К моему удивлению они знали, что я беременна.

— Не волнуйтесь, — сказала Элейн. — Сигнальные барабаны в наших джунглях не спят ни днем ни ночью. Им известны даже размеры наших бюстгальтеров. Где вы собираетесь рожать?

Я схватила с подноса апельсиновый сок.

— В местной больнице.

Элейн задумалась.

— Так ли это необходимо, ведь голосование уже прошло?

— Элейн… — вмешалась Бетси Твейт. — Не грузи Фанни так стремительно.

Эми издала короткий, горький смешок. Элейн повернулась ко мне.

— Бетси опытный лицедей, но ты не должна позволить надуть себя, Фанни, как многих из нас.

— Да ладно тебе, Элейн, — сказала Бетси. — Ты тоже та еще артистка.

Элейн смягчилась.

— Когда я выходила замуж за Нейла я не была согласна ни с чем, во что верил он сам. Ну и что, черт возьми? Я его любила с подстроилась под него. Поэтому я согласна с Бетси. Я тоже лицедей. — у Элейн было трое детей. — Я вполне могла бы быть матерью-одиночкой, — призналась она, — и даже планировала начать трикотажный бизнес. Но правила игры постоянно менялись. Надеюсь, если повезет, партия Нейла будет не у власти еще в течение многих лет. — она подарили мне честную улыбку. — Добро пожаловать в клуб, Фанни.

Собираясь домой, я отправилась на розыски Уилла и обнаружила его в компании соратников его возраста, окруженных плотным кольцом восхищенных женщин. Я коснулась его руки. Через две или три секунды я поняла, что он не заметил меня. Я сжала его руку крепче.

— Дорогой.

Он был оживлен, глаза искрились.

— Ты, наверное, устала. Давай я вызову тебе такси. Мне еще надо кое-что обсудить с Нилом сегодня вечером.

Таких вечеров было много. Если Уилл возвращался слишком поздно, он тихо прокрадывался ко мне. Он предложил спать на диване, но я не согласилась.

— Ты принадлежишь мне, — сказала я, и я не возражала, когда он будил меня в темноте.

Газеты стали часто писать об Уилле, его популярность росла. «Почетный гражданин Ставингтона, — написал некий политический обозреватель, — поднял вокруг себя много шума».

Прочитав эту заметку, Элейн позвонила мне:

— Я слышу, как точатся ножи. Будь осторожна. Наращивай толстую шкуру.

Я вырезала статью из газеты и прилепила ее на зеркало у входной двери. Я была на кухне и боролась с приступом тошноты, когда Уилл вернулся домой. Я склонилась на раковиной. Раз. Два. Вдох. Выдох.

Тишина. Никакого «Привет, дорогая». Я с интересом выглянула из кухни и увидела Уилла перед зеркалом. Не замечая меня, он потер рукой подбородок, поправил волосы. Он опустил руки в карманы, расправил плечи и сделал шаг назад.

— Ну, и как? — поинтересовалась я.

Он обернулся.

— Просто смотрел, — признался он немного застенчиво.

— Практикуешься, — заметила я. Он стал ярко-красным. Я обвила рукой его талию. — Признавайся. Уже представляешь себя министром?

* * *

Перл Верикер присмотрела нам дом в нескольких милях от города. «Он вам подойдет», написала она твердой рукой. Слово «подойдет» было жирно подчеркнуто. В выходные, пока Уилл был занят на своем приеме, мы с отцом поехали посмотреть его. Мы проехали по узкой дороге между двумя распаханными полями и свернули к мрачноватому дому из красного кирпича, построенному в стиле викторианской готики с парой пристроек около кухни.

Он был пуст. Войдя в парадную дверь, я почувствовала, что сюда давно не впускали свежий воздух.

— Посмотри на это с другой стороны, — предложил отец. — Это крыша над головой.

Комнаты наверху были уютнее, бледное зимнее солнце отражалось в больших окнах. Из главной спальни открывался вид на поле. Черная и серая почва, таблички с надписью «Вход запрещен» по периметру, в северной части поля несколько буков, ощетинившихся голыми ветвями.

Отец потянул ручку и открыл окно. Поток свежего воздуха с морозным запахом вторгся в душный холод.

— Фанни… — сказал он.

Я чувствовала, что сейчас произойдет. Я смотрела на свои руки, они были слегка опухшими. Пояс впивался в тело, брюки тесно облегали бедра. Даже мои плечи увеличились. Беременность не подчинялась моей воле, тело отказывалось выполнять приказы, что озадачивало и сердило меня. Бобовое зернышко, оккупировавшее мое тело, не церемонилось со мной.

— Я знаю, что ты хочешь сказать. Тебе нужен постоянный работник в бизнесе. Я не очень хорошо себя чувствую в последнее время.

— Ты сможешь вернуться, — быстро сказал он. — После рождения ребенка.

Я посмотрела на унылое поле.

— Забавно, как все меняется, папа. — ради бобового зернышка, которое скоро вырастет до размеров мамонта.

Отец внимательно наблюдал за мной. Я чувствовала себя ребенком, которого уговаривают идти к стоматологу — потерпеть полчасика, и все будет в порядке.

