Кинознаменитость я рисовала с Адриана Штадта, блестящего комедийного актера из сериала «Субботний вечер!», чье чувство юмора во многом, если не во всем, совпадало с моим. И в колледже, и потом я не пропускала ни одного его фильма или телешоу и думала, будь он здесь или я – там, мы бы скорее всего отлично поладили. В репортерше я, понятное дело, видела себя, только назвала ее Джози, выкрасила ей волосы в рыжий цвет и дала обычных родителей, живущих вместе и практикующих исключительно гетеросексуальные отношения.

На этот сценарий я возлагала большие надежды. Им я отрабатывала выданные мне авансы: хорошие оценки, утверждения учителей, что я талантлива, заверения профессоров, что у меня большой потенциал. Этой сотней страниц я доказывала миру (и своим страхам), что и крупная женщина может рассчитывать на амурные приключения и влюбляться. И сегодня я собиралась совершить отчаянный поступок. Сегодня за ленчем во «Временах года» мне предстояло взять интервью у актера Николаса Кея, исполнителя главной роли в выходящем на экраны фильме «Братья с отрыжкой», молодежной комедии, героям которой, братьям-близнецам, выходящий из желудка газ придает магические силы. Что более важно, за тем же ленчем мне предстояло взять интервью у Джейн Слоун, которая продюсировала этот фильм (должно быть, зажимая одной рукой нос). Джейн Слоун, тоже моя героиня, до того как переключиться на сугубо коммерческие фильмы, писала сценарии и ставила самые остроумные, самые забавные фильмы в Голливуде. А что самое важное, в ее фильмах главными действующими лицами были остроумные, забавные женщины. Долгие недели, чтобы отвлечься от мыслей о Брюсе, которого мне так не хватало, я представляла себе, как мы встретимся и она сразу же увидит во мне родственную душу и потенциальную коллегу, сунет мне свою визитку и настоятельно предложит позвонить ей, как только я решу завязать с журналистикой и переключиться на сценарии. Я даже улыбалась, видя, как радостно сверкнули ее глаза в тот момент, когда я сообщала ей, что уже написала один сценарий и готова, если она даст на то согласие, послать его ей. До того как стать режиссером и продюсером, она была писательницей, я тоже писательница. Она, полагала я, остроумная и не лезет за словом в карман. То же самое я могла сказать о себе. Правда, не следовало забывать, что Джейн Слоун богата, знаменита и достигла невероятных успехов, да и габаритами чуть превосходила одно мое бедро, но родство душ, верила я, великая сила.

Примерно через час после моего прибытия, через сорок пять минут после назначенного срока, Джейн Слоун села напротив меня, поставила рядом с тарелкой большое зеркало и большую бутылку воды «Эвиан».

– Привет. – Ее грудной голос вырвался сквозь сцепленные зубы, после чего она взялась за бутылку и брызнула водой себе в лицо.

Я смотрела на нее во все глаза, ожидая, что она сейчас все обратит в шутку, но напрасно. Николас Кей сел рядом, вскинул на меня глаза, улыбнулся:

– Извините, что опоздали. – Выглядел он как на экране телевизора – хорошенький и аккуратненький.

Джейн Слоун тем временем вновь поставила бутылку, резко отодвинула масленку, взяла салфетку, сложенную в форме лебедя, небрежным взмахом руки развернула, тщательно вытерла лицо. И лишь вернув салфетку на стол, в серо-бежевых, черных и алых пятнах, соблаговолила начать разговор:

– Этот город – сущий кошмар для моих пор.

– Извините, – ответила я и тут же почувствовала себя круглой идиоткой. За что я извинялась? Я-то ее порам ничего не сделала.

Джейн небрежно махнула рукой, показывая, что мое извинение за Филадельфию ничего не меняет, взяла серебряный нож и начала тыкать им в масло, выложенное цветком в масленке, которую уже отодвинула на мою половину стола.

– Так что вас интересует?

– Гм-м... – Я торопливо вытащила из сумочки ручку и блокнот. Вопросы я приготовила заранее. Хотела спросить, какими принципами она руководствовалась, подбирая актеров на роль, кто ее фавориты в киноиндустрии, какие ей нравятся телевизионные передачи, но все вопросы вылетели из головы, за исключением одного: – Как у вас родилась идея фильма?

Не отводя взгляда от масленки, она ответила:

– Увидела по телевизору.

– То позднее комедийное шоу на НВО[19]? – подсказал Николас Кей.

– Я позвонила режиссеру. Сказала, что, по моему мнению, можно сделать фильм. Он согласился.

Круто. Вот так, значит, делаются фильмы. Эта странная, маленькая, ненавидящая масло миниатюрная Эльвира с разбрызгивателем на бутылке снимает трубку, набирает номер, и – гопля! Запускается фильм!

– Так... вы написали сценарий? Вновь взмах прозрачной руки.

– Я только руководила!

– Мы наняли нескольких парней из «Субботнего вечера!», – добавил Николас Кей.

Еще круче. Я не только ничего не пишу для «Субботнего вечера!», но даже не парень. И я рассталась с мыслью рассказать ей о том, что написала сценарий. Они бы смеялись надо мной всю дорогу до Питсбурга.

Подошел официант. Джейн и Николас хмурились, уставившись в свои меню. Официант в отчаянии посмотрел на меня.

