Мэг тоже посмотрела на предметы на столе и спросила:

– А зачем вы купили три упаковки?

На долю секунды улыбка матери погасла. Потом она засмеялась и сказала:

– Оставим про запас.

– О да, – проговорила Мэг, – только представь, какими мы станем самодовольными, когда будем жить в постапокалиптической пустыне и окажемся единственной семьей в деревне, у которой есть упаковки мочалок. – Мэг заметила, как лицо Бет омрачилось, а затем она слегка, едва уловимо, покачала головой. Мэг громко цыкнула и продолжила: – Бет, у нас есть целых шестьдесят мочалок. Шестьдесят.

Бет виновато улыбнулась, тут же стояла Лорелея, ее плечи слегка поникли, а глаза стали грустными.

– Мэгги, почему ты всегда все портишь? Почему? – Глаза матери наполнились слезами, и она поспешно убрала свои сокровища в сумку.

– Что? – огрызнулась Мэг, глядя в лицо Бет, которая осуждающе смотрела на нее.

– Мэг, почему ты постоянно нападаешь на маму?

– Неужели ты не видишь, – прошипела она, – это все из-за вас, все в этом гребаном семействе виноваты в том, что она такая, какая есть. Вы ей потворствуете!

– Но какое это имеет значение? – спросила Бет. – Кому какое дело, что у нас слишком много мочалок? Какая разница, если эти забавные вещицы делают ее счастливой? Почему это тебя так сильно беспокоит?

– Потому, – начала Мэган, а ее ярость постепенно стала преобразовываться в более контролируемую и приобретающую осязаемые черты теорию, – потому что я думаю, что она больна.

Бет рассмеялась, но потом резко остановилась:

– Больна?

– Да, – сказала Мэг. – Психически. Больна на голову.

– О, не смеши!

– И не собиралась. Я серьезно. Все эти коллекции, навязчивые идеи с цветами, кухонными полотенцами и… радугами…

Бет пожала плечами.

– И думаю, что это началось еще в детстве. Ты же знаешь, она собирала волосы. Все делают вид, что это нормально. Но ведь это не так. Это безумие.

– О чем это вы шушукаетесь? – спросил Рори, застав сестер в прихожей; его длинные светлые волосы нависали прямо на глаза, а тощие ноги, как у отца, скрывали мешковатые джинсы. Несомненно, он был самым красивым мальчиком в классе. Но его пока вряд ли интересовало, обращают ли на него внимание одноклассницы. Ему только что исполнилось двенадцать.

– Ни о чем, – прошипела Мэг.

– Вы говорите о мочалках, ведь так?

Мэг промолчала. Вместо нее ответила Бет:

– Не начинай.

– А я ничего и не начинаю, – небрежно бросил он. – Просто мне кажется, здорово, когда есть запас. Мочалок для посуды никогда много не бывает.

– А где Риз? – спросила Бет, осторожно меняя тему разговора.

– На улице, – ответил Рори. – Пялится на что-то.

Все трое рассмеялись, поскольку ответ был предсказуем. Мэган посматривала то на Бет, то на Рори, ведь, невзирая на все их разногласия, брат и сестра все же были ее единомышленниками. Потом вдруг ее мысли перенеслись к Ризу, крошечному, непостижимому, непонятному Ризу – он в одиночестве лежал в саду, уставившись в пустоту синевы. На мгновение ей захотелось выйти в сад, разыскать его и спросить, о чем он думает. Но тут в прихожей зазвонил телефон; это был Эндрю Смарт, который приглашал ее в субботу на вечерний концерт, и едва он позвонил, как все остальные мысли улетучились из сознания Мэган.

Пасхальное воскресенье выдалось теплым и солнечным. Мэг никак не могла открыть глаза из-за ослепительного утреннего солнца. Радиобудильник только что сообщил ей, что сейчас 8.29. Она перестала бороться с собой и снова сомкнула веки. Пока она ждала, что к ней снова вернется сон, в ее мыслях вертелись воспоминания о приятных событиях вчерашнего вечера: визг шин на асфальте, Эндрю Смарт и его друг Ник подъезжают к ее дому, чтобы забрать ее на концерт, металлический привкус водки из фляжки, которую они по очереди передавали друг другу, солнце, заходящее за силуэты высоких деревьев и окрасившее окрестности в размытые оттенки медного цвета. Она вспомнила пальцы Эндрю, рассеяннно щекочущие ее шею, замечательное взрослое ощущение того, что в этом нет ничего страшного и все так и должно быть, предчувствие скорого побега из дома и из деревни, жужжание голосов в очереди, дразняще окутывающие место проведения концерта, запах холодного пива, прикосновение чужих липких футболок к ее голым рукам, рука Эндрю на ее плече, музыка, рокот голосов и постепенное нарастание и ослабление звука на танцполе, затем прикосновение прохладного воздуха к ее коже, когда они мчались домой вниз по извилистым дорогам, остроконечные тени деревьев, отбрасываемые на дорогу светом фар, потом быстрый поцелуй в губы перед оградой ее дома… Вот и все… Это не было свиданием в привычном понимании этого слова. Ник сидел на заднем сиденье и с нежностью смотрел на них, а потом сказал: «Ох, голубки». Тогда Эндрю бросил в него скомканной бумажкой, а Мэг в это время выскользнула из машины и пробралась в темный спящий дом, легкая, как воздух, улыбающаяся и пахнувшая чужим сигаретным дымом.