— Я вернусь, — сказала я. — Обещаю. Все будет в порядке, я справлюсь. — его взгляд стал скептическим. — Папа, даже не думай, что я откажусь от работы на полную ставку. Уилл этого и не требует от меня.

— Да, — произнес он, и я услышала в его голосе неуверенность и даже предательство.

Позже, ближе к вечеру я привезла Уилла посмотреть дом. Сумерки смягчили резкий цвет его стен, а нижние комнаты казались приветливее в электрическом свете.

Уилл пришел в восторг от дома. Он похвалил размеры спален и вид на поля. Внизу предстояло много работы, но его радовала даже перспектива ремонта.

— Я смогу устроить новые полки в кабинете, — сказал он. — И переложить полы. Мне нравится работать руками.

Его энергия и энтузиазм были заразительны, и для меня было немалым облегчением узнать, что мы можем позволить себе купить большой дом и строить планы. Я стояла посреди будущей кухни и смотрела через нелепое готическое окно на дальние буки. Черные силуэты на фоне серого неба. Я сказала себе, что деревня лучшее место для того, чтобы растить детей, и почувствовала удивительное умиротворение.

* * *

Мы рано закончили ужин; мне было велено сидеть на месте, пока Мэг, Хлоя и отец убирали и мыли посуду.

Зазвонил телефон. Это был Рауль.

— Фанни, я так давно тебя не слышал, — сказал он.

— Я подумала то же самое. Как дела? Как Тереза и дети?

— Дела могли бы быть и получше. Французский рынок не процветает.

Из бухгалтерии моего отца я прекрасно знала, что французские поставщики держатся более, чем независимо.

— Неужели? — поддразнила его я.

— Люди пьют все больше вина из Нового Света. Скоро мне придется подыскивать себе другую работу.

Но как бы ни обернулись дела, Вильневы хорошо подстраховались на черный день, а Рауль никогда не сдавался. Ткни его ножом, и из его жил польется Pétrus или Château Longueville.

Мы проговорили полчаса или около того: приятная, доверительная беседа, аккуратно обтекающая все призраки прошлого.

В конце концов, Рауль сказал:

— Альфредо сообщил, что теперь, когда Хлоя выросла, ты собираешься вплотную заняться бизнесом. Действительно, Фанни, это исключительно приятная новость.

— Я думаю об этом. Это, скорее, зависит от Уилла. Он… гм… в предчувствии больших перемен.

— Очень рад за вас, — ответил он просто. — Я верю, что так и будет.

Я позволила себе маленькую репризу о новых возможностях.

— Папа говорит, что американцы собираются купить Château d'Yseult. Это может вызвать переполох на рынке?

— Я думаю, мы привыкнем к ним, — сказал Рауль. — Вернее, мы должны привыкнуть.

* * *

Отъезд Хлои был назначен на тринадцатое июля, и я старалась побороть суеверный страх.

Накануне мы поехали в Эмбер-хаус попрощаться с отцом. Перед обедом мы гуляли по саду и остановились под буком, на котором мой отец давным-давно построил мне домик.

— Не смотри вниз, — предупредила я, когда Хлоя решила подняться к нему.

Не смотри вниз. Этому меня научил мой отец, правильность его совета подтвердила практика.

— Не беспокойся, — сказал отец. — Пусть лезет.

— Перестань суетиться, мама. — Хлоя подтянулась до первой развилки и оседлала ветку. — Полюбуйся на меня.

— Вылитая ты, — нежно заметил отец.

— Я была такой же упрямой?

— Возможно, не помню.

Я наклонилась вытряхнуть камешек из туфли. Выступающие над поверхностью земли корни поросли ярко-зеленым мхом и маленькими редкими цикламенами. Я посадила их много лет назад. Цикламены не должны расти в горшках. Они нуждаются в прохладном влажном воздухе английской весны.

— Я не хочу, чтобы она уезжала, папа, но она должна. Это своего рода… конец.

— Это не конец, — поверь мне, — сказал он и взял меня за руку. — Держи пять.

Хлоя вскарабкалась до второй развилки, где, как я помнила, кора была гладкой с пятнышками лишайника, в ветви широкими и надежными. Идеальное место для одинокой девочки с разбитыми коленками, какой я была годы назад. Хлоя зацепилась ногой за ветку и откинулась назад.

— Я вижу его.

— Ну и как?

Она прищурилась на остатки платформы.

— Похоже, доски совсем сгнили.

— Будь осторожнее. — ветер шелестел листьями. Я так хорошо помнила этот звук. В конце концов, это дерево я знала лучше, чем любую лестницу в доме. — Здесь я выпила свою первую бутылку сидра, — призналась я отцу. — И училась ругаться.

— Я знаю, — ответил он. — Я часто рыскал внизу, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.

— Правда, папа? Я никогда не видела тебя. Зато всегда знала, какой ты мудрый.

— Спасибо, Франческа. — он выглядел довольным. — Ну, я не был полным дураком.

Я смотрела на него. Мой отец старел, хоть я и не хотела этого замечать. Меня пронзил внезапный испуг.

— Думаю, я смогу быстро вернуться в бизнес. Почему бы не начать прямо сегодня?