Алисия Холлидей - Хорошие девочки получают все

Вздрагиваю и пытаюсь отбросить воспоминание об этом прелестном событии назад, в подсознание, где оно может спокойно разлагаться вместе с остальными эмоциональными травмами. Поверьте, такое не скоро забудешь – увидеть своего парня, обвитого четырьмя длинными двадцатилетними ногами, абсолютно лишенными целлюлита и покрытыми золотистым загаром.

Я уже говорила, что он хитрая сволочь?

– О, прелесть моя! Давай не будем об этом снова. Когда ты меня наконец простишь? На самом деле все было не так, как могло показаться. – Он неуверенно приближается, а я опять отступаю.

– Ага. Ну ты и скотина! А как это могло быть? Ты упражнялся с двумя натурщицами – одновременно! – в нашей постели, пока я торчала в офисе, пытаясь заработать денег, чтобы ты мог вести свой дурацкий богемный образ жизни. – Сердито тру глаза, чувствуя, как наворачиваются слезы. – Нет, Дэниел, я просто круглая дура. Думала, ты любил меня. Какая наивность! Ну и ладно. Прекрасно. Теперь выметайся, и никогда больше не приходи сюда, или я позову полицию.

Он уже не кажется настолько пьяным.

– Кирби, любовь моя! Не нужно полиции. Успокойся, любимая, не надо плакать. – Внезапно он хватает меня за руки, резко и неожиданно, но я не боюсь, потому что он все еще улыбается – доброй, приятной улыбкой, которой обворожил меня три года назад.

– Если бы я был тебе безразличен, ты бы не плакала. Знаешь, кто старое помянет… Давай начнем все сначала! Тебе ведь ни с кем не будет так хорошо, как со мной, и ты это прекрасно знаешь. – Он склоняется ко мне и дышит в шею, напоминая, как я заводилась, когда он покусывал меня именно в это место.

Поверите, я прекрасно это помню, но теперь все изменилось.

Свобода! В первый раз я не испытываю рядом с ним возбуждения. Лишь печаль. И легкое отвращение.

Страха пока нет.

Поднимаю руки, высвобождаясь из его объятий, и поворачиваюсь спиной к двери:

– На этот раз не сработает, хитрая… э-э… то есть Дэниел. Твои чары больше не действуют. Я дважды прощала твои «невинные шалости». «Кирби, но мы же недоговаривались хранить верность!» «Кирби, мои чувства к тебе так сильны, что я боюсь этого, вот мне и пришлось трахнуться с владелицей галереи, которая по чистой случайности смогла помочь мне в карьере».

Проклятие! Я и впрямь была круглой дурой.

Качаю головой, поражаясь собственной глупости. На протяжении долгих лет изо всех сил стараться не уподобляться матери – ив итоге влюбиться в этакого мерзавца. «Мам, представляешь? Мы с тобой, оказывается, очень похожи».

Дэниел заходит сзади и хватает меня за плечи. Я ощущаю, как его пальцы впиваются в кожу, даже сквозь ткань пижамы.

– Да, я знаю, – произносит он нетерпеливо, будто возмущаясь, что я смею напоминать об этом.

Пытаюсь вырваться, но тщетно. Вот теперь я немного напугана. Он ведь на шесть дюймов выше и на восемьдесят фунтов тяжелее меня. Крупный мужчина, и это нравилось мне и даже возбуждало, когда он катал меня на своем «харлее» или нес на руках в спальню.

Теперь его сила вызывает лишь страх. Сопротивляюсь, пытаясь освободиться, но притворяюсь спокойной.

– Дэниел, тебе лучше уйти. Ты начинаешь действовать мне на нервы, а мне не хотелось бы вызывать полицию. Ты ведь понимаешь, что я могу это сделать?

Он бросает меня к стене, и я уже не просто напугана – я в ужасе. Только бы не начать задыхаться. Если он только попробует что-нибудь сделать, я так дам ему коленом по яйцам, что…

Дэниел придвигается ближе и рычит мне в лицо:

– Хорошо, я уйду! Ты всегда была хладнокровной сукой. Но не думай, что все кончено. Ты самое лучшее, что у меня когда-либо было, и я не отпущу тебя. Тебе придется с этим смириться.

В следующее мгновение он, овладев собой, отпускает меня и отступает. Маска Дэниела-обаяшки снова появляется на его лице, и я осознаю, что человек, которого, как казалось, я любила, на самом деле лишь опасный лицемер.

Хочу, чтобы он убрался. Прямо сейчас.

Снова превращаюсь в деловую Кирби, в кабинете которой на видном месте стоит книга «Как поступил бы Макиавелли?», и изображаю деланное спокойствие:

– Хорошо, мы обсудим это позже. Может, поужинаем вместе или выпьем что-нибудь? Позвони в понедельник, и мы договоримся о встрече.

«Скорее в аду откроют ледовый каток, чем мы увидимся снова, мерзавец».

Улыбаюсь и иду к двери. На этот раз Дэниел позволяет мне открыть ее. На его лице отражаются сомнение и самодовольство одновременно. Он достаточно хитер, чтобы удивиться столь быстрой капитуляции, но непомерно раздутое эго заставляет его поверить, что я вновь во власти его чар.

Это же Дэниел.

– Ладно. Сделаем по-твоему, дорогая. Ты уверена, что не хочешь, чтобы я остался и доставил тебе удовольствие? Кстати, о том фокусе с языком, про который я говорил… ты ведь не зря звала меня Королем Оргазма? – Он бросает на меня плотоядный взгляд, и мне стоит больших усилий сдержать тошноту и не разразиться истерическим хохотом.

