Кэтрин Коултер - Хозяин Соколиного гребня

– Я люблю тебя, – проговорил он, достигнув вершины наслаждения.

Когда он опустил голову, тяжело лежа на теле Чессы, она шепнула ему на ухо:

– Ты говорил Меррику и Ларен о каком-то замысле. В чем он состоит?

– Я хочу построить для себя отдельную усадьбу, – сказал Клив Варрику. – Я хочу поставить ее к югу от озера, в том месте, где есть много пологих холмов, долин и цветущих лугов. Я с детства помню тамошний водопад и особенно яркую зелень растущих там деревьев и кустов. Еще я припоминаю, что там было много валунов и почва вокруг них была вся устлана густым, пышным мхом. На востоке там есть достаточно ровной пахотной земли, на которой можно выращивать хлеб. Возможно, некоторые из твоих людей захотят поселиться там вместе со мной. В конце концов они научатся быть верными мне, ведь ты, я знаю, хочешь именно этого.

– Разумеется, мои люди будут преданы не только мне, но и тебе, моему сыну, – сказал Варрик – Игмал уже сейчас готов умереть за Кири. Твоя дочь очень похожа на тебя, Клив, похожа во всем, кроме разных глаз и шрама. Я бы хотел, чтобы ты рассказал мне о ее матери. Она умерла при родах?

Клив ничего не ответил, только отрицательно покачал головой.

– Когда ты был маленьким, тебе очень нравилось то место, которое ты мне сейчас описал. Ты проводил там много времени.

– Да, я был совсем мал, когда меня чуть не убили, – тихо сказал Клив и замолчал, глядя на огонь в очаге. В воздухе витал крепкий аромат свежесваренного меда. Его сделала Кейман. Этот хмельной напиток получался у нее таким же вкусным, как у Утты. К его запаху примешивался запах горячей утренней каши и пчелиного меда, который собрала Аргана. Наконец Клив заговорил снова:

– Когда я вспомнил все, я решил, что это ты, мой отчим, пытался убить меня. Теперь я знаю, что это не так.

Варрик протянул к огню ноги, обутые в черные кожаные сапоги. Штаны у него тоже были черные, такие же, как и сшитая из мягкой тонкой шерсти туника с пышными рукавами. Он долго молчал, потом сказал:

– Я знаю, кто пытался убить тебя. У меня с самого начала не было сомнений в том, кто это сделал, потому что никому другому твоя смерть была не нужна. Но я надеялся, что ты не станешь спрашивать меня о нем. Мне не хотелось бы причинять тебе новую боль.

– Кто это был?

Варрик посмотрел в глаза своему сыну:

– Я знаю, тебе будет горько узнать правду. Это был Этар, твой брат. Ему тогда было четырнадцать. Он посмотрел на твои глаза и понял, что ты не сын его отца, что ты произошел от моего семени. Он сообразил, что ты мой сын. Девочки так ничего и не заметили, но Этар разгадал правду. И с этой минуты он возненавидел тебя так же, как ненавидел меня.

Клив отшатнулся, как от удара.

– Нет, – прошептал он хрипло, – нет, только не Этар! Я так любил его, я его боготворил! И он никогда не показывал мне, что он меня не любит. Никогда.

– Да, он хорошо скрывал свои чувства. Он попытался убить тебя очень скоро после того, как узнал правду. Полагаю, меня он хотел убить еще больше, чем тебя, но это было ему не по силам. Благодарение богам, с тобой у него тоже ничего не вышло. Несмотря ни на что, ты остался жив. Мне жаль, что тебе пришлось пятнадцать лет провести в рабстве. Я не могу себе представить, как ты жил все эти годы и сколько ты выстрадал. Думаю, эти пятнадцать лет оставили на тебе много шрамов, Клив, – не только тот, что рассек твое лицо, но и другие, которых никто не может увидеть. Но теперь все это позади. Ты вернулся домой. Здесь ты в безопасности.

Клив молчал, думая об этих бесконечно долгих пятнадцати годах рабства, о своих хозяевах, мужчинах и женщинах, которые превращали его жизнь в ад, и об одном-единственном добром человеке, старике, который рассказывал ему сказки и кормил три раза в день. Но старик умер, и Клива продали следующему хозяину, оказавшемуся редкостным мерзавцем. Да, за столько лет он многое пережил. Но отец прав: теперь все это позади. Он снова был дома. Варрик сказал, что здесь счастлив в безопасности. Но как же быть с Атолом, который натравил на него убийц? Что ж, надо полагать, Варрик сумеет разобраться с Атолом. Клив поднял голову и посмотрел на отца. Он хотел задать ему вопрос, хотя уже наперед знал, каков будет ответ.

– Мне сказали, что Этар утонул в озере. Это верно? Варрик отвел глаза.

– Да, – ответил он, помолчав. – Так оно и было. Конечно же, Варрик убил его за то, что он сделал с его маленьким сыном.

С тех пор как после многих лет забвения к нему вернулась память, Клив не сомневался в том, кто именно пытался убить его. Он был уверен, что это сделал Варрик, его отчим, и вся его ненависть была устремлена на него. Сейчас он понимал, что ему следовало бы поблагодарить отца за то, что тот отомстил за него, но он был не в силах выдавить из себя слова благодарности. Этар, его родной брат, нет, не родной, а только единоутробный.. Это случилось так давно, Этар был так молод. Да, но самому ему было в ту пору и того меньше – всего пять лет. Он был слишком мал, чтобы стать предметом такой жестокой ненависти и мести. Как же давно все это было! С тех пор прошла целая жизнь. Теперь он даже не мог вспомнить лица своего брата.

