Они сидели рядом на маленьком диванчике, как будто специально созданном для того, чтобы двое любовников могли скоротать на нем зимний вечер.

– Неужели я даже не заслуживаю того, чтобы узнать, кто мне отказывает?

Конечно же он заслуживал этого, несмотря на то что стоило ей назвать свое имя, и он бы понял, что она права. Ей уже не нужно было пытаться продлить эти сладкие моменты, ведь она могла схватить свое счастье прямо сейчас, если бы любила его не так сильно.

Хлоя сунула руку в карман, которым ни одна светская модница не позволила бы испортить силуэт своего платья с завышенной талией, и молча протянула ему письмо, на котором изящным почерком Виржинии значилось леди Хлое Тиссели.

Глядя, как Люк читал эти три проклятых слова, Хлоя со страхом ждала, что его лицо помрачнеет, а брови с отвращением нахмурятся, но вместо этого в его глазах мелькнул лишь слабый интерес. Неужели до него не доходила дурная слава, которой ее отец и брат покрыли фамильное имя и титул, заставив их смердеть, словно протухшая рыба?

– Мой отец был лорд Кроудейл, – заставила она себя произнести.

– А мой был дурак, но это не мешает нам пожениться, – настаивал Люк.

Хлоя посмотрела на него и с удивлением увидела злость в глубине этих глаз, испещренных серебряными и золотыми искрами, окружавшими ясные черные зрачки. Она подумала, что могла бы часами разглядывать их, если бы он ей позволил.

– Разве вы не понимаете, какой скандал вызовет мое возвращение из небытия после того, как они наверняка объявили о нашей безвременной кончине, чтобы оправдать исчезновение двух дочерей? Для Верити лучше оставаться дочерью никому не известной экономки, которая очень рано овдовела. Никто не станет оспаривать происхождение девушки среднего сословия, как если выяснится, что она дочь леди Дафны Тиссели.

– И вы готовы так ограничить ее жизненные возможности? Сделать из нее неприметную девушку среднего сословия? О нет, леди Хлоя Тиссели, вы не можете сделать ничтожество из девочки, которая обещает стать такой же возмутительно красивой, какой когда-то была Виржиния. Неужели вы не заметили ее изящную фигуру, лицо и цвет волос, которые всего через несколько лет способны будут произвести в свете настоящий фурор? Если так, то это глупо с вашей стороны, тем более что стоит ей стать достаточно взрослой, как у этой дочери простой экономки возникнут ужасные проблемы без отца, который мог бы защитить ее от целой стаи волков, привлеченной к вашей двери.

– Я… – Хлоя запнулась и подумала: что, если он прав?

– Да, вы?.. – безжалостно настаивал Люк, гневно сверкая глазами и сдвинув брови.

Хлое еще сильнее захотелось любить его. Его злость была отчасти вызвана ее поведением в отношении Вериги, а с другой стороны – о, чудо! – он хотел стать отцом для ее дочери.

– Я не могу просто так передумать и сказать «да», потому что мне очень выгодно получить знатного мужа. Это было бы неправильно.

– О, Хлоя. – Люк невольно засмеялся, и его взгляд, только что метавший молнии, сразу же прояснился. – Моя Хлоя, – сказал он, словно, как бы она ни возражала, ничто не могло этого изменить, – я обещаю заботиться о вашей дочери, как если бы она была младшей сестрой Ив. Прошу, примите мое предложение и признайте, что мы никогда не перестанем хотеть друг друга, пока живем на этом свете. Я клянусь, что сделаю все, чтобы выяснить, кто отец Верити, и, если он еще жив, заставлю его признать свои обязательства в отношении ее. Как бы то ни было, она Тиссели, и это кое-что для меня значит, хотя бы потому, что вы одна из них.

Хлоя собралась возразить, но Люк покачал головой:

– Нет, не настаивайте на том, что длинный список грехов вашего отца, а теперь и братьев погубил и две ваши жизни. Когда-то ваше древнее благородное имя и титул носили более достойные люди, чем его нынешний владелец или ваш отец. Женщины из семьи Тиссели обороняли свои замки и вели в бой солдат в отсутствие мужей. Они скакали по полям битв в поисках своих любимых и защищали свои богатства. Продолжайте прятаться, и вы окажете своим братьям еще большую услугу, чем уже сделали, уйдя от них и лишив Верити законной доли ее наследства и родства со всеми теми воительницами, о которых она имеет право знать.

– Нет, – не выдержала Хлоя. – Как вы можете, сидя здесь, упрекать меня за то, что я поступила неправильно? Вы обвиняете меня в том, что я слабее и ничтожнее этих неукротимых женщин из рода Тиссели, потому что я сбежала, вместо того чтобы дать моей семье обречь Верити на смерть от зимнего холода?

– Мне нет нужды это делать, вы сделали это сами, – произнес Люк так спокойно, что Хлоя невольно застыла в своем гневном порыве и уставилась на него с открытым ртом. – А теперь делаете то же самое со мной и с обеими нашими дочерьми, – безжалостно добавил он.

– Нет, что бы ни случилось, они будут в безопасности.

– Вы не правы, Хлоя. Это несправедливо, но они еще могут пострадать за грехи своих отцов, – хмуро сказал Люк. Хотя как он мог называть себя грешником, если был так отчаянно молод, когда сам стал отцом?

