Эмми не знала.

– Они из аукционной фирмы, из самого Мобила! Скоро всех нас распродадут. Миссис Маклин начнет распродажу со слуг, а потом перейдет к вещам в доме. И заниматься этим будут двое наших гостей. Чем сильнее ты постараешься, тем больше за тебя заплатят и тем в более приличное место ты попадешь. Так что шевелись, девка, тащи цыплят, не то я тебя вздую!

Угощение, которое в тот вечер выставила перед гостями Лукреция Борджиа, действительно было чем-то бесподобным. Они набросились на еду с такой жадностью, словно несколько дней жили впроголодь. Цыплята снаружи были покрыты хрустящей корочкой, внутри же оказались такими нежными, что мясо само отделялось от костей. Сладкий картофель истекал соком, бисквиты получились такими легкими, что грозили взмыть в воздух, консервированные арбузные дольки таяли во рту. Гости стонали от восторга. Когда же Лукреция Борджиа внесла пирог с начинкой из ореха пекана, они хором сказали миссис Маклин, что наелись до отвала, но ничего не могут с собой поделать и просто обязаны отведать также и это чудо кулинарного искусства. Лукреция Борджиа стояла в сторонке, наблюдая, как Далила обносит гостей, но оказалась тут как тут, стоило Перри велеть Далиле позвать кухарку, чтобы он мог поблагодарить ее за угощение. Она выросла в двери, гордая, но потупившаяся.

– Ничего лучшего я в жизни не едал! Как, вы говорите, зовут эту негритянку? – обратился Перри к миссис Маклин.

– Лукреция Борджиа.

– Так вот, Лукреция Борджиа, – пробасил он, обращаясь к ней, – могу обещать тебе одно. Когда в понедельник ты поднимешься на аукционный помост, я лично дам тебе самую блестящую рекомендацию и с полным основанием заверю покупателей, что ты – одна из лучших кухарок по всей стране!

Она ответила на его похвалу исполненным достоинства поклоном и повернулась к миссис Маклин:

– Могу я задать господам один вопрос, миссис Маклин, мэм?

– И манеры у нее безупречные, – присоединился к похвалам Синклер.

– Любопытна ко всему прочему, – заметила миссис Маклин, – но в остальном – самая способная негритянка, какая мне когда-либо попадалась. После смерти мистера Маклина, да и раньше, когда он только захворал, она самостоятельно управляла плантацией и справлялась с этим лучше, чем любой белый надсмотрщик. Лукреции Борджиа все по плечу. Очень сообразительна. – Тут она вспомнила о вопросе Лукреции Борджии и добавила: – Так что тебе понадобилось выяснить?

– Если позволите, я хотела спросить, не возражают ли господа против яичницы с ветчиной на завтрак, и если да, то какую яичницу они предпочитают.

– Желтками вверх, глазунью, – ответил Перри за обоих.

Лукреция Борджиа еще раз поклонилась и вышла. Похвалы несколько успокоили ее, и она принялась строить планы насчет дальнейших блюд, которым полагалось затмить даже сегодняшний удавшийся ужин.

На протяжении нескольких дней она разрывалась между двумя обязанностями. Во-первых, принимала участие в приготовлении еды, предназначавшейся для господской столовой, во-вторых, исполняла роль управляющей, знакомя Перри и Синклера с рабами.

На открытом воздухе под высоким ореховым деревом был выставлен небольшой столик. Синклер водрузил на него здоровенный гроссбух, чернильницу и груду перьев, которые он время от времени затачивал.

Задача Лукреции Борджиа заключалась в том, чтобы подводить людей по одному и представлять их белым. Одна она знала негров по именам и могла выложить всю их подноготную. Миссис Маклин для этого совершенно не годилась, так как ничего не знала о своих невольниках; если бы не Лукреция Борджиа, составление списка выставляемых на продажу негров превратилось бы в неразрешимую проблему.

– Это Бенджи, – говорила Лукреция Борджиа, подводя к столу очередного смущенного чернокожего. – Ростом маловат, зато трудяга справный. Не так молод, как раньше, но отлично может работать десятником. Всегда был у нас одним из лучших по этой части и знает, как заставить негров работать. Да и прожил в Элм Гроув всю жизнь.

Все эти сведения заносились Синклером в гроссбух. Затем Перри приказывал рабу раздеться и тщательно осматривал его телосложение. С видом знатока скользил по негру руками, не пропуская ни одного изъяна в анатомии, о которых тут же подробно сообщал Синклеру. Затем, усевшись, Перри велел Лукреции Борджиа вести следующего.

– Пенси. – Лукреция Борджиа решительно вытолкнула из толпы перепуганную девушку. – Миловидна, куплена мистером Маклином совсем недавно, была покрыта белым мужчиной, после чего принесла светлокожего младенца. Мальчика.

Она принудила Пенси развернуть сверток, который та не выпускала из рук, чтобы белые увидели, насколько светлая у малыша кожа. Перри осмотрел мать и дитя, Синклер застрочил в гроссбухе.