Он снова взглянул на отца – тот сидел неподвижно, его изящные белые руки застыли на резных подлокотниках кресла. Теперь, когда Клив узнал эту давнюю историю, он мог с легкой душой доверять отцу, доверять во всем, кроме, разумеется, того, что касалось Чессы. Когда речь шла о Чессе, нельзя было доверять ни одному мужчине.

– У тебя будет еще один ребенок, – сказал Варрик, прервав долгое молчание.

– Да, – уверенно подтвердил Клив.

– Но твою жену не тошнит.

– Пока нет. Еще слишком рано. У разных женщин беременность проходит по-разному. Взять хотя бы мать Кири – ее все время тошнило, даже после того, как все остальные женщины сказали, что при таком сроке она должна чувствовать себя хорошо. – Он улыбнулся отцу и спросил; – А почему она сказала тебе о своей беременности?

– Я же ее тесть. Вполне естественно, что она мне сказала. Я рад, что вы подарите мне внука.

Конечно, он лгал, но это получалось у него великолепно.

– Я бы хотел начать строить свою усадьбу прямо сегодня, – сказал Клив. – Думаю, в конечном итоге там сможет поселиться Атол.

– То есть, после того как я умру, ты с Чессой и вашими детьми рассчитываете переехать сюда?

– Такова жизнь, – коротко ответил Клив и, подняв глаза, улыбнулся Чессе, которая спешила к нему, держа в руке кубок, полный меда. Она протянула ему кубок и положила руку на его плечо. Он накрыл ее руку своей и ощутил нежную бархатистость ее кожи и исходящее от нее сладкое тепло. Он продолжал смотреть на нее и улыбаться. Пусть его отец видит, что она принадлежит ему и только ему. Он не только желал ее, не только восхищался ею, находя ее остроумной и порой невыносимой, но еще и любил ее, любил всем сердцем. Это было совсем не то, что он когда-то чувствовал к Сарле; матери Кири. Тогда ему казалось, что он любит Сарлу больше, чем любой другой мужчина, когда-либо любивший женщину, но теперь он понимал, что это было не так. Теперь ему было ясно, что его чувство к Сарле во многом состояло из сострадания к ней и ярости против ее мужа, который обращался с ней так дурно. И еще он вожделел к ней и отчаянно хотел защитить ее, стать ее заступником, доказать, что он больше не беспомощный раб, а мужчина, который может позаботиться о своей женщине. Но с Чессой все было иначе. К Сарле его привязывало сочувствие, желание доказать всем свою силу, наконец, вожделение, Чессу же он просто любил. Раньше он и не подозревал, что столь глубокое, полностью изменяющее всю твою душу чувство может существовать, но теперь он точно знал – оно существует. Он любил ее, с каждым мгновением любил ее все сильнее и сильнее и не сомневался, что эта любовь продлится до тех пор, пока они оба не умрут и не обратятся в прах. Теперь он наконец понял, что она чувствовала к нему. Прежде это было для него непостижимо, потому что он был всего лишь обыкновенным мужчиной, который к тому же много лет оставался бесправным, ничтожным рабом. Она с самого начала не замечала уродливого шрама на его лице. Она всегда считала его красивым, считала совершенно искренне. Тогда он не понимал ее, и все ее заверения казались ему притворством. Но она не притворялась. И его чувства, и ее были так же подлинны и реальны, как туман, который висел над озером. Его любовь к ней, глубокая радость от того, что она рядом, – все это переполняло его сердце теплом, надеждой, желанием действовать. Он был безмерно счастлив сознанием того, что он и она значат друг для друга, и чувствовал, что быть человеком – это великое блаженство. Он продолжал улыбаться ей, и от этой улыбки его золотистый глаз сиял каким-то особым светом.

– Поехали со мной, Чесса. Я хочу показать тебе то место, где мы начнем строить наш с тобой дом.

– Да, мне очень хочется его увидеть, – ответила Чесса и, наклонившись, поцеловала его в губы. Прямо на глазах у Варрика.

Он знал, почему она это сделала – потому что, заглянув в его глаза, увидела в них его душу. Она принимала его и его любовь, и то, что она счастлива, было очевидно всем. В том числе и его отцу.

Меррик, Ларен и все мужчины из Малверна отплыли два дня спустя, ясным, безоблачным утром. Чесса надеялась, что таким оно и останется и туман не закроет озеро до вечера. Перед отплытием кормчий Эллер потянул носом воздух и удовлетворенно крякнул.

– Думаю, денек будет ничего себе, – сказал он. – Подходящий для плавания в незнакомых водах.

Чесса и Клив с Кири на руках махали им вслед, пока оба корабля не скрылись за поворотом береговой линии.

– Теперь это наш дом, – сказала Чесса. Кири попросила:

– Отец, опусти меня на землю. Я хочу поискать Кальдон. Я не видела ее уже два дня. Думаю, она по мне соскучилась. Я сказала ей, что хочу познакомиться с ее детками.

Клив молча кивнул и поставил девочку на узкую тропинку, которая вела к длинному деревянному причалу, выдающемуся далеко в озеро.