Элизабет Бикон - Холодное сердце

– Я вернусь к вам, – пообещал Люк, поднимая вверх их сплетенные руки, как будто в знак клятвы, которую они давали, несмотря на все возражения Хлои.

– К нам? – поправила она, предлагая некий компромисс, поскольку они договорились, что Ив останется здесь до его возвращения, а в конце каждой недели домой будет приезжать Верити, и это создавало видимость семьи, независимо от того, хотела этого Хлоя или нет. – Этого достаточно?

– Пока да, и снова, возвращаясь к моему заданию, какого любовника могла бы выбрать ваша сестра?

– Какого-нибудь юного адониса вроде лорда Мантеня, каким он был десять лет назад, если только он не был тогда таким циничным, в чем я сомневаюсь, – ответила Хлоя, попытавшись представить себе возлюбленного сестры второй раз в жизни после того, как узнала, что у нее будет ребенок.

– Раз так, то ему лучше держаться подальше от второй сестры, если он хочет сохранить в целости свою шкуру, – сердито пробурчал Люк, и Хлоя улыбнулась.

– Мне больше нравятся мрачные задумчивые рыцари с севера.

– Перестаньте удерживать меня своими туманными посулами, Хлоя. Я еду, чтобы найти того идола на глиняных ногах, которому поклонялась ваша сестра. Я встречусь с ним и после того, как задам ему трепку, смогу вернуться и наконец отвести вас к алтарю.

– Можно подумать, что это что-нибудь меняет. Я сказала «нет» и не собираюсь отступать, – фыркнула Хлоя и, высвободившись из рук Люка, пошла прочь, с удивлением услышав за спиной его смех. – Несносный, упрямый, невозможный человек, – пробормотала она, стремительно входя в дом.

Через полтора месяца, спускаясь по изящной парадной лестнице Фарензе-Лодж, Хлоя уже не чувствовала в себе такой уверенности. Она собиралась начать в доме большую уборку, поскольку Виржиния распорядилась, чтобы все признаки траура после ее смерти были убраны как можно быстрее. Хлоя понимала, она должна быть счастлива, что остается здесь в отсутствие своей хозяйки и покровительницы, однако сознание собственной трусости омрачало ее радость, заставляя весеннее солнце сиять не так ярко, а первоцветы и фиалки, появившиеся на опушках все еще голых лесов, блекнуть.

Ей так и не хватило смелости рассказать Верити, кто она на самом деле, и эта глупая слабость тяжким грузом лежала у нее на сердце. Груз буквально придавливал Хлою к земле, когда она вместе с горничными снимала темные вуали с золоченых зеркал и статуй и открывала ставни в комнатах, до сегодняшнего дня погруженных в полумрак. С мебели в прекрасном будуаре Виржинии убрали голландские покрывала, и последние предметы, значившиеся в списке мистера Палсона в качестве наследства, подготовили к передаче новым владельцам в память об их столь любимой всеми хозяйке. Передача должна была сопровождаться письмом от Ив или личным визитом ее отца, или экономки.

Жизнь вокруг Ив неумолимо двигалась вперед, но девушка постоянно чувствовала, что прошлое, нависая над ней мрачной пеленой, угрожает ее благополучию. Внешне она по-прежнему выглядела строгой исполнительной домоправительницей, однако теперь, ожидая возвращения отца, чувствовала себя совсем не такой разумной и собранной.

К счастью, никто не знал о тех длинных письмах от Люка, которые приходили вложенными в скрепленный его печатью конверт, который он еженедельно отправлял своей дочери. Ив всегда передавала их Хлое с таким преувеличенно равнодушным видом, который говорил, что девушка знает об отношениях своего отца с экономкой гораздо больше, чем хотелось бы последней. И все же теперь, когда за своей воспитанницей и за всеми остальными присматривала вполне благопристойная и более взрослая гувернантка Ив, Хлоя понимала, что Люк делает все, чтобы не привлекать лишнего внимания к ее присутствию в доме, за что она любила его еще больше.

– Он ухаживает за вами, – заметила Брэн, когда пришло очередное письмо и Хлоя торопливо спрятала его в карман, надеясь прочесть, как только найдет повод, чтобы остаться одной.

Когда ей это удавалось, она садилась и впитывала каждое слово, почти явственно ощущая, как Люк стоит рядом и рассказывает ей, кого он встретил и что он думает о той части Шотландии, где оказалась Дафна. Затем следовали весьма острые замечания в отношении леди Хэмминг, их тетки по отцовской линии, которые наверняка не доставили бы ей удовольствия, если бы она их прочла.

– Его светлость информирует меня по поводу интересующих меня дел, которыми он занимается в Шотландии, – бросила Хлоя в ответ на это замечание Брэн, понимая, что покрасневшие щеки безнадежно выдают ее.

– Его светлость добрый человек, но не настолько, чтобы писать кому-нибудь такие длинные письма просто из любезности, миссис Уитен, – возразила маленькая, с испещренными морщинами лицом, женщина.

– Он не может ухаживать за мной, я прислуга, – окаменев, выдавила Хлоя.

– И теперь тоже?

– Конечно.

– Знать и дворяне могут видеть то, что им хочется, глядя на нас как на пустое место, но всех остальных вам так просто не обмануть, моя дорогая.

– Тем не менее я по-прежнему экономка.

– И более того, очень хорошая. Но это не то, для чего вы рождены.

– Можно подумать, что многие леди заняты чем-то другим, если не считать времени, когда они вынашивают наследников. Даже если я рождена благородной дамой, мне вовсе не хочется превратиться в унылую самку для какого-нибудь лорда с холодным сердцем.

– А если он мужчина во всех смыслах этого слова и остался бы таким, будь он хоть лорд, хоть ремесленник? Не судите о лорде Фарензе по другим знатным негодяям, миссис Хлоя. Он и без того достаточно пострадал от женщины, которая не смогла разглядеть под грубоватыми манерами его доброе сердце. Спросите себя сами, зачем он так ворчит и сверкает глазами на тех, кто хочет покопаться в его жизни, если не для того, чтобы защитить неистового романтика, который скрывается в его душе? Вы нужны ему, моя девочка. Так неужели вместо того, чтобы сделать его счастливым, вы оттолкнете его, как будто он ничего не стоит, как та бессердечная мадам, на которой он женился, когда был слишком молод и не понимал, что к чему?

– И вы доверите мне счастье такого хорошего человека? Я не уверена, что могу составить его. В моих жилах течет дурная кровь, Брэн. Виконту же лучше, если он больше не станет связываться со мной.

– Посмотрите на себя внимательнее в зеркало, и вы поймете, что на вас смотрит незнакомка. Это я насчет дурной крови.

– Я его не стою, Брэн, – прошептала Хлоя, как будто, произнеся это вслух, она признавала, что лорд Фарензе действительно ухаживает за компаньонкой своей тетушки.

– И не будете, если станете по-прежнему прятаться в этом чепце и черных платьях. Он достоин лучшего.

– Именно это я вам и говорю.

– Нет, не это. У вас целый воз причин, чтобы сказать ему «нет» в то время, как он предлагает вам свое сердце. Милорд заслуживает, чтобы женщина сказала ему «да», черт возьми.

– Но у меня есть дочь, и я не могу забывать об этом, – упрямо возразила Хлоя.

– А у него разве нет? Вы не верите, что он способен стать хорошим отцом для вашей Верити?

– Конечно, верю, – призналась Хлоя, вздохнув с облегчением, когда в комнату вошла Ив, чтобы поинтересоваться, почему они так долго не могут сосчитать салфетки и заказать еще. Ее появление спасло Хлою от продолжения этого неловкого разговора.

Взглянув на себя со стороны, Хлоя задалась вопросом, почему все считали, что из двух сестер Тиссели именно она готова уничтожить любого, кто встанет на их с Дафной пути. Хлоя вспомнила, как хитро вел себя отец, когда решил продать свою более покладистую дочь и увез Дафну так, что Хлоя даже понятия не имела, где она. Даже теперь Хлоя чувствовала яростное желание броситься на него, как тогда. Как посмотрела бы та юная Хлоя на эту пришибленную жизнью женщину, в которую она превратилась. Думая лишь о том, чтобы обеспечить безопасность Верити и себе, она годами отказывалась жить полной жизнью, любить Люка. И вот теперь настало время отпустить эту сжатую пружину и научиться жить без нее.

Леди Хлоя Тиссели рано узнала, что любовь – это западня. Из-за любви умерла Дафна, а ей самой пришлось бежать, спасая ребенка. Неудивительно, что десять лет назад она отказалась довериться своей страсти к милорду Фарензе. В то время он был мрачен, обижен и, должно быть, страдал от своего влечения к ней, поэтому чаще смотрел сердито, чем улыбался. Тогда Люк носил маску усталого, циничного аристократа, совсем не похожего на пылкого романтического любовника, о котором мечтала Хлоя. Понятно, что она пришла в ужас, обнаружив в своем, как ей казалось, окаменевшем сердце пробуждающуюся страсть к нему.

Когда Верити была чувствительным, беззащитным ребенком, Хлоя знала, что должна отдавать ей все свои силы, но действительно ли ее дочь нуждалась в этом теперь? Хлоя думала, как должна мать относиться к своему подросшему ребенку. Миссис Уинтерли все его детство обращалась с Люком как с кукушонком, подброшенным в ее гнездо, потому что ей хотелось, чтобы наследником стал ее собственный сын. Но теперь, когда Джеймс стал относиться к своей матери так же скептически, как его сводный брат, что она чувствовала, отвергнутая тем самым существом, которое боготворила? На мгновение Хлоя ощутила прилив материнского сочувствия к этой женщине, которую не любила за то, что та сделала все возможное, чтобы братья возненавидели друг друга. Неудивительно, что с такой мачехой Люку понадобились годы, чтобы снова поверить в людей. А потом его глупая эгоистичная жена обвинила его в холодности и неспособности любить и, причинив непоправимый вред, сбежала.

Хлоя вспомнила, каким пылким и страстным он мог быть, и ее щеки вспыхнули. Сказав себе, что должна держать в секрете свою одержимость хозяином дома, она переключилась на то, чтобы дать горничным указания вымыть и вычистить все предметы, имевшие отношение к похоронам, а затем убрать их в самое темное место на чердаке. Когда каждая из них занялась своим делом, Хлоя сочла, что может дать себе полчаса покоя, и заперлась от всех в библиотеке.