– Мей-Энн. – На сей раз голос Лукреции Борджиа прозвучал не так уверенно. – Вы видите у нее на руках двух светлокожих младенцев. Один заранее обещан мистеру Ренсому Лайтфуту, производителю, – вот эта девочка. Она не продается. Миссис Маклин уже послала мистеру Лайтфуту записку, и он скоро за ней приедет. Мы надеемся, что он успеет сюда до начала торгов, – не можем же мы бросить дитя одного. – Она любовно посмотрела на девочку. – Она моя дочь, но я не могу оставить ее при себе. Я рожаю без задержки, легко беременею. Это мой второй ребенок. При хорошем мужчине я бы что ни год приносила хозяину по младенцу.

Перри осмотрел детей, поданных ему Мей-Энн. Потом он поступил с ней, как до того с Пенси: заставил раздеться и ощупал с видом знатока.

– Девка хорошая, ладная. Вместе с сосунком мужского пола может принести хорошую прибыль, тем более что сосунок совсем светлый. – Синклер усердно скрипел пером. – Судя по внешности, в девке течет некоторая доля человеческой крови, а значит, учитывая слова Лукреции Борджиа, ее ребенок должен быть квартероном. В пояснениях Лукреции Борджиа я не сомневаюсь. Она производит впечатление правдивой особы.

– Я всегда говорю правду, – поддакнула Лукреция Борджиа. Это соответствовало действительности, во всяком случае, отчасти: когда Лукреция Борджиа чувствовала, что искажение истины доставит белому удовольствие, она без колебаний проявляла нечестность. Она по опыту знала, насколько выгодно говорить белым приятное.

Так она продемонстрировала белым оценщикам всех до одного невольников из Элм Гроув. Большинство мужчин были людьми среднего возраста, многие даже в преклонных летах, поэтому, подводя их к столику, Лукреция Борджиа проявляла беспристрастность. Однако, когда дело дошло наконец до Джубо, она загорелась неподдельным энтузиазмом.

– А вот Джубо! – провозгласила она, подталкивая его поближе к Перри. – По-моему, ему года двадцать два. Умелый конюх, надежен. За все время, что он провел в Элм Гроув, ни разу не попробовал кнута, а только сам наказывал кнутом наших рабов, потому что очень силен. Он был моим мужчиной с тех пор, как не стало Большого Джема, а это тоже что-то да значит. Он, конечно, ниггер ниггером и дикарь с виду, потому что малышом привезен из самой Африки, зато знает, как сделать приятное женщине. Верно, Джубо?

Джубо, не имея привычки общаться с чужими, стоял повесив голову и что-то чертил в пыли большим пальцем босой ноги. Перри поманил его ближе.

– Самый видный самец из всех, кого мы пока что видели. Вы согласны, Синклер? – Он уже отзывался об этих рабах с видом собственника.

Согласно кивая, Синклер занес в гроссбух данные Джубо.

– На мой взгляд, он – чистокровный круманти. Вам так не кажется, Синклер?

Синклер зажмурил один глаз, уставился на Джубо, а потом согласился.

– На нем можно заработать. Настоящая африканская кровь в наши дни редкость. Круманти пользуются большим спросом.

Подчиняясь Перри, Джубо снял рубаху и расстегнул штаны, представая перед белыми мужчинами и Лукрецией Борджиа обнаженным. Зная о безупречности своего телосложения, Джубо, привстав на цыпочки, напряг мышцы и осклабился. Ему нечего было стыдиться.

Лукреция Борджиа, тесно сотрудничая с белыми оценщиками, полагала, что ей дозволено говорить вещи, на которые обыкновенная служанка не имела бы права.

– Вот я и говорю, джентльмены: лицом он ниггер ниггером, губищи что канаты, но у него есть кое-что, что все перевешивает. Видите, какая у него здоровенная штуковина? – И она подкрепила свои слова жестом гордой собственницы.

Перри улыбнулся ей в ответ. Он молчаливо соглашался с правом Лукреции Борджиа разглагольствовать без особого дозволения. Приобняв Джубо за талию левой рукой, он привлек его к себе и взвесил на ладони предмет, к которому привлекла его внимание Лукреция Борджиа. Отодвинув крайнюю плоть, он обнажил головку цвета спелой сливы. Джубо, ощущавший на себе пристальный взгляд Лукреции Борджиа, отреагировал на такое обращение могучей эрекцией. Его самого это нисколько не смутило, зато присутствующие переглянулись.

– Раз – и готово! – Синклер расплылся в улыбке. – В журнал такого, конечно, не запишешь, но у него пушка здоровенного калибра, даже для негра. Я слышал, что круманти этим отличаются, хотя с мандинго им все равно не сравниться. Из него выйдет хороший производитель. Стоит только скрестить его с миловидной самкой – и отпрыски получатся совсем не уродливыми.

Перри продолжил осмотр Джубо. На его лице появилось озадаченное выражение. Оглянувшись на Лукрецию Борджиа, он осведомился:

– Так ты говоришь, что этот Джубо сожительствовал с тобой?

– Было дело.

– Как долго?

Она попыталась вспомнить поточнее.

– Достаточно долго. Как только Большой Джем погиб, так мы и начали. Мне не хотелось никого, кроме Джубо. Он не так хорош в этом деле, как Большой Джем, – говоря это, она указала на череп, водруженный на шест, – но я к нему привыкла и была довольна.

Синклер оглядел обоих.

– Я что-то не пойму… Ты говоришь, что рожаешь без задержки, так ведь, Лукреция Борджиа?

Она горделиво кивнула:

– Этот белый, Ренсом Лайтфут, проспал со мной всего две ночи, и я понесла. У меня это запросто!