Он теперь работал над серьезным проектом, который был вплотную связан с родным городом Ксении и самого Соболя. Там отгрохали здоровенный спортивный комплекс, намечалось его открытие, и, как ожидалось, съехаться на него должны были самые известные люди. Соболь же являлся организатором очередного спортивного турнира, и вся подготовка требовала от него серьезной работы. Приходил домой он поздно, сильно уставшим и едва доползал до кровати. Даже ужинать не всегда оставались силы, какие уж тут картины. Приходилось писать его по памяти. И если что-то не получалось, Ксения, плюнув на ложный стыд, открывала его комнату и смотрела на изгиб бровей, на волну волос или на тонкую линию губ.

– Еще раз ворвешься – выпорю, – не открывая глаз, неизменно стращал он.

– Спи, не отвлекайся, – сурово рявкала она. – Тебе завтра вставать чуть свет...

В этот день Соболь пришел рано, еще не было пяти часов. Ксения едва успела пройтись шваброй по полам. – В ванной комнате, на полке, – фыркал Соболь и миролюбиво ворчал: – И вообще кто у нас убирается, ты или я?! Ничего не знает... Бос, ты бы хоть приглядывал за ней, чем она тут занимается? Заставляй. Прямо вот так ходи и кусай ее за пятки. Ну надо же – фен она потеряла!

– А почему так рано? – удивленно вскинула она брови. – Ничего не случилось?

– Вырвался, – быстро проговорил он и остановился прямо перед Ксенией. – Та-а-ак... Давай посмотрим, что на тебя надеть можно, сегодня на концерт пойдем.

– На концерт?! – охнула Ксения. – Здорово! Ну обалдеть просто! Только у меня... у меня ничего нет для концерта! А во сколько?

– В девять. До девяти что-нибудь придумай. Надо же тебя в свет выводить... Там очень много интересных людей будет. И тебе надо быть. Я тебя сестрой представил.

– Точно! – радостно замотала головой Ксюша, засуетилась и забегала по комнатам. – Сестрой... я быстро... ты фен не брал? Эдвард! Я спрашиваю, ты фен мой не брал?! Черный такой! Не могу найти...

В таком огромном сверкающем зале Ксения никогда раньше не была. Ой, да и где она была-то! Это еще хорошо, что Эдварду вздумалось вытащить ее на люди, спасибо ему сердечное! Иначе она всю жизнь бы прожила, а так и не узнала, как оно бывает на самом деле – по телевизору ведь совсем не то! Ксения то и дело ловила свое отражение в больших зеркалах, и сердце ее радостно прыгало: нет, не напрасно она послушалась Соболя – бросилась в дорогой магазин, а не как обычно – на рынок, и купила это платье. Наряд стоил уйму денег, но зато и смотрелся достойно. Нет, конечно, она не могла сравниться с костюмами и украшениями звезд, но... Но и не выглядела дурнушкой.

Перед концертом в просторном вестибюле то и дело мелькали знакомые по экранам лица, и почти со всеми Соболь здоровался либо за руку, либо легким кивком, либо просто своей светлой улыбкой.

– Ты что – их всех знаешь? – с ужасом шептала Ксения.

– Да тут все друг друга знают, – пожал плечами Соболь. – Ну или почти все...

Он непринужденно держал Ксению под руку, и она чуть не теряла сознание от счастья. И сама себе не верила – что это она (!) идет под руку с одним из самых ярких красавцев и завидных женихов! И он вот так просто с ней разговаривает, а она... она ему отвечает достойно, без дрожи в голосе! Скажи ей об этом месяц назад – умерла бы, а не поверила!

Локоть Соболя дернулся, и Ксения увидела, как его взгляд потеплел.

– Это кто? Та самая Ольга Тропикова? – чуть осипшим голосом спросила Ксюша.

Он даже не ответил, попросту не слышал.

Прекрасная Ольга подошла к ним походкой королевы. На ней было черное платье с открытыми плечами изумительной белизны, несколько бриллиантиков сверкали в маленьких ушах, но истинным украшением было ее лицо – совершенно идеальное, с фарфоровой матовой кожей, с огромными блестящими глазами и белозубой улыбкой.

– Привет! – чуть склонила она набок белокурую голову и посмотрела на Соболя.

– Привет... – проговорил тот, улыбаясь совершенно по-новому. – Знакомься – моя сестра... Ксения, мне надо отойти...

И он отошел. И сразу поблекли самые яркие люстры волшебного зала, известные лица вдруг стали чужими и неприветливыми, и Золушка вновь превратилась в замарашку. Ксения вдруг отчетливо поняла – она здесь чужая! Ей никогда не быть такой вот Тропиковой! Ну хоть разбейся! Это же не женщина, это королева! И что толку, что Соболь водит ее – Ксению – под руку? Он никогда не посмотрит на нее так, как только что смотрел на Тропикову. И голос у него сделался особенный, Ксения даже и не знала, что он умеет так говорить. А он умеет, и от этого... от этого голоса в животе становится горячо, а сердце просто куда-то падает.

– Ты чего такая кислая? – подошел он. – Пойдем вон туда, там Олег, тебе с ним обязательно надо познакомиться...

– А эта Ольга... Ну Тропикова... она замужем? – вдруг спросила Ксения.

Он чуть отстранил ее от себя, впервые заглянул ей в самые глаза и прищурился:

– Ты чего? Замужем ли Ольга? А ты не знаешь, да? Нет, она не замужем. Но... она очень хорошая девчонка. Понимаешь? Она – замечательная! Хрупкая, женственная и... и такая силища!