Она от неожиданности подскочила, когда увидела в кухне Риза.

– Риз! Черт, я чуть не описалась от страха. Что ты делаешь тут так поздно?

Он сидел в пижаме за кухонным столом, его гладкие светлые волосы аккуратно обрамляли лицо. Руки брата лежали на столе, купаясь в голубоватом свете луны, просачивающемся через окно. Он пожал плечами.

– Мне не спится, – сказал он.

Мэг нахмурилась.

– А почему бы тебе не почитать книгу или еще что-нибудь? – спросила она.

Он снова пожал плечами и сжал руки в кулаки.

– Пойдем, – сказала она. – Я тоже слишком перевозбуждена, не усну сейчас. Пойдем, посмотришь со мной телик.

В гостиной было темно, только в камине поблескивали тлеющие угли. В комнате тут и там были заметны следы родительского ужина: два пустых бокала из-под вина, банка от оливок, почтовая корреспонденция, кулинарная книга, раскрытая на рецепте «Курица Марсала». На продавленном диване по-прежнему виднелись вмятины от родителей и собаки. Подушки не взбиты, мусор не убран – создавалось впечатление, что родители внезапно исчезли, а не просто пошли спать.

Они застали концовку какого-то старого американского фильма с женщинами с филированными стрижками, мужчинами в нелепых брюках-клеш и заунывным саундтреком. Мэган принесла пакет апельсинового сока и два стакана.

– Мэгги! – откуда-то сверху она услышала пронзительный голос отца. – Это ты?

– Да.

– Я просто хотел убедиться, что ты пришла. Доброй ночи, милая!

– И тебе, пап.

Мэг и Риз переглянулись и улыбнулись.

– Ты долго там сидел? – спросила Мэг.

Риз в очередной раз пожал плечами.

– Не знаю.

– И часто ты так?

– Не так чтобы очень.

– О чем ты думал?

– Да особо ни о чем.

По телевизору американская дамочка кричала на американского мужика в авиаторских очках и золотой цепочке. При этом они стояли под пальмой. Обычно на таких сценах Мэган переключала канал. Но сейчас из-за музыки и водки она расслабилась, а первые робкие признаки влюбленности еще сильнее погрузили ее в благостное состояние, поэтому она ближе придвинулась к брату, задумчиво посмотрела на него и спросила:

– Ты счастлив, Риз?

Он слегка развернулся к ней:

– Конечно, я счастлив.

– А в школе все в порядке?

– Да. Все отлично.

Она немного помолчала, а потом продолжила:

– Просто, знаешь, мне кажется, у Рори уже столько друзей, а ты…

– Уместнее назвать их приятелями, а не друзьями, – огрызнулся он.

Мэган кивнула.

– Конечно, – согласилась она, – а в школе у тебя есть кто-то, с кем ты много общаешься, ну, в обеденное время и прочее?

– Разумеется, – ответил он. – Куча народу.

– А они хорошо к тебе относятся?

Риз вперил в нее злобный взгляд.

– Давай просто посмотрим фильм, хорошо? – сказал он.

– Я не хочу смотреть фильм. Я хочу поговорить с тобой. Мы никогда не разговариваем.

– Болтовня – это пустая трата времени.

– Как ты можешь так говорить?

Он отвернулся от нее и отодвинулся на другой конец дивана.

Какое-то мгновение Мэган разглядывала его хрупкие черты, жилистые руки, торчащие из-под мешковатой серой футболки, острые колени, торчащие сквозь старомодные джинсы. Он казался таким сердитым и одновременно грустным.

Она вздохнула, а через пять минут, когда закончился фильм, встала с дивана, мягко провела рукой по голове Риза и начала подниматься наверх в свою спальню, даже не пожелав брату спокойной ночи.


Через пару часов после пробуждения Мэган наконец поднялась с постели и спустилась вниз. Лорелея в розовой пижаме суетилась на кухне, ее длинные волосы были собраны в пучок.

– О, как хорошо! – просияла она. – Ты проснулась! Через полчаса Боб и Дженни пришлют своих малышей охотиться за яйцами. Мне понадобится ваша помощь.

– Концерт был фантастическим, спасибо, что спросила, – парировала Мэг. – Эндрю Смарт поцеловал меня в губы, и в четверг мы снова договорились встретиться.

Лорелея удивленно заморгала.

– О, – неопределенно проговорила она, – хорошо. Это очень здорово.

– Конечно, это здорово. Все равно я не слишком надеялась, что ты проявишь к этому какой-то интерес, когда есть такая жизненно важная вещь, как охота за яйцами.

– О, Мэгги, – мать сложила руки и надула губы. – Никто не говорит, что это жизненно важно, просто в этом все мы. Берды. Это традиция. Мы делаем это каждое пасхальное воскресенье, при любой погоде.

– Да, мама, но твоим младшим детям уже по двенадцать. Пора покончить с этой традицией.

– Чепуха.

– Я хочу сказать, что у Боба и Дженни есть свой сад. Почему они не могут устроить там охоту на яйца? Для собственных детей?

– Потому, – начала Лорелея, – что в нашем саду есть более укромные уголки и тайные местечки. А у них лужайка находится прямо рядом с дверью… ты ведь знаешь, она совсем плоская…

Мэган глубокомысленно кивнула.