Она подумала о своем столе на работе, тигровой орхидее в блестящем черном горшке, о солнце, пробивающемся сквозь чистые окна и освещающем темную мебель без малейшего намека на пыль, своих пальцах с идеально подстриженными ногтями, лежащих на клавишах новенькой клавиатуры, о волосах, кокетливо рассыпанных по плечам, о людях, которых она одаривала мимолетной искрящейся улыбкой… Эти люди не один раз за день проходили через ее кабинет и считали ее эффектной и уверенной в себе женщиной. Что бы они подумали, если бы увидели сейчас все это? Кем бы стали ее считать?
Снизу послышались вопли матери: она рыдала оттого, что Вики и Колин хотели выбросить разбитый горшок. Бет легла на кровать. Она только сейчас осознала, что не меняла постельное белье почти два месяца, и посмотрела на потолок. Она вздохнула, увидев, как с карнизов свисает паутина, и подумала о шкафе, забитом новыми тряпками и щетками для смахивания пыли, подумала про пылесос и швабры, хранящиеся под лестницей, которые грохались на пол каждый раз, когда кто-то касался перил. А потом ее внимание переключилось на Билла и Мэг в их средиземноморской идиллии, и на этот раз она не испытала ни малейшего удовольствия от образа Мэг в старомодном купальнике шестнадцатого размера.
Возможно, впервые в жизни она посмотрела на себя объективно. Она была пленницей. Но не в том смысле, как она всегда убеждала себя, потому что мать нуждалась в ней. Мать в ней не нуждалась. У матери была Вики, ее дом и ее барахло. Нет, Бет была пленницей темницы, которую сама себе построила. Давно настало время уйти отсюда. Единственное, что удерживало ее здесь, кроме собственной вины, был Билл. Муж ее сестры. Который едва удостоил ее взглядом, когда в тот день провожал ее до станции. Кто не звонил в течение нескольких недель. Кто последний год даже не снимал с нее лифчик во время секса. И с этим тоже надо было покончить. Прямо сейчас.
И в тот же самый момент Бет почувствовала, как ее легкие наполняются ненавистью к себе и топят ее в этом море негодования. Тут она услышала, как в рюкзаке гудит телефон. Она подтянула сумку со звонившим в ней телефоном к себе, и там оказался ее спасательный круг.
Привет, надеюсь, что сегодня ты в порядке. Чувствую свою вину, что заставил тебя столько выпить прошлой ночью. Во всем виноват только я. Как ты отнесешься к тому, чтобы снова встретиться сегодня вечером? Будем пить только апельсиновый сок и лимонад. Я бы очень хотел получить еще один шанс, чтобы узнать тебя получше. Береги себя. Джейс.
Шесть месяцев спустя, когда октябрьские вечера стали особенно темными и длинными, Вики, Мэдди и Софи наняли белый фургон, погрузили в него все свои вещи и переехали в небольшую угловую квартиру.
Когда несколько часов спустя они закрыли за собой входную дверь своего нового дома, Мэдди подошла к Вики и обняла мать.
– Спасибо, мамочка, – выдохнула она в мягкий свитер Вики. – Спасибо.
Вики поцеловала дочь в макушку и вытерла с кончика носа теплую слезу.
– Дорогая, – сказала она, держа лицо Мэдди в своих руках, – я сделала все, что могла, действительно все, но глупая Лорри не хочет, чтобы ей помогли. Поэтому теперь мы здесь, втроем.
– А если она приведет дом в порядок, мы вернемся назад?
Вики вздохнула и снова притянула к себе дочь.
– Она не собирается приводить в порядок свой дом, Мэд. Теперь я это точно знаю. – Еще одна слеза скатилась по ее щеке. Отказываться от чего-либо, и особенно от любви, было совсем не в характере Вики. – Бедная старая Лорри, – проговорила она. – Такая красивая у нее душа… Время сыграло с ней ужасную шутку.
Спустя два месяца после их отъезда Бет уехала в Австралию, чтобы попытаться начать новую жизнь с этим милым мальчиком Джейсоном.
Тогда Лорри впервые в жизни осталась совсем одна. Беспокойство Вики нарастало. Но ничего не поделаешь. Рано или поздно это должно было произойти.
Мэдди отстранилась от нее и улыбнулась.
– Я могу пригласить Джейд? В гости?
Вики вздрогнула. Как она не замечала этого все эти месяцы и годы? Ее детям не хватало таких обыденных вещей. Она улыбнулась, а потом сказала:
– Да, черт возьми, разумеется. Скажи ей, пусть приходит прямо сейчас.
8
Понедельник 3 января 2011 года
Здравствуй, милый Джим!
Последние пару дней от тебя не было писем… Сожалею, что тебе нездоровилось, и рада слышать, что тебе уже лучше. Может быть, в новогоднюю ночь ты переел? Наверняка ел все подряд, я права?! Я рада, что тебе понравились фото. Спасибо за твои милые комментарии. Для своего возраста я еще довольно привлекательна, и это не хвастовство, ну ты понимаешь, о чем я. Хотя я часто напоминаю сорванца, всегда бегаю босиком, забываю расчесывать волосы. В общем, ты спрашивал, что имела в виду Мэг, когда говорила, что мне нужно показаться врачу. Ясно, что я сильно напугала тебя! (Я шучу, Джим. Из того немногого, что я узнала о тебе из нашей переписки за эти последние несколько недель и что оставило у меня в душе очень приятное впечатление, так это то, что ты очень открытый человек и в некоторой степени даже непоколебимый, не так ли?!) Поэтому я тоже хочу рассказывать тебе только правду. Даже, пожалуй, так: правду с большой буквы. Ты был очень честным со мной, когда говорил о своих проблемах с алкоголем, марихуаной. Ты рассказывал об этом как человек, который принимает себя таким, какой есть, и подписывается под каждым своим поступком. Поэтому полагаю, что будет справедливо, если я буду поступать так же.