Но все же это победа. Я сильнее. К черту мягкость и доброту! Я сильная женщина. Сейчас я просто обязана быть такой.

Улыбаюсь и даже касаюсь его руки:

– Конечно, не зря. Просто сегодня я слишком устала, чтобы представлять для тебя интерес, а в пять утра вставать на работу. Поговорим на днях.

У меня даже хватает присутствия духа подождать, пока Дэниел дойдет до конца лестничной клетки и обернется, улыбнуться вслед и лишь после этого закрыть дверь. Я захлопываю ее, поспешно задвигаю засов и бросаюсь в ванную комнату, боясь, что меня все же стошнит.

Страх, злость и облегчение неистово бурлят в животе, и я падаю на колени перед унитазом. Смываю нечто, сильно смахивающее на желудочный сок, и с трудом поднимаюсь, чтобы вымыть руки, умыться и почистить зубы. В голове одна мысль: «На помощь! Мне нужна Джули».

Слава Богу – сегодня суббота. Хороший, долгий сон в сто раз приятнее секса. Не могу сказать, что имею большой опыт в сексе, дающий возможность сравнивать, но сон все-таки лучше. И шоколад. И еще много чего. Поэтому я вообще не понимаю, что такого особенного все находят в сексе. А может, я что-то не так делаю? (Обязательно нужно достать книгу с рисунками.) Но Лайл все равно выглядит удовлетворенным, когда ночует со мной.

Пару минут, пока не заснет.

Это я долго, иногда часами, лежу, вытянув руки по швам, не в силах уснуть, и размышляю, действительно ли неземное блаженство и мир, который внезапно взрывается фейерверком, мне недоступны и почему.

В сущности, моя интимная жизнь похожа на анекдот, который Джейми как-то рассказал за обедом о двух пожилых женщинах. Одна спросила другую, был ли когда-нибудь у той одновременно оргазм с мужем. Вторая ошеломленно взглянула на нее и сказала: «Нет, а что это? У нас, кажется, есть страховка».

Сама я определенно принадлежу к категории девушек со страховкой.

«Довольно. Прекрати упиваться жалостью к себе. Если думаешь, что у тебя сейчас отвратительное настроение, дождись часа дна, когда явишься к мадам и объявишь ей о своем решении».

Я застонала, залезла головой под подушку и попробовала снова заснуть. Если я могу взять верхнее фа, самую трудную ноту во всех музыкальных произведениях, то смогу заставить себя уснуть.

Закончив отмывать ванну (после того как навела порядок в платяном шкафу, покрасила ногти и целых два раза убралась на кухне), я решила, что проснуться в десять пятнадцать утра в субботу на самом деле не так уж плохо. Это дает человеку возможность убрать в доме и подумать о жизни.

«Если я стала говорить о себе в третьем лице, значит, у меня большие проблемы».

Я сняла огромные желтые резиновые перчатки, бросила в мусорное ведро и рукавом вытерла со лба пот. Увидев в зеркале свое отражение, вздрогнула. Мне непременно нужно сходить в душ, перед тем как позавтракать и отправиться к мадам.

Естественно, тут же раздался звонок в дверь. Иногда мне кажется, что моя жизнь – сценарий, написанный для комедийного телесериала. Не хватает лишь смеха за кадром.

Я схватила полотенце, вытерла с лица почти весь пот и направилась к двери, гадая, кому взбрело в голову заявиться в субботний полдень. Скорее всего, Лайлу или маме. Пожалела, что не успела сходить в душ раньше, и распахнула дверь.

И сразу закрыла.

«Ужас! Но нельзя же захлопывать дверь у него перед носом!»

Набрала в грудь воздуха и снова открыла дверь, готовая выдать удивленному Джейми какое-нибудь глупое оправдание, вроде того, что у меня временное помешательство.

Открыла рот, но сумела лишь сказать:

– Господи, откуда ты взялся?

Он улыбнулся, затем наклонился и поднял с пола две банки с краской:

– Краску принес. Помнишь, ты говорила, что хочешь покрасить гостиную, а я сказал, что у мамы от спальни для гостей осталась лишняя краска?

Я таращилась на него, ничего не понимая. Тут крупная капля пота скатилась с кончика моего носа, и я вспомнила, как отвратительно смотрюсь в одежде, предназначенной для уборки.

Тихо застонала, пытаясь не думать о том, что от меня, должно быть, и пахнет плохо.

– Что? Краску? Какую краску?

Джейми вновь улыбнулся – обаятельной, уверенной безупречной улыбкой – и совершил маневр, обойдя меня и проникнув в квартиру.

– Та самая краска, забыла? Ты согласилась взять, вот я и решил занести ее. Вот она, небесно-голубой цвет. А у тебя мило, – подытожил он, поставив банки с краской и оглядываясь по сторонам. – Прикольные шторы!

Потрясенная, я продолжала стоять у открытой двери. Потом, наконец, стряхнула с себя оцепенение и закрыла ее.

– Но как… То есть спасибо, конечно, но как ты узнал, где я живу?

– Ну, я же работаю в бухгалтерии, – немного застенчиво произнес Джейми, – У> нас есть список всех сотрудников и их адреса. Я заглянул туда вчера вечером, на случай, если в выходные буду проходить мимо.