Теперь он мог говорить все, что хотел. Это его маленькое «но» заново подарило Ксюше жизнь! Пусть это звучит напыщенно, но люстра для нее снова засверкала, лица вокруг стали добрыми и приветливыми, а сердце затрепетало большущей цветной бабочкой.

– Это совсем не то, что ты подумала, – еще раз серьезно проговорил Соболь, а потом фыркнул, подхватил ее под руку и потащил к какому-то неизвестному Олегу. – Ты должна будешь нарисовать его жену, вон ту, видишь здоровенную бабу? Ее! – зашептал он Ксюше в самое ухо. – И сделай ей какой-нибудь кудрявый комплимент, пригодится.

Они подлетели к тучному мужчине, словно пара влюбленных – молодые, веселые, едва сдерживающие эмоции.

– Олег Игнатьевич, добрый вечер. Познакомьтесь, – чуть склонил голову Соболь. – Моя сестра. Талантливый художник. Портретист. Думаю осенью организовать ей выставку.

Олег Игнатьевич вытаращил рыбьи глаза и затряс брылами:

– Оч-чень любопытно, оч-чень. Бэллочка! Бэлла! Ты посмотри, кого приволок к нам этот паршивец Соболь!

К тучному дядьке немедленно подплыла подобного же объема дама и смерила Ксению строгим взглядом. А дядька пел соловьем:

– Бэллочка, ты посмотри! Столько времени прятать такой клад! У него сестра художница! И красавица, и талант? Такого не бывает!

– Вы несправедливы к собственной жене, – потупилась Ксения. – Она, вероятно, тоже и красавица, и клад, надо только приглядеться.

Она тут же почувствовала, как дернулся локоть Соболя, а его нос издал какой-то непристойный звук – видимо, Эдвард с большим трудом подавил смех.

Объемная дама немедленно расплылась в улыбке и совсем по-свойски ответила Ксении:

– Милая моя-я, да разве ж они жен замечают! Вот, Лелик, слушай, что тебе девочка говорит – я и талант, и красавица! Устами младенца!.. Детонька, я вам позвоню. Я давно мечтаю о портрете в стиле семнадцатого века.

Соболь еще раз склонил голову и потащил Ксению дальше.

– Ну куда ты? – упиралась та. – Я же не успела дать ей свой номер телефона!

– Угомонись, несчастная, – смотрел куда-то вперед Соболь. – Этой Бэллочке ничего не надо говорить, ей всегда и все известно.

Он тащил ее куда-то вперед, и Ксюша едва успевала перебирать ногами.

– То есть ты поняла, да? Эту парочку обязательно надо изобразить, увековечить. Это нужно для тебя же самой...

И вдруг он остановился, как вкопанный, и Ксюша уткнулась ему прямо в плечо.

– А вот этого человека... этого человека надо увековечить для меня...

Возле колонны стояла маленькая тоненькая девушка со светлыми распущенными волосами и с огромными беззащитными глазами. Она не была известной артисткой, во всяком случае, Ксения ее никогда раньше не видела, и, кажется, спортсменкой она тоже не была, но Соболь на нее так смотрел, что даже забывал дышать.

– Кто это? – толкнула его в бок Ксения. – Эд! Ну кто она?

– Она? – будто бы очнулся тот. – Она... Лина. Нарисуешь ее, а?

Ксения насупилась.

– Это что – опять твоя поклонница? – спросила она, пытаясь подавить ревнивые нотки.

– Если бы... – горько хмыкнул Соболь. – Это я ее поклонник.

– Ну так познакомь меня с ней, – вздохнула Ксения. – Я ее напишу.

– Познакомь... – забубнил Эдвард, опустив глаза. – Меня бы самого кто с ней познакомил. Видел ее два или три раза и все никак не могу подойти. А никто из знакомых ее не знает. Да и неудобно как-то просить...

– Ой, неужели? – фыркнула Ксения. – Тебе и неудобно!

– Да ладно, – дернулся тот. – Пойдем. Скоро уже начало, надо места занять. Ну пошли, чего ты?

– Вон тебя мужик какой-то зовет, иди, – вытащила свой локоть Ксения. – А я... носик припудрю. Какие у нас места?

– Второй ряд, там увидишь, – недовольно пробурчал Соболь и направился к незнакомцу, который и в самом деле ярост– но махал ему рукой.

Ксения шмыгнула в сторону, оглянулась на Соболя, который о чем-то угрюмо беседовал с мужчиной, и быстро направилась к колонне.

– Здравствуйте, – поздоровалась она с незнакомой Линой и заметила, как удивленно взметнулись вверх пушистые ресницы. – Меня зовут Ксения, я художница. Я хочу вас написать, – сразу же пошла напролом девушка. – Мне пообещали выставку осенью, я думаю, вы смогли бы украсить ее.

– Я? – огромные глаза стали еще больше.

– Ну да, – кивнула Ксения. – Я даже название картины уже придумала – «Нимфея».

– А почему «Нимфея»? – улыбнулась Лина. – Это же кувшинка, правильно? А я воды боюсь!

– Ну и что? – пожала плечами Ксения. – Зато вы на кувшинку похожи! Вы вообще... ну я не знаю... ассоциации у меня такие... вы и цветок... Белый цветок, нежный такой... Только лилия для вас будет грубовата, роза... роза слишком напыщенно, ромашка – не так утонченно, а вот нимфея... и потом, чего вам бояться этой воды? Вы такая хрупкая, что вас любая вода выдержит!