В вагоне зажгли вечерний свет, сосед давно пообедал. Я со спокойной совестью могу завалиться на своей полке с книжицей. Авось, усну, а то и впрямь укачало. Совсем здоровье никудышное стало. Потому-то и редко навещаю родных, что дорога долгая, тяжелая. По молодости не до того было: учеба, работа. Потом детей не могла бросить надолго. Когда приезжала в последний раз, мама, прощаясь, горько произнесла: "Теперь меня хоронить приедешь?"

Колеса уютно постукивают, глаза сами собой закрываются, но не сон приходит, а воспоминания. Кажется, это было вчера. С закрытыми глазами я обойду все закуточки родного, в общем, не так уж и красивого поселка. Наши дворы с двухэтажными домами утопали в зелени. В Забайкалье природа не очень богата: во дворе росли карликовые лиственницы и березы, черемуха, дикая яблоня. Кусты, в основном. Деревянные беседки были старательно выбелены. Хорошо сиделось в них майскими вечерами, сколько пелось, рассказывалось!

Бывало, собирались в беседке люди самых разных возрастов, разговаривали, пели. Помню, меня, восьмилетнюю, мужики-соседи просили:

— Спой "Реченьку"!

И я заводила тонюсеньким голоском:

Течет речка по песочку, золотишко моет.

Молодой жулик, молодой жулик начальничка молит…


Палисадники у домов были огорожены штакетником, на клумбах росли цветы — львиный зев, ноготки какие-нибудь, анютины глазки. Может, это ностальгия по детству рисует такой райский уголок? Почему все так хорошо помнится?

Десятый класс, выпускной, был самым сумасшедшим! Даже школьная рутина стала привлекательней от мысли, что скоро всему конец. Мы сблизились как никогда. Возникла даже идея всем классом поехать на БАМ. Да, вот так, по-комсомольски! Правда, я-то знала, кто на самом деле строит БАМ. Папа работал на железной дороге, и ему не раз приходилось снимать с проходящих поездов совершенно обмороженных бамовцев, бегущих со стройки века с риском для жизни. Помню, спорила с отцом, не хотела признавать очевидного. Восторженная была не в меру, комсомолка.

Впрочем, последняя школьная осень начиналась, как обычно: сбор металлолома, праздник цветов с конкурсом на лучший букет, КВН.

В сентябре мы еще бегали на танцы. Круглая танцплощадка была построена в чахлом тополином парке на месте болота. Мы наряжались в модные брюки клеш и трикотажные кофточки под названием "лапша", а сверху напяливали "олимпийки" — спортивные шерстяные кофты синего цвета с глухим воротником на железной молнии. Тоже писк моды по тем временам. Заказывали в областном центре, студенты привозили на выходные целые кучи таких "олимпиек". И вот под умопомрачительный текст "Звездочки вышли на небеса, вышла на небо луна" мы топтались в объятьях не совсем трезвых местных пижонов или прыгали под бравурного "Карлсона".

Мальчишки-одноклассники ревниво следили за нами, но сами танцевать не решались. Мы смотрели на них свысока: шпана на лямках! Девчонки искали кавалеров повзрослее, а я тосковала по прекрасному принцу. В сентябре мне исполнилось шестнадцать лет. Ложась спать в этот вечер, я посмотрела на небо и произнесла любимое заклинание: "Семь звезд, я одна — приснись тот, кто любит меня!"

Приснился юноша, которого я никогда не видела. Вот его я и ждала потом всю жизнь, проморгав бездарно столько интересных лиц и любящих сердец! Но самое больное воспоминание — это Борис…

Нет, это не сразу началось! При внешней самоуверенности и даже высокомерии, я обладала массой комплексов. Самый главный из них — как я его окрестила, "комплекс брони". Я внушила себе (не без помощи близких подруг, двух Танек), что мальчишки меня боятся. Вроде как я окружена броней, ко мне не подступиться. А почему? В классе я на виду, учусь хорошо, во всех мероприятиях заводила и организатор. (Надо ж, уже тогда была "училкой"!) Попробуй к такой подступись! Да и не поощряла я фривольных отношений, все ждала того, из сна.

Но как хотелось любви!

Итак, мальчишек из класса в расчет мы не брали еще: мелюзга. На танцы не ходят, на школьные вечера их не вытянешь, в кино собираются своей кучкой. Разве что билеты возьмут, если попросить, но при этом места выберут как можно дальше от своих. Нас это коробило: "Подумаешь, баптисты какие!"

Однако на торжественной линейке по случаю нового учебного года все девчонки пережили шок: наши пацаны превратились в полноценных юношей. Некоторых просто невозможно было узнать, так вытянулись и раздались в плечах за лето. Вот, например, Борис. Он всегда занимался спортом: волейбол, баскетбол, штанга. Я с удивлением и каким-то недоверием разглядывала его. Светло-русые вьющиеся волосы до плеч (помните, была мода на битлы?), высокий рост, плечи и грудь атлета. А глаза голубые-голубые и нахальные! Может, это мне показалось тогда, но я заробела.

В школе я слыла недотрогой и гордячкой. Обо мне говорили: "Она высокого мнения о себе". О, как это было несправедливо! Я ужасно была одинока и не уверена в себе! Когда поймала этот наглый взгляд Бориса, то испугалась почему-то. Разве я дала повод так смотреть? Стала следить за собой. С Борисом разговаривала, если вдруг снисходила, предельно холодно, но чаще не замечала совсем.

