Лайза Джуэлл - Холодные сердца

– Я так скучала по тебе, – призналась она.

Бет взяла ее за руку и улыбнулась.

– Я вернулась, – сказала она.

– Значит, ты решилась на это одна?

– Да, только я и она, – кивнула она в ответ и посмотрела на Мэган. – И ты, – тихо добавила она. – Если ты примешь меня.

Мэган сжала ее руку.

– Конечно, приму, – сказала она. – Обязательно.

Спасибо тебе, Джим, за искренность.

С моей стороны было верхом бестактности задавать тебе такие вопросы, но ты, как всегда, воспринял все как надо. Ты, наверное, единственный человек, который знает, чем меня можно взять. Это восхитительно! Было очень интересно услышать от тебя, как ты себя чувствуешь, когда уходишь в запой. Хотя, скажу честно, это глубоко меня опечалило. Мне даже захотелось сесть в первый же поезд, приехать к тебе и заглянуть тебе в глаза, держать тебя за руки и сказать, что у меня есть средство, которое заставит тебя бросить это занятие.

Но я, конечно же, этого не сделаю. Ты не хуже меня знаешь, что у любого человека есть ключик, способный заставить его измениться. Он хранится в глубине души каждого из нас, и, хотя кто-то другой и может помочь нам найти этот ключик, воспользоваться им можем только мы сами. Ирония же состоит в том, что для того, чтобы я пришла к тебе и помогла обнаружить этот ключик, я должна найти в самой себе свой собственный. Все это как клубок тесно переплетенных нитей. Это нечто невозможное, Джим, честное слово.

Спасибо, что поведал мне о том, что случалось с тобой в детстве. Бедняжка, прими мое сочувствие. Неудивительно, что потом некоторые из нас, повзрослев, ведут себя не лучшим образом. Это вина тех взрослых, что жестоко обращались с нами, когда мы были детьми. Если взрослый неспособен на такую простую вещь, как забота о детях… получается замкнутый круг. Уверена, у твоей матери масса собственных историй, собственные душевные травмы и все такое прочее.

Ты спрашивал о темных пятнах моего детства. Мне понятно, что ты пытаешься сделать, Джим, ты пытаешься помочь мне, не так ли? Этакий заочный психоанализ, чтобы в один прекрасный день я была бы в состоянии приехать к тебе. Господи, как же мне хотелось бы иметь возможность приехать! Поэтому я предлагаю себя тебе – анализируй!

Так вот, мою мать изнасиловали. Насильником был друг семьи. Тогда я ничего об этом не знала, но сестра рассказала мне, когда мне было шестнадцать. Оказывается, это был тот же самый друг семьи, который пытался языком проникнуть мне в рот за неделю до того, как я услышала от нее эту историю. В иных обстоятельствах я бы просто посмеялась – ну что взять с мерзкого грязного старикашки! Но потом узнала, что этот гад сделал с моей матерью. Нет, мы никогда это не обсуждали. Хотя мне всегда хотелось. Каждый раз, когда я оказывалась наедине с матерью, меня так и подмывало спросить ее. Я открывала рот, но не могла выдавить даже слова. Мне было страшно, что я растревожу давно зажившую рану. А потом она умерла. А вскоре умер и отец. Конец истории. Насильник явился на ее похороны. Я врезала ему по лицу. Ты можешь поверить? Я, Лорелея Берд, я врезала в челюсть мужчине ростом в шесть футов. Готова спорить на что угодно, мне было при этом больнее, чем ему. Зато мне стало легче. Думаю, он навсегда изменил меня, этот удар.

Но, да, все это омрачало мое детство: сначала мертворожденная девочка, потом изнасилование, затем молчание и тайны. Мою жизнь как будто окутывал зловещий туман. Обида (отец полагал, что это как-то связано с моей матерью, что она сама навлекла на себя это происшествие. Он обычно разговаривал с ней так, как будто НЕНАВИДЕЛ ее) и зацикленность на собственном «я» – обычные последствия психологической травмы.

Мать всегда думала только о себе, в ущерб собственным дочерям. Как это ужасно! Неудивительно, что я ухватилась за первого честного мужчину, который попался мне на пути, и заставила его осчастливить меня детьми, чтобы я могла воспитать их по-своему. И чем это закончилось? Лишь новыми секретами и новым молчанием. Да, это было другое молчание. Другие тайны. Но они все-таки были. Вещи, О Которых Нельзя Говорить Вслух. Теперь я понимаю, что это отравляло все. Боже, какой стыд!

Надеюсь, что на Мэган этот кошмар окончится. Она превосходная мать и жена. В самом деле. Я, конечно, злюсь на нее, меня бесит ее одержимость чистотой и порядком. Но она потрясающе делает свое дело. Она такая основательная, что я никак не могу взять в толк, в кого она такая и почему. Дети обожают ее и друг друга. Что касается ее мужа (если она может простить его, то я – тоже), то он готов целовать землю, по которой она ступает. Да, надеюсь, что так оно и есть. Замкнутый круг наконец разорван. По крайней мере для них.

