Наталья Майорова - Холодные игры

Казалось, угроза всему делу и тысячеверстному пути совершенно не волнует Софи. Вера пожала плечами, присела на лавку.

– Так будете одеваться-то выходить или как? – помолчав, спросила она, глядя в сонные, с детской молочной поволокой глаза Софи.

– Буду, буду, буду, скоро, скоро, скоро, – скороговоркой пробормотала Софи. – Но не сейчас…

Тем временем внизу, в хозяйских комнатах, Илья, подпрыгивая, натягивал меховые мансийские сапожки.

– Куда опять понесся, бестолочь?! – вопросил Самсон.

– Мне нужно, папаня, нужно!

– Одному, значит, мало-мало нужно, у другой нездоровье, а Самсон, значит, самый здоровый, а?! Я, значит, должен и внизу в зале сидеть, и если барышне что понадобится…

– Хаймешка обслужит, я ей сказал…

– Он ей сказал! Нет, вы только послушайте…

– Готовь лучше, папаня, водки побольше и закуски на вечер, – уже с порога усмехнулся Илья. – Сегодня, я так думаю, у нас большой прибыток будет…

– Это с чего это?! – насторожился Самсон.

– А кто меня учил, что прибыль в торговом деле – это прежде всего организация рекламы? А?!

Илья со скрипом затворил за собой дверь, впустив небольшое облачко пара и горсть снежинок, тут же осевших на половик водяной пылью. Самсон грузно опустился на лавку и сосредоточенно почесал небольшую темно-красную плешь, обрамленную черными с проседью кудряшками.

«Какая ж для Самсона реклама, если в Егорьевске всего одна корчма?» – спросил он сам у себя.

– Самсон, я говорила тебе сто раз, но ты не слушал меня. – На пороге комнаты появилась невысокая полная женщина, закутанная в шаль с кистями. – Он ни в грош не ставит твой авторитет, и теперь уж его не воспитаешь…

– Тебе уже лучше, Розочка? Как твой желудок? Мы не хотели беспокоить тебя…

– Разве без меня дела могут идти, как им следует?

– Разумеется, нет…

– Я слышала, что говорил твой сын… Он был возмутительно…

– Но, Розочка, во-первых, это и твой сын, а во-вторых, что же я могу…

– Теперь уж поздно, я сказала, но раньше ты, как мужчина, должен был брать в руки вожжи и…

– Розочка, но мой собственный отец никогда не воспитывал меня вожжами. Он объяснял мне жизнь… У нас в Бердичеве…

– Мы уже двадцать лет не в Бердичеве, Самсон. А в Сибири недорослей воспитывают вожжами. Погляди, как почтителен с отцом сын этого подрядчика, Василий… А Минька с Павкой, друзья нашего обалдуя? Отец только глянет…

– Роза, Илья сказал, что у нас сегодня будет много посетителей. Я не совсем понял…

– Он, однако, в кои-то веки раз истинную правду сказал. Я выйду в залу, а ты пошли Хаймешку за капустой и моченой брусникой. Сам посмотри, что подать из выпивки… А что, эта девица из Петербурга и вправду аристократка?

– Розочка, да я и видел-то ее мельком. Илюшка вокруг нее ужом вился…

– Вечно ты самого главного не видишь, Самсон!

– Как так, Розочка?! Ведь я же разглядел когда-то твою несравненную красоту!

– Когда-то?!

– И сейчас, Розочка, и сейчас…

– Ну то-то же!

Супруги добродушно подмигнули друг другу (глаза у обоих были округлые, влажные, похожие на темные виноградины). Проходя мимо жены, Самсон, пригнувшись, ущипнул ее за толстую ляжку, а она кулаком пихнула его в бок. Приласкавшись таким образом, оба отправились по хозяйственным делам.

Вымороженное небо оставалось белым, но снег уже по-вечернему поголубел, когда закутанная до глаз Софи в сопровождении Веры снова вышла на площадь перед трактиром. Узкий серебряный серпик месяца, похожий на изящную серьгу, висел высоко над тесовыми крышами домов. Давешний черный песик на правах старого знакомого, виляя хвостом, кинулся Вере в ноги. Вера, наклонившись, почесала ему загривок. Несмотря на ранний час, над входом в трактир горел керосиновый фонарь. Вывеска была отчищена от снега, крыльцо разметено, а дверь поминутно открывалась, впуская и выпуская людей и клубы пара. На самой площади, противу вчерашнего, тоже было оживленно. Илья стоял у входа в трактир вместе с двумя низкорослыми, но удивительно широкоплечими парнями. Все трое почтительно поклонились Софи.

– Хорошо ли отдохнуть изволили? – спросил Илья, сплевывая с ярких губ коричневую шелуху. – Не желаете ли орешков?

– Нет, Илья, спасибо, – живо откликнулась Софи. – Не надо орехов. Это кедровые, да? Я, знаешь, так и не научилась покуда их есть. Весь рот в кожурках, и никакого удовольствия… А отдохнула просто замечательно. Давно так не спала! Просто, веришь, вставать не хотелось.