Я накопитель, Джим. Я использую только это слово, поскольку любое другое может ввести тебя в заблуждение. Я могла бы сказать, что я коллекционер. Или барахольщица. Я могла бы, наверное, описать себя как человека, который не любит выбрасывать вещи. Но и этого будет недостаточно.
Поэтому я могу только предположить, что подумал социальный работник, когда приходил к твоему дому, чтобы оценить его с точки зрения безопасности (как ты понимаешь, мне-то все равно, но для моих ближайших соседей это стыд, позор!), и я снова и снова, будучи человеком, имеющим страсть к накопительству, говорю тебе, что на самом деле тебе просто нужно развести руки, вздохнуть и сказать: ну хорошо. Вы уличили меня. Хорошо. Да. Я такой. Но помни, Джим, это так же, как и алкоголизм, влечет за собой мириады последствий, поэтому накопительство подразумевает триллион различных вариаций.
Почему это все произошло? Я не грязнуля. И мой дом тоже. Просто у меня слишком много вещей. Их до такой степени много, что здесь просто нет места для грязи. Ха-ха! Я слышала о людях, которые прячут фекалии. Свои же собственные фекалии. Это меня возмущает. И еще люди, которые собирают животных.
И что особенно ужасно, и это очевидно, так это страдания этих бедных животных. А я – я просто покупаю слишком много вещей. А еще я люблю хранить то, что называю сувенирами, которые связаны с какими-то моментами моей жизни. Эти вещи я могу взять в руки, посмотреть на них и вспомнить что-то важное для меня. Человеческая память такая жестокая, разрушительная вещь, она так просто отбрасывает дорогие сердцу вещи, не спрашивая разрешения…. По крайней мере, здесь, в моем доме, я могу сохранить свои воспоминания.
Конечно, никто этого не понимает. Когда я говорю об этом с Мэг и пытаюсь отстоять свое мнение, мы почти всегда спорим. Она считает, что все дело в наведении порядка. В банальной чистоте. Она не имеет абсолютно никакого понятия о том, чем руководствуюсь я… Боюсь, все зашло слишком далеко. Я бы назвала ее аккуратным уродом. Она без ума от чистоты, порядка и минимализма.
И у нее четверо детей! Это меня пугает! Так что я просила ее больше никогда не появляться в моем доме. На самом деле, поскольку мы с тобой откровенны, тебе хорошо известно, что в моем доме никто не бывает. Все изменилось только на похоронах. Это был самый ужасный день. Я расскажу тебе об этом в другой раз. Поподробнее! Но в тот же день я приняла решение, что мне нужно задраить люки и быть самостоятельной. Только не истолкуй неверно мои мысли, Джим. Я совсем не асоциальна. В магазинах я бываю, там я верный любимый клиент. Я машу рукой, когда здороваюсь с друзьями и соседями. Я подхожу к телефону и пишу письма по электронной почте, принимаю приглашения (в пределах разумного!). Но здесь, в моем доме, меня лучше оставить в покое. Я счастлива в одиночестве.
Ну ладно, об этом я могу говорить очень долго. Но предполагаю, что это кое-что прояснит для тебя.
Я так сильно люблю тебя, милый Джим… Пожалуйста, напиши в ближайшее время. Когда приходят твои сообщения по электронной почте, я так радуюсь – это лучший момент за весь день, его как будто освещают самые яркие звезды.
L
ххххх
Апрель 2011 года
Молли и Мэг молча сидели в прохладном кабинете, отделанном деревянными панелями, и старались переварить факты, которые только что им сладким голосом мягко сообщила дама по имени Стелла Ричардс.
Лорелея умерла от неизлечимой формы туберкулеза, вызванной острой нехваткой питания. В момент смерти она весила 32 килограмма, у нее осталось всего пять зубов, и она была почти лысой. Содержимое ее желудка было трудно определить, поскольку на момент смерти она не ела почти неделю. Но оказалось, что ее последней пищей был рисовый пирог и пара глотков апельсинового сока. Врачи также нашли маленькую раковую опухоль в легком, но это не было причиной ее смерти.
Это уже было слишком, Мэг перестала слушать. А думать она могла только о том, что ее мать заморила себя голодом, а потом долго и мучительно умирала в своей машине на аварийной площадке, находясь в двадцати минутах езды от деревни, в полном одиночестве. А Мэг в это время сидела в своем уютном доме, в окружении милых детишек (и, если уж на то пошло, страдая от избыточного веса), смотря по телевизору передачу «Великий пекарь Британии» и попивая хорошее вино.
"Холодные сердца" отзывы
Отзывы читателей о книге "Холодные сердца". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Холодные сердца" друзьям в соцсетях.