Вот видишь, мой чудный Джим. Перед тобой очередной кусок МЕНЯ, чтобы тебе было с чем поиграть. Ты способен помочь мне? Смог бы? Я грежу о пряжке твоего ремня, Джим. Я сплю и вижу, как ты расстегиваешь ее…

Xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx

С Днем святого Валентина, дорогой Джим! Признаться, я не великая поклонница этого праздника. Я всегда считала, что Днем святого Валентина должен быть каждый день. ПОТЕНЦИАЛЬНО. Ну, ты понимаешь, о чем я. Зачем ждать определенного дня, если хочешь купить цветы прямо сейчас?

Глупо, не так ли, покупать по завышенной цене розы в тот же день, когда их покупают все остальные. Когда видишь женщину, шагающую домой с букетом цветов, то думаешь, ух ты, кто-то по-настоящему любит ее! Когда же видишь ту же самую женщину в День святого Валентина, то возникает чувство, что кто-то просто делает это для галочки.

Но как бы то ни было, это всего лишь мое мнение. Удачи всему остальному миру! И из особого уважения к моим чувствам по этому столь деликатному вопросу я объявляю это электронное письмо зоной, свободной от любви!

Вместо этого я докладываю тебе, что провела последние сутки, сидя на унитазе. Извини. Наверно, как сейчас говорят, Слишком Много Информации. Но что поделать? Наверное, что-то съела. Или же подцепила вирус в бассейне, когда была там в последний раз. В любом случае, тьфу, гадость! Просто какой-то кошмар. В такие моменты я начинаю жалеть, что живу одна. У тебя возникают подобные чувства, Джим? В одинокой жизни немало преимуществ, пока тебя не прихватил понос. И тогда хочется, чтобы рядом был кто-то, кому можно пожаловаться на свою жизнь, сказать «ну разве я не бедняжка?». Чтобы кто-то погладил бы тебя по спинке и сказал «да, да, ты бедняжка». И напоил бы отваром и дал лекарство. Но что поделаешь. Выбор сделан. Путь выбран. И так далее.

Ни слова от Рори после его последнего письма. Я писала ему несколько раз, но у него до сих пор нет нормального электронного адреса. Поэтому, думаю, мне придется проявить терпение. В выходные я разговаривала с Мэган. Они планируют на пасхальные праздники поехать покататься на лыжах. На лыжах! Бррр! Трудно представить, бывает ли что-то хуже этого. Господь наделил нас парой превосходных ног, мы же надеваем на них длинные полоски пластика и летим по склону горы. Нет, уж, СПАСИБО! Да и стоит это уйму денег. Я пытаюсь не слишком сердиться, когда думаю, сколько тысяч фунтов стерлингов некоторые могут профукать всего за две недели, тогда как мне этих денег хватило бы на целый год. Но Мэг не дает мне денег. Она говорит, что готова их дать, но считает, что я истрачу их на всякое барахло. И она, пожалуй, права. О боже! Какая же я все-таки транжира!

На этой ноте я прощаюсь с тобой. Искренне надеюсь, что сегодня вечером ты не пойдешь проводить время в пабе за столиком на двоих с каким-нибудь очаровательным юным созданием, сжимающим в руке букет. При одной только мысли об этом у меня закипает в жилах кровь. Можешь быть уверен, что я здесь (рядом с туалетом!), мои мысли с тобой. Мое сердце с тобой, я всецело с тобой, сегодня и каждую ночь.

Люблю тебя

хxxxxxxx

Ох, дорогой Джим, я все еще неважно себя чувствую. Последние двое суток я практически не слезала с горшка. И ужасно ослабла. Я заставляю себя через силу есть (хотя у меня ВООБЩЕ отшибло аппетит), но все съеденное из меня тут же, через считаные секунды, выскакивает наружу с другого конца. Если и завтра будет так же, то придется записаться на прием к моему терапевту. Ненавижу моего врача. Крупная, громогласная бабища с мясистыми пальцами. Все время разговаривает покровительственным тоном. Называет меня «милочка». Как будто я какая-то старуха. Господи, как же я ее ненавижу! Я с содроганием представляю себе, как ее толстые пальцы прикасаются к моему заду. Ей-богу, Джим! Меня тошнит от этой мысли. Так что скрести за меня пальцы на удачу, чтобы я поправилась и была бы избавлена от подобного унижения.

Зато у меня для тебя есть одна новость, Джим: я решила, что постараюсь выбраться из дома. В смысле, по-настоящему, чтобы провести с тобой ночь!!! Я уверена, это мне помогает – все эти наши разговоры, весь этот наш психоанализ. Честно, я верю в это. Я вчера разговаривала с Мадлен, это старшая дочь Вики, ей уже двадцать.

Милейшая девушка. Когда она жила здесь, мы с ней недолюбливали друг друга (моя вина, исключительно моя вина), зато теперь почти подружились. Она живет со своим парнем недалеко от Челтнема. Я рассказала ей о тебе, о наших проблемах, и она предложила мне пожить у нее. Это может случиться довольно скоро. Она живет всего в сорока пяти минутах езды отсюда. Если мы с ней не уживемся, я всегда смогу вернуться домой. Очевидно, сейчас я произношу это в тысячу раз уверенней, чем когда она предложила мне переехать к ней. Будь ты тогда в кафе, ты увидел бы, как безудержно я тряслась, готовая при одной мысли об этой возможности впасть в панику. Мне даже пришлось выйти на улицу, чтобы подышать воздухом. ВОТ ЖЕ ДУРИЩА!