– Я буду osso bucco[20], – оправдала я его надежды.

– Прекрасный выбор, – просиял официант.

– Я буду... – начал Николас. Последовала долгая-долгая пауза. Официант ждал, с ручкой наготове. – Джейн все долбила масло. Я почувствовала, как капелька пота скатывается по шее, по спине, ныряет в трусики. – Вот этот салат, – наконец указал он.

Официант наклонился, чтобы посмотреть, на какой строчке застыл его палец.

– Очень хорошо, сэр. А что будет дама?

– Салат-латук, – пробормотала Джейн.

– Салат?.. – не понял официант.

– Салат-латук, – повторила она. – С красными листьями, если такой у вас есть. Вымытый. Уксус отдельно. И я не хочу срезанные листья, – добавила она. – Только сорванные. Рукой.

Официант все записал и ретировался. Джейн Слоун медленно подняла на меня глаза. Я вновь раскрыла блокнот.

– Гм-м...

«Салат-латук, – подумала я. – Джейн Слоун ест на ленч салат-латук, а я буду сидеть перед ней и уминать телятину». Хуже того, я никак не могла придумать, о чем мне ее спрашивать.

– Скажите, какой эпизод в фильме вам больше всего нравится? – наконец выжала я. Ужасный вопрос, вопрос новичка репортера школьной газеты, но все лучше, чем ничего.

Она наконец-то улыбнулась едва заметной, мимолетной улыбкой. Потом покачала головой:

– Не могу. Слишком личное.

Господи, помоги мне. Спаси меня. Обрушь торнадо на «Времена года», вырви бизнесменов из-за столов, разбей фарфор. Потому что я умираю.

– И что дальше?

Джейн пожала плечами и загадочно улыбнулась. Я почувствовала, как пояс моих корректирующих фигуру колготок сдался и пополз вниз, на бедра.

– Мы вместе работаем над новым проектом, – подал голос Николас Кей. – Я собираюсь написать сценарий... с парой моих друзей из колледжа... а Джейн – показать его студиям. Вы бы хотели об этом послушать?

И он с энтузиазмом принялся описывать, как мне показалось, самый тупой фильм, который кто-то мог снять. Что-то насчет парня, который наследует бизнес отца, выясняет, что партнер отца – жулик, и с помощью какой-то дамы восстанавливает справедливость. Я записывала, не слушая, правая рука механически двигалась по странице, левая – запихивала еду в рот. Тем временем Джейн разделила салат на две части: в одну отправились в основном части листьев, в другую – стеблей. Покончив с этим, она на треть опустила зубцы вилки в уксус, потом подцепила верхний лист из листовой части и отправила в рот. Последовало шесть жевательных движений. За это время Николас смел с тарелки свой салат и умял два куска хлеба, а я расправилась с половиной osso bucco – готовили во «Временах года» восхитительно. За листьями последовали стебли, наконец Джейн вытерла губы салфеткой, вновь взяла нож и начала тыкать в несчастное масло.

Я протянула руку и подвинула масленку к своей тарелке. Во-первых, не могла больше на это смотреть, во-вторых, понимала: надо что-то делать, потому что с интервью ничего не выходило.

– Перестаньте, – строго сказала я. – Масло вам ничего не сделало.

Над столиком повисла тишина. Тяжелая тишина. От этой тишины повеяло могильным холодом. Джейн Слоун смотрела на меня мертвыми черными глазами.

– Молочный продукт. – Слова эти она произнесла как ругательство.

– Третья по объему производственная отрасль в Пенсильвании, – возразила я, не представляя себе, так ли это. Но прозвучало убедительно. Если я отправлялась на велосипедную прогулку, то коровы начинали попадаться мне на глаза уже в нескольких милях от города.

– У Джейн аллергия, – вставил Николас. Улыбнулся своему продюсеру, взял за руку, и вот тут до меня дошло: они – пара. Пусть ему двадцать семь, а она... Господи, да она как минимум на пятнадцать лет старше. Пусть он человек, а она... уже нет.

– Что еще?

– Скажите мне... – промямлила я, при виде этих переплетенных пальцев из головы разом вышибло все мысли. – Скажите мне о фильме что-то такое, чего никто не знает.

– Некоторые эпизоды снимали на той же площадке, что и «Манекенщица», – ответил Николас.

– Это есть в материалах для прессы, – фыркнула Джейн. Я это знала, но решила не блистать эрудицией и убраться отсюда, прежде чем засвидетельствую реакцию женщины, съевшей на ленч шесть листьев салата, на вопрос официанта, что подать ей на десерт.

– Вот что я вам скажу, – продолжила она. – Продавщица в цветочном магазине. Она моя дочь.

– Правда?

– Ее первая роль. – В голосе Джейн звучала гордость, где-то даже застенчивость. Впервые она стала похожей на человека. – Я отговаривала ее... она уже одержима своей внешностью...

«Любопытно, от кого это у нее?» – вертелось на языке, но я промолчала.

– Я этого никому не говорила. – Уголки рта Джейн дернулись. – Но вы мне понравились.

«Господи, помоги репортерам, которые ей не нравятся», – подумала я и еще пыталась найти адекватный ответ, когда она встала, подняв и Николаса.