Однако, как не замечать, если в одном классе учимся? Глаза сами ползут влево: вот он тоже на последней парте в соседнем ряду. Совсем близко. По истории или по литературе подсказки шепчу: так у нас заведено — спасать утопающего. Записки постоянно гуляют по классу, приходится передавать.


В Забайкалье самое красивое время года — осень, сентябрь. Все в золоте. Небо ярко-синее, бездонное. Погода радует, особенно после того, как объявили, что завтра на картошку в колхоз. Десятый "Б" кричит "Ура!" Уроки не учить, можно сбегать в кино или на концерт. Кино для нас с девчонками составляло неотъемлемую часть жизни. Только бы не душераздирающее индийское, а то у нас любят эти сопли. Половина зала рыдает, другая половина (в которой и мы с Таньками) ржет.

Так и есть! На афише аршинными буквами намалевано: "Бобби". Опять индийское! Но в кино можно встретить районных парней, которые нас интересуют. Мы, конечно, не знакомы, даже шапочно, но всю подноготную их знаем. Так уж повелось: поселок маленький, все друг про друга все знают. Вот Танька Вологдина толкает меня в плечо:

— Вон твой Валера прошел. Такой бравенький!

"Мой" — потому что на танцах приглашал меня постоянно. Танька Лоншакова пихает в другой бок:

— Смотри-ка, Братья Карамазовы!

Так мы называли неразлучных Борю Зилова и Марата Нарутдинова. Еще почему-то их называли баптистами, наплевателями, маракасами и даже квазимодами. Наверное, все эти прозвища свидетельствовали об особом к ним интересе. Ребята составляли забавный контраст. Оба высокие и кудрявые, но Марат худенький, чернявый, глаза, как спелая черемуха, большие и круглые. В отличие от Бори он часто улыбался, обнажая крупные, неправильно растущие зубы. Он был очень мил, наш Мараша.

Братья Карамазовы перед фильмом заглянули в универмаг. Мы за ними, как бы невзначай. Борис купил кусок джинсовой ткани. А что, джинсы ему пойдут, даже самодельные.

Назавтра едем на картошку в колхоз. У школы толпится народ, ждем автобуса. Я уже невольно выискиваю глазами стройную плечистую фигуру. Увидела, стало веселее. Наконец, скрипя и фыркая, подкатил наш автобусик, мы взяли его штурмом. Хохот, возня, мальчишки усаживаются в проходе: места не всем хватило. Я вдруг вижу заботливый взгляд Бориса. Он удостоверился, что я сижу, мгновенно отвел взгляд. Мараша улыбается во весь рот и что-то говорит ему в ухо. Борис серьезно кивает. "А у него веснушки на носу и губы толстые", — вдруг счастливо думаю я.

Приехали на поле. Красота! Вдали желтеют выгоревшей травой сопки, заходя одна за другую. Небо такое высокое. Только вот копать-то и нечего. Куда делся урожай, непонятно. То ли выгорело все летом, то ли сгнило. На класс мы собрали всего два ведра; на этом трудовые подвиги наши и завершились.

Мальчишки позвали нас в лес, что начинался за полем. Там протекала речка, на ее берегу мы и устроили нечто вроде пикника. Выложили съестные припасы, у кого что, накрыли импровизированный стол. Я всегда любила такие застолья вскладчину. Сама-то могла с собой прихватить разве что вареную картошку, яйца да зеленый лук. Жили мы довольно скудно. А у других ребят случались и колбаса копченая, и сало, и конфеты, даже апельсины или яблоки. Тогда в Забайкалье с фруктами было совсем неважно. Стыдно сказать, но я набивала себе живот совсем нескромно во время таких походов и пикников!

Мальчишки сначала стеснялись подходить к столу, потом всех уломали, дружно навалились. Жара совершенно не осенняя, нас разморило. Однако решили не сдаваться, мальчишки предложили погонять футбол. Танька Лоншакова полезла на самое толстое дерево, я за ней. Смотрели, как на другом берегу реки наш молодой физрук гоняет восьмиклассников. Потом играли в "третий лишний", обливались водой. Купаться уже нельзя, учителя строго-настрого запретили. Однако мы с Танькой проследили, как Борис обнажился по пояс и нырнул в самом глубоком месте. Мы его, конечно, не выдали, когда физрук подозрительно спрашивал, почему это у него штаны мокрые.

Откуда-то появились мотоциклы, часть народа оседлала их и с треском и дымом скрылась за деревьями. Проводив счастливчиков завистливыми взглядами, мы отправились домой пешком. Тут-то и почувствовали страшную усталость. Танька не растерялась и повесила на вилы, которые нес Витька Черепанов, наши ведра и сумки. Я совсем расхрабрилась и набросила надоевшую мне куртку на плечо Борису. Замерла на секунду: что если скинет без слов? Он мог, он дикий всегда был! Зилов только молча поправил куртку.

У бензоколонки нас подобрал рейсовый автобус. Я выходила раньше Бориса, в Бездымном городке, а он жил в пятиэтажках. Я знала, что у Бори большая семья, куча братьев и сестер. И с первого класса удивлялась, что он такой ухоженный и чистенький. У нас обычно много детей было либо у цыган, либо у пьяниц законченных. Их дети побирались, попрошайничали, бродили по поселку грязные, оборванные…