Алисия Холлидей - Хорошие девочки получают все

В разговор вступил Лайл, который, вероятно, думал также:

– Конечно, это будут наши дети – мои и Бри. Толпы внуков будут бегать вокруг – и очень скоро, если мне дать волю. Бри, но ты ведь собиралась рассказать нам, как расшифровывается сокращение «Кей и кей»!

«Я побью его за это. И еще за шпильку про внуков».

Я злобно сверкнула на него глазами, но было поздно. Мама и Элинор смотрели на меня, и в их взглядах читалось слишком сильное любопытство.

– На самом деле это очень просто. Буквы «Кей и кей» означают… э-э… изделия, которые мы выпускаем. Поэтому компания так и называется – производственная корпорация «Кей и кей». – Я улыбнулась веем присутствующим, надеясь, что этого будет достаточно.

Но нет.

– И?.. – прозвучал предательский мамин вопрос. – Какие изделия вы выпускаете?

«О Боже. Думай, Бри. Мы выпускаем… выпускаем… производство… вспомни бизнес-курс, экономику предложения… пушки и масло… нет, не то… техническое оснащение… комплектующие… комплектующие начинаются с буквы «кей»…»

– Комплектующие! Э-э… «Комплектующие и……. м-м… – Я вытерла рот салфеткой, стараясь потянуть время, и заметила на столешнице вазу с лакричными леденцами. – Конфеты! Точно. «Комплектующие и конфеты».

Отодвинула стул и встала убирать со стола, радуясь, что сумела подобрать слова, начинавшиеся с нужных букв. Мама взглянула на меня с озадаченным видом:

– Конфеты? И комплектующие? Какие еще комплектующие?

– Э-э… Ну, разные детали… м-м… для компьютеров. Да, именно.

Я подбоченилась, весьма довольная собой. Ни мама, ни Элинор не отличались особым интересом к технике, так что я рассчитывала избежать дальнейших вопросов.

Элинор с удовлетворением кивнула:

– Надо же, как интересно…

Но мама ответила лишь пристальным взглядом. Она гораздо лучше знает меня и всегда понимает, когда я не со всем откровенна. В школьные годы мне никогда не удавалось ее обмануть.

Впрочем, я и не пыталась – слишком старалась быть хорошей девочкой.

«Тьфу, какая же я скучная! Держу пари, Кирби в старших классах отрывалась по полной».

– Бри, – наконец произнесла мама с выражением, подразумевавшим: «Тут что-то не так, и я это знаю». – А при чем здесь конфеты? По-моему, странно, когда одна и та же фирма производит и компьютерные детали, и кондитерские изделия.

Да, кажется, я облажалась. Нужно было предвидеть, что она обратит внимание на несоответствия в моем объяснении. Лайл вмешался:

– Миссис Хиггинс, они делают и много других съедобных вещей. – Он подмигнул, и я поняла, что он подумал о съедобных трусиках из весеннего каталога, которые заказал для меня.

Затем мой жених вновь сильно закашлялся – до слез, в буквальном смысле этого слова.

«То есть заказал для себя. Я никогда и ни за что не надену съедобные трусики. Даже если у них и в самом деле клубничный вкус. Это просто мерзость».

– Пойду принесу Лайлу стакан воды и начну мыть посуду, потому что мне скоро на репетицию, – сказала я и отправилась на кухню, едва сдерживая желание влепить ему по пути подзатыльник.

«Ох, я потом и выскажу все, что о нем думаю».

– Я помогу, – сказала мама, вскакивая, чтобы помочь убрать со стола, а Элинор тем временем самозабвенно лупила по спине все еще кашлявшего Лайла.

Я надеялась, что ему было больно. Вот сволочь!

Осознав, что сама толком не знаю, кого имела в виду под сволочью, сделала глубокий вдох и вновь попросила у небес терпения. Затем наполнила водой стакан и поставила на стол, за которым сидел Лайл, постепенно оправляясь от кашля.

У меня имелось смягчающее обстоятельство – я все-таки не вылила воду ему на голову.

Элинор встала, собрала оставшиеся тарелки и последовала за мной на кухню.

– Не беспокойся, Бри, – сказала она. – Я сама все вымою: чем мне еще заняться? Ведь я целый день одна в этом доме. Ты уверена, что не можешь хотя бы раз отменить занятие с той женщиной и побыть с нами подольше? Нам ведь пора готовиться к свадьбе.

Она просто умница. Мученичество – удар слева, самоотверженность – удар справа. И то и другое выставляет меня плохой.

Опять.

– Нет, к сожалению, не могу. Скоро прослушивание, и мне необходимо использовать любую возможность поработать с мадам. – Я решила поймать Элинор на слове и составила тарелки в раковину.

Зачем лишать ее возможности побыть Жанной д'Арк, вооруженной жидкостью для мытья посуды?

– Что за прослушивание?

– Как, Лайл вам ничего не сказал? – На самом деле я не особенно удивилась.

Вероятно, мое прослушивание занимало не самую высокую позицию в рейтинге тем для разговора.

А вот то, насколько такое безразличие меня обидело, казалось удивительным.

