммонду и его отцу. Только когда раздался скрип их стульев, она заняла свое место у раковины. Помощница по имени Декси, недавно поступившая к ней в обучение, как раз заканчивала завтракать за длинным кухонным столом. Лукреция Борджиа выбранила ее за медлительность. Настало время мыть посуду, так что нечего рассиживаться! У самой Лукреции Борджиа заботы поважнее, чем грязная посуда. Она собиралась переговорить с Максвеллом-старшим, но для этого ей надо было удостовериться, что Хаммонд отбыл в поле.

– Поели? – спросила она у Мемнона, появившегося на кухне с большим подносом, нагруженным грязной посудой.

Он кивнул. Его неразговорчивость, особенно с ней, выводила Лукрецию Борджиа из себя. Вытянуть из Мема какие-либо сведения было нелегким делом.

– Масса Хам уехал? – продолжила она допрос особенным, снисходительным тоном, который приберегала специально для Мема.

Тот снова кивнул. Конечно, Лукреция Борджиа устала от Мема как от сожителя, но не секрет, что и он устал от нее. Ведь он куда в большей степени, чем она, мог претендовать на звание старожила Фалконхерста, поэтому и негодовал на нее за попытки им помыкать.

Довольствовавшись его утвердительным кивком, та мигом приняла добродушный вид и заглянула в столовую. За столом было пусто; Максвелл, по своему обыкновению, пересел в глубокое кресло-качалку стиля ампир и протянул ноги к камину с догорающими углями.

– Ох уж этот Мем! – воскликнула Лукреция Борджиа, радуясь нерадивости слуги. – Совсем обленился! Куда он только смотрит? Так бы ничего и не делал, если бы его не тыкали носом. Что ему стоило подбросить в камин парочку поленьев, чтобы вы, с вашим ревматизмом, могли согреться!

Ее саму никто не обвинил бы в лени: бросив в камин дрова, она умело раздула огонь.

– Хоть так!

– Чем ты недовольна на этот раз, Лукреция Борджиа? – Максвелл еще не успел ощутить тепло от только что занявшихся дров, однако одного вида языков пламени оказалось достаточно, чтобы ему полегчало: он протянул скрюченные пальцы к огню и принялся с наслаждением растирать их.

– Ленью Мема.

– Да, его теперь прямо с места не сдвинешь. Я приказал ему принести мне горячий пунш, а он все копается, не несет.

– Пора привести его в чувство, масса Уоррен, сэр. Когда вы этим займетесь?

– Когда надо будет, тогда и займусь! Почему Ты здесь, а не на кухне? У тебя что, мало дел там?

– Без меня вы бы тут окоченели. Кто согреет вам ноги, кто подаст горячий пунш? Нет, сэр, масса Уоррен, сэр, я просто пекусь о вашем благополучии, поэтому и приглядываю, все ли в порядке. А на кухне у меня сегодня не особо много дел. Обед уже готов, только Декси осталось порезать салат. Я ей для этого ни к чему. Разве что собрать золы да сходить за щелоком? Я уже и жира поднакопила, так что пора делать мыло. Вот дождусь, чтобы на дворе потеплело, – и за дело. Хотите, сама принесу вам горячего пунша, сэр?

– Когда в доме полно слуг, кто-нибудь обязательно вспомнит о хозяине, – проворчал Максвелл, стягивая со спинки кресла старый плед и накидывая его себе на плечи. – Сегодня холод пробирает меня до самых костей. Куда подевался Хам?

Она покачала головой, не зная, что ответить: она не была посвящена в планы Хаммонда на этот день. Потрепав хозяина по плечу и поправив подушки в кресле, она вышла. Разношенные шлепанцы помогали ей перемещаться бесшумно, поэтому ее появление застало Мема и Декси, привалившихся к раковине, врасплох.

Мем обнимал Декси, она же, расстегнув ему ширинку, засунула руку ему в штаны. Мем упоенно целовал ее. Они были слишком увлечены ласками, чтобы обратить внимание на скрип двери; Лукреция Борджиа немного полюбовалась на них, а потом бегом преодолела расстояние до раковины и отвесила Декси сокрушительную оплеуху. Следующий удар достался Мему.

– Ах ты, негодница! – Она снова замахнулась на Декси, но та увернулась. – И ты хорош, Мем! Значит, на Декси у тебя хватает пороху? Сейчас же пойду к массе Уоррену и расскажу ему, что происходит, стоит мне на минуту отвернуться. Знаете, что он сделает? Он прикажет выпороть вас обоих, да так, что кожа повиснет клочьями! Пора поощипать вам перышки. Мем целует тебя взасос, а ты лезешь ему в штаны. Хороши! Раз ты уже выросла и пристаешь к Мему, значит, пора тебя брюхатить. Давно пора! Почему ты не несешь хозяину пунш, Мем?