Польщенный похвалой и ласковым обращением Илья с гордостью глянул на дружков и снова поклонился:

– Я вам, Софья Павловна, лущеных после подам. Их чистить не надо. Чтоб вы вкус спознали, а дальше…

– Спасибо, Илья, спасибо, – перебила парня Софи. – А вот скажи, где у вас здесь можно найти… ну, знатных людей, что ли…

– Эге-ге! Софья Павловна! – рассмеялся Илья. – Эка вы сказали-то! Здесь вам не Петербург. Знатных людей в Егорьевске сроду не было. Дворяне у нас только ссыльные встречаются, да и те, как разрешение выйдет, тянутся в Тобольск или в Томск. Купцов гильдейских у нас тоже немае… Может, вам кого из полицейских чинов надобно?

– Нет, нет! – Вспомнив про собственное положение, Софи яростно замотала головой. – Полиции мне не надо!

– Ну тогда глядите на выбор. Толстосумы и мироеды: с младшим корчмарем вы уже знакомы… – Илья весело ткнул себя пальцем в грудь и обвел взглядом площадь. Софи посмотрела вслед и с удивлением обнаружила, что на почтительном расстоянии вокруг беседующих собрался полукруг любопытно прислушивающихся людей. Да еще в распахнутых дверях трактира тянули шеи не то трое, не то четверо. Илья прекрасно видел зрителей и явно слегка работал на публику. – Есть еще мой папаня, Самсон Лазаревич, старше годами в два раза и в три раза толще. Далее следует главный толстосум Иван Парфенович Гордеев и его новый управляющий, но они нынче в отъезде по делам. Есть еще подрядчики, главный по извозу господин Полушкин, лавочники, пара мироедов из инородцев, но они в основном своих соплеменников спаивают и на том делают гешефт… Далее имеются препочтеннейшие духовные лица, есть даже один иеромонах, владыка Елпидифор, но он вельми болезен и годами стар. Теперь интеллихенция: становой пристав, инженеры по горной части, почтовые чиновники в числе аж трех штук, лекарь Пичугин, просветители – господа Златовратский и Петропавловский-Коронин, геодезист и землемер Фрумм, но он сейчас в Обской губе наблюдения снимает… кабы не забыть кого…

– Спасибо, спасибо, Илья! Ты так хорошо все рассказал, – заторопилась Софи. Ей было весьма неловко стоять и разговаривать под любопытными (но, впрочем, вполне доброжелательными) взглядами незнакомых людей. Казалось, что эти взгляды щекотали ее, и хотелось сунуть руку под пальто и почесаться. – Мы, пожалуй, пойдем погуляем…

– К ужину возвращайтесь, – кивнул Илья. – И орешков лущеных изготовлю…

– Самсон, мальчик вырос в диких краях и совершенно не понимает дистанции, – негромко сказала мужу Роза, наблюдавшая всю сцену из приоткрытого окна мезонина. – Я просто не понимаю, как бы он жил в таких культурных местах, как Бердичев или, к примеру, Могилев…

– Увы, Розочка! – сокрушенно покачал головой Самсон. – Я думаю, он никогда не увидит этих благословенных краев… Но и здесь жить можно… Как ты думаешь, мест сегодня хватит или велеть Егору вынести в залу еще один стол и лавки?

Выпятив нижнюю губу, Роза оглядела площадь, плотно прикрыла окно и задернула занавеску.

– Разве можно что-то сравнить с Бердичевом?! – темпераментно сказала она и смахнула непрошеную слезу. – Я так понимаю, Самсон, что два стола. И побольше водки.

На площадь меж тем вылетел маленький скрипучий возок с разъезжающимися в разные стороны полозьями. Небольшая нервная лошадка недовольно всхрапнула, но все же, повинуясь твердой руке седока, затормозила почти вплотную к застывшим в раздумье девушкам. Софи опасливо посторонилась, а Вера с крестьянской невозмутимостью огладила вспененную морду кобылки и потрепала ее по шее.

Худощавая, одетая в мужской полушубок и пимы женщина выскочила из возка и, намотав на одну руку вожжи, другую протянула Софи.

– Вот! Поспела! Значит, правда. Леокардия Златовратская. Но вы уж совсем девочка! Леокардия Власьевна, если угодно. Впрочем, пустое. У вас дело здесь или проездом? Конфидент обещаю полный. Этот народ… – Она прищурилась и обвела площадь презрительным взглядом. Каждый, на кого падал ее взгляд, либо глядел в сторону, либо преувеличенно темпераментно обращался к ближайшему собеседнику. Некоторые, от скудости фантазии, одновременно задали друг другу совершенно одинаковые вопросы. Златовратская усмехнулась. – Они зимой всегда со скуки бесятся, потому что дело стоит, а культурных запросов, кроме водки, не имеют… У нас в селах, представьте, даже песен народных нет и плясок. Вот и развлекаются, как могут… Так что ж вы? Как вас звать?

– София Павловна Домогатская, к вашим услугам. Можно просто Софи. – Софи сдернула варежку и пожала крепкую, горячую ладонь Златовратской. – Я из Петербурга. Я… очень хорошо, что я вас встретила, Леокардия Власьевна. Я здесь одного человека ищу, а никто не знает…

– Как звать? В каком чине? По какой надобности? Когда ожидался?

При всем желании Софи могла ответить только на два крайних вопроса.

– Звать – Дубравин Сергей Алексеевич. Должен был на исходе лета прибыть и дальше проследовать. А мне послание на почте оставить…