– А их матери? – сказала она, вспоминая о том, как в агонии умирала Дафна, отчаянно силясь дать жизнь своему ребенку. – Неужели тот ветер, который приносит в мир дочерей, должен своим дуновением уносить их матерей? – с содроганием произнесла она.

– Хотел бы я, чтобы так было, – хрипло ответил Люк, и ему показалось, что память возвращает его назад. – Впрочем, не думаю, что у вашей сестры было время накопить много грехов за свою короткую жизнь, – добавил он, словно заставляя себя закрыть дверь за всем тем, что сделала его жена, прежде чем встретила свой конец на горной дороге в далекой стране, когда много миль и лет разделяли ее от мужа и дочери, давно переставших иметь для нее значение.

– Нет, и я отказываюсь верить, что смерть Дафны стала наказанием за то, что она сделала, чтобы произвести на свет Верити. Но я не стану отрицать, что многие сказали бы именно так и обвинили бы Верити в том, что она родилась не по правилам. Мы должны подумать о ней, Люк. Мне может это не нравиться, но я осознаю, что, если правда откроется, в обществе станут показывать на нее пальцем и строить бесконечные догадки о том, кто ее отец, – тихо сказала она, впервые произнеся вслух его имя. Как бы ей хотелось иметь право снова очутиться в его объятиях и, забыв о прошлом, любить его.

– Да, – сказал Люк, тяжело вздохнув, – это возможно, но, если мы будем вместе, это нас не затронет. Я научился этому, став отцом Ив, и вам тоже нужно это понять. До тех пор, пока в нашем доме живет любовь, зло и жестокость не смогут дотянуться до нас.

– Но вы не можете навсегда запереться в своем холодном замке, милорд. – Ее голос предупреждал его, вопрошая, как он справится с тем всплеском интереса, который ожидает его через пару лет, когда Ив начнет выезжать в свет. Если к тому времени у него появятся приемная дочь, отец которой неизвестен, и жена, самым невероятным образом воскресшая из мертвых вместе с осиротевшей племянницей, любопытству общества не будет конца.

– Благодаря вам я уже не могу этим ограничиться, – сердито ответил он.

– И незачем говорить об этом с таким раздражением.

– Почему же? Я был почти счастлив тем, что у меня было, и старался не задумываться о том, чего хочу на самом деле, пока у меня не появилась надежда. Это вы научили меня надеяться, Хлоя, так неужели вы думаете, что имеете право отбирать надежду теперь, когда я наконец освоил эту премудрость?

– Я не знаю.

– Так запомните мои слова, как если бы они были высечены на скале, леди Хлоя Тиссели. Я не отступлюсь.

– Как вы себе представляете объявление о нашей свадьбе, милорд? «Леди Хлоя Тиссели, которую считали умершей десять лет назад, выходит замуж за виконта Фарензе, заслуживающего нашего глубокого сочувствия».

– А вы можете себе представить, что говорили в свете обо мне и моей семье, когда моя жена вываляла мое имя в грязи? Мне все равно, что будут говорить. Люди, чье мнение имеет для меня значение, будут знать правду, а остальные могут считать как им угодно. Мне безразлично, что думают обо мне в свете.

– Но мне нет.

– Вот вам и нести этот крест, и не перекладывайте его на меня.

Хлоя с вызовом посмотрела ему в глаза и кивнула, соглашаясь с тем, что должна сама решить, согласна ли она наградить их всех этой дурной славой или нет. Не слишком ли много берет на себя Люк, решив принять ее и Верити? И смогут ли они с Люком жить дальше, не подвергая себя этому риску? Сможет ли она прожить без него, каждый день ожидая известия о том, что он женился на другой, что у него родились от нее дети? Не сойдет ли с ума, продолжая жить убогой жизнью экономки в каком-нибудь другом доме, который она не будет любить, как этот? Жить до конца своих дней в горькой и бесплодной тоске о лорде Фарензе?

– Что бы мы ни решили в отношении нашего будущего, у меня есть дела, которые мне надлежит исполнить, лорд Фарензе. – Хлоя решительно поднялась.

– Значит, леди Хлоя Тиссели снова надевает маску и становится миссис Уитен. Это выглядело бы более правдоподобно, если бы следы наших с вами поцелуев не были столь заметны, а ваше платье не было так сильно помято, мадам. Полагаю, экономка должна привести себя в порядок, если хочет, чтобы ее воспринимали всерьез, – ответил Люк, бросив на нее раздраженный взгляд. – Давайте, вручите мне послание Виржинии, которое призвано смирить мою гордыню. Выстройте стену, чтобы снова отгородиться от меня. Но помните, что я найду в ней слабые места и разрушу ее.

Не понимая, что это – обещание или угроза, Хлоя покачала головой и, ощутив непривычную тяжесть волос, лежащих на плечах, рассеянно нахмурилась.

– Прошу прощения, – едва слышно пролепетала она, поднимая разбросанные шпильки и чепец. На языке вертелись слова я люблю тебя, угрожая вырваться в вечерний воздух, но сказать их и уйти было бы несправедливо, поэтому Хлоя прикусила губу и пошла к выходу.