Я рассказала о прослушивании, о том, когда оно состоится, и о том, что мне необходимо несколько ближайших недель полностью посвятить подготовке. Во время моих разъяснений Лайл вошел в кухню, встал там, привалившись к холодильнику, и на его лице не было видно ни тени радости.

– Тебе необходимо… что? – изумилась возмущенная Элинор. – Бри, это ужасно! Ты должна отказаться.

Я вытерла руки, мысленно считая до десяти. До двадцати.

Ладно, так и быть – до тридцати.

Затем решила, что пар уже не так сильно идет из моих ушей, и попыталась говорить спокойно:

– Отказаться? Отказаться от блестящей возможности осуществить мечту, к которой я шла всю жизнь? Отказаться от прослушивания, которое мадам организовала для меня, подключив свои связи? Отказаться?! Я должна отказаться?! – Нет, спокойно все же не получилось.

Я резко повернулась и взглянула на Лайла:

– Ты назначил дату свадьбы, не посоветовавшись со мной. Вот и займись подготовкой, раз так торопишься. А я буду вести себя так, как обычно делают женихи, и просто появлюсь в нужный день в церкви, после хорошего завтрака в компании друзей.

А потом впервые в жизни гордо развернулась, вышла из дома и хлопнула дверью.

К сожалению, мой эффектный уход был подпорчен тем, что на улице пришлось ждать маму. Она села в машину и посмотрела на меня:

– Бри, он очень хороший парень. Почему ты с ним так ужасно поступила?

– Мама, я не хочу больше этого слышать.

Пока мы молча выезжали с подъездной дорожки, я вдруг поняла, что Лайл даже не подошел к двери помахать мне на прощание.

«Если придется выбирать между совместной жизнью с Лайлом и карьерой певицы, что я выберу? И долго ли буду сожалеть о том, от чего откажусь?»

Терпеть не могу будильники. Правда. Какая идиотка могла додуматься поставить будильник на шесть утра в праздничный день?

Идиотка, желающая на две недели поехать в Италию. С трудом привожу себя в вертикальное положение и принюхиваюсь, надеясь уловить запах свежесваренного кофе. Но чувствую лишь душок несвежего тунца и майонеза, который, кажется, тоже испортился. Скверно.

Вот какова награда за работу над новым романом, затянувшуюся далеко за полночь. Роман «Хорошие девочки не получают ничего» продвигается поистине неистовыми темпами, но я предвижу, что застряну на четвертой главе, если не сделаю осаждаемую, неприятностями главную героиню менее карикатурной. Ник то ее не понимает: босс плохо с ней обращается, коллеги подсиживают и так далее, бла-бла-бла.

Подумаешь! Нужно сделать ее более объемной и реалистичной, иначе никто, за исключением отца Джули или его и без того перегруженного агента, не дочитает до четвертой главы.

С гигантским зевком хватаю тарелку с остатками ночного пиршества, сую ноги в тапки и направляюсь на кухню. Наверное, забыла запрограммировать кофеварку. Ненавижу, когда так получается.

К счастью, сегодня можно пойти на работу в каком-нибудь балахоне и старых джинсах. Там никого не будет… кроме Бэннинга. Внезапно вспоминаю странное сообщение на автоответчике, которое мой шеф оставил в пятницу вечером.

Да, он там будет. Но с какой стати я должна для него наряжаться? Даже в душ не пойду. И причесываться не буду. У меня к Бэннингу никакого романтического интереса.

Хотя, естественно, при этом совсем не обязательно плохо пахнуть. И почему бы не нанести на губы немного блеска? К тому же нужно тщательно чистить зубы, потому что, как пишут в «Нью-Йорк тайме», кариес приводит к болезни сердца, и… Да кого я хочу обмануть? Конечно, я хочу выглядеть привлекательно, даже если не собираюсь начинать роман с Бэннингом.

Через полтора часа, приняв душ, высушив голову феном и изрядно прихорошившись, я наконец готова выйти из дому. Но на мне джинсы и спортивная кофта, даже не сомневайтесь. И вообще – кто такой этот Бэннинг?

Мозги закипают.

Какой надо быть дурой, чтобы позволить новым работникам начать работу со вторника?

«Кирби, это национальный праздник».

Да, и Мартин Лютер Кинг заслужил праздник в свою честь. Вот кто был по-настоящему хорошим человеком, вежливым, с твердым характером. Почему в наши дни так мало подобных мужчин?

Опускаю голову на руки и издаю тихий стон – от несправедливости жизни и от вида лежащих на столе переговоров четырнадцати стопок бумаг, которые мне предстоит обработать. Когда приходится покидать собственный кабинет, чтобы найти стол побольше, то понимаешь, что подходит лишь тот, за которым обычно сидят двенадцать человек, – это, знаете ли, совсем не здорово.

Опять стон.

– Да, вид нашей продукции и меня иногда заставляет стонать и думать при этом: «Зачем только я согласился работать в компании, выпускающей шарики «бен-ва»?» – Бэннинг слишком весел для человека, вынужденного работать в праздничный день.

Не оборачиваюсь. Может, он уйдет, если я не буду смотреть на него.

Тот выдвигает кресло, стоящее рядом со мной, и плюхается в него.

– В чем дело? Разработка рекламной стратегии для надувных женщин навевает